Большая фотография, вставленная в рамку, на которой замер на фоне гор и лазоревого неба гордый человек с прямой спиной и поразительным мудрым и печальным взглядом, положив одну свою натруженную руку на плечо самой младшей своей внучки, висит теперь у Казарина дома на самом почетном месте.
В Москве, в аэропорту, его встречали Ритуля с Костей и… и родители с бабушкой и дедом Архаровыми. Он не ожидал! Честно, не ожидал почему-то родителей и старших Архаровых.
Ритуля кинулась Даниилу на грудь, он ее подхватил, прижал, оторвав от пола. Она плакала, что-то говорила громко, беспорядочно, а он смотрел поверх ее головы и видел, как мама, прижав ладони к губам, качает головой и плачет беззвучно и крупные слезы текут по ее пальцам, а она, не замечая их, все смотрит и смотрит на сына с такой мукой в глазах, с таким страданием…
Он поставил на пол Риту, поцеловал в щеку. Затем пошел к родителям, остановился на пару секунд в нерешительности перед мамой, а потом обнял, крепко прижал к себе, поцеловал в макушку и попытался успокоить:
– Ну все, мам, все. Я живой, в порядке.
– Данечка! – заливалась она слезами.
Отец подошел поддержать жену, Даниил, не выпуская маму, протянул к нему руку – тот шагнул еще ближе под эту сыновью длань, обнял Даниила и жену вместе, похлопал сына по спине и прижал еще сильней. Они так и стояли втроем обнявшись – мама плакала, и отец не удержал мужских слез.
Два дня вся архаровская родня прожила у него в квартире, забросив цирк и все свои обязанности. Родители вместе с Даниилом ходили в следственный комитет, общались с фээсбэшниками и оперативниками, не пропуская ни одной подробности происшествия, и разговаривали, разговаривали с сыном, словно хотели наверстать упущенные годы.
Казарин замолчал, смотрел в бокал, который держал в руке и из которого так и не сделал больше ни одного глотка.
– Я была на шестом месяце, – тихо начала говорить Надя.
Даниил поднял голову, вернулся из своих воспоминаний и посмотрел на нее. Она кашлянула, прочищая горло, пересохшее от непролитых, удержанных волевым усилием слез и сильнейшего потрясения, которое пережила, слушая рассказ.
– Однажды Глашка вдруг начала сильно крутиться у меня в животе, беспокоиться, – продолжила Надя.
…Она прижимала ладони к животу и все успокаивала ребеночка:
– Ну ты чего? Ну все же хорошо. Что с тобой? – спрашивала Надюшка.
И так обеспокоилась, что пожаловалась Риве. А та посмотрела, как ходит ходуном ее живот, и повезла девочку в поликлинику в город. Врач ничего подозрительного не нашла, предположила, что мамаша могла что-нибудь съесть, что не понравилось плоду. В общем, фигню всякую наговорила. Так и уехали обратно. Глашуня все капризничала и крутилась-вертелась беспокойно.
А днем в новостях передали срочное горячее сообщение, что в сочинском аэропорту похищен и увезен в неизвестном направлении бизнесмен Даниил Казарин. И показали съемку с камер наблюдения, на которой Казарин отбивается от четырех кавказцев и как его бьют сзади по голове, он падает на пол, больше не двигается, и его подхватывают под руки и утаскивают через двери. Картинку показали с разных камер под разными ракурсами.
И никто! Ни одна собака, ни один человек не вступился! Не остановили бандитов – никто! В охраняемом здании аэропорта, на глазах тысяч свидетелей, днем под прицелами видеокамер и целой кучи охранников и милиции избивают и похищают человека! Вот так запросто!
Глашка билась в животе еще двое суток, а Надюха все ходила, ходила, гладила живот и успокаивала ее:
– Да ты что?! С ним все будет хорошо! Ты знаешь, какой он у тебя? Он умный, сильный и очень храбрый! Чего ты испугалась? Он справится, вот увидишь! Еще и всех победит!
Так ходила и уговаривала.
На следующую ночь он ей приснился – в какой-то темноте лежал, скрючившись, и Надя наклонилась к нему и сказала, чтобы он встал – нельзя же так спать, неудобно.
Мучительный какой-то был сон, неприятный.
Новости о похищении Казарина прошествовали по всем каналам, прошуршали еще несколько дней и сменились другими, более свежими и горячими. Потом как-то прорвалось сообщение, что за господина Казарина потребовали выкуп, и по одной из версий следствия он скорее всего находится в Чечне. И надолго замолчали о нем. Надюха искала любые сообщения в газетах, журналах, в Интернете, на альтернативных телевизионных каналах – но ничего.
Он стал ей сниться практически каждую ночь, и они о чем-то разговаривали во сне, но она не помнила о чем. Он всегда находился в темноте, и рассмотреть его было сложно, приходилось придвигаться совсем близко. Несколько раз она отчего-то сильно пугалась за него и просыпалась от испуга.
А потом по всем каналам сообщили, что Казарина освободили из плена, он вернулся в Москву и ведется следствие.
Надя замолчала. Даниил долго смотрел на нее, что-то думал и вдруг спросил:
– Ты тогда, – замолчал, словно решался спросить, – когда уходила и отповедь мне читала, сказала, что тебе меня жаль и ты поставишь свечку в церкви за мое здравие. Ну как, поставила?
– Да, – кивнула она. – Один раз, через несколько дней после той субботы. А когда тебя похитили, каждый день ходила и ставила. У нас здесь церковь замечательная, старинная, и батюшка – светлый человек.
– Ты понимаешь, что ты мне жизнь спасла? – тихо спросил Казарин.
– Ничего подобного, – отрезала решительно Надежда. – Ты сам себя спас! Только ты сам. А что там тебе виделось, так в таких обстоятельствах и архангелы разговаривать начинают, и кто угодно спустится с небес. Человеческий разум способен на странные выкрутасы.
– Способен. Это точно, – подтвердил Даниил и усмехнулся. – Но мне спасла жизнь ты, это тоже точно.
– Нет, – со всей серьезностью отрицала Надя. – Твоя сила воли, твой характер, твой разум и способности спасли тебя. И этот старик дядя Мурат помог. Все сделал ты сам.
– Слушай, – не проникся он ее пламенной речью, – есть у вас тут местечко такое, где прилечь можно покомфортней?
– Здесь есть одно клевое место на втором этаже, мы его с Глашкой очень любим: под скатом крыши, там окно, через которое можно на звезды смотреть.
– Пошли, – поднялся Казарин, поставил на стол бокал с коньяком и протянул Надежде руку.
В чилауте русского «разлива» – для расслабления после бани, на матрасе они накидали подушек, устроились поудобней, так чтобы полулежать и видеть друг друга, и Надюха задала так мучивший ее вопрос:
– Но кто это сделал, Даниил? Кто и зачем?