— Жив. Я убежден в этом.
— Сиу могли его убить!
— Вам не стоит травить себя этими опасениями, огаллала хотят привезти своих пленников к могиле вождя; они так и сделают, можете не сомневаться. Чем позже будут убиты несчастные, тем дольше продлятся их муки, а поэтому сиу в голову не придет ускорить смерть своим пленникам. Я очень хорошо знаю этих краснокожих парней, и, если говорю, что ваш отец жив, вы можете мне поверить.
Олд Шеттерхэнд лег, завернулся в одеяло и сделал вид, что хочет заснуть. Но из-под неплотно прикрытых век он наблюдал за шепчущимися Мартином Бауманом, Толстяком Джемми и Хромым Фрэнком.
Через некоторое время Толстяк поднялся и демонстративно медленно и непринужденно, как бы гуляючи, направился туда, где паслись лошади. Тотчас поднялся и Олд Шеттерхэнд, тихо последовав за ним. Он видел, как Джемми привязал к колышку своего коня, который прежде был лишь стреножен, и быстро подошел к нему.
— Мастер Джемми, чем провинилась ваша кобыла, что оказалась в неволе? — спросил Шеттерхэнд Толстяка.
Бывший гимназист в страхе обернулся, едва не вздрогнув.
— Ах, это вы, сэр! Я полагал, что вы спите.
— А я до сего момента считал вас парнем честным!
— Тысяча чертей! И вы думаете, что это ошибка?
— Почти так!
— Но почему?
— А с чего это вы так напугались, когда я появился?
— Любой вздрогнет, когда среди ночи с ним неожиданно заговорят.
— Ну, тогда он скверный вестмен. Настоящий охотник и ухом не поведет, даже если над его головой вдруг шарахнут из дробовика.
— Да, особенно если при этом пуля пройдет чуть пониже скальпа.
— Па! Вы ведь хорошо знаете, что здесь нет никаких врагов. И все же почему-то тайком привязываете к колышку вашу лошадь.
Толстяк попытался скрыть свое смущение за гневным тоном:
— Сэр, я вас не понимаю! Разве я не могу творить с моей клячей все, что хочу?
— Можете, но не так скрытно!
— О тайне и речи нет. Среди лошадей апсарока есть несколько забияк. Моя кобыла уже была ранена ими. Чтобы этого не произошло еще раз, я привязал ее к колышку; пусть отдохнет без этой норовистой компании. Если это и грех, то, надеюсь, его можно замолить.
Он отвернулся, чтобы направиться к лагерю, но Олд Шеттерхэнд положил ему на плечо руку и произнес:
— Останьтесь еще на миг, мастер Джемми. Не в моих намерениях задевать ваше самолюбие, но у меня есть повод предупредить вас. Заметьте, я делаю это с глазу на глаз, а следовательно, высоко ценю вашу репутацию.
Джемми надвинул шляпу на глаза, поскреб за ухом, как имел обыкновение делать его друг Дэви, когда находился в затруднении, и ответил:
— Сэр, если бы мне это сказал кто-либо другой, я бы слегка прошелся кулаком по его физиономии, от вас же предостережение я, так и быть, приму. Итак, если уж вы зарядили, то жмите на курок, черт побери!
— Прекрасно! Что у вас за секреты с сыном Охотника на медведей?
Возникла маленькая заминка, прежде чем Джемми ответил:
— Секреты? У меня с ним? Эти секреты так секретны, что я о них и слыхом не слыхивал.
— Но вы все время перешептываетесь друг с другом!
— Он просто хочет поупражняться в немецком.
— Но ведь то же самое можно делать и при всех. Я заметил, что он в последнее время гораздо сильнее, чем раньше, озабочен судьбой отца. Он думает, что его убили огаллала, и я напрасно старался разубедить его. Вы ведь только что слышали, как он снова принялся за старое. Боюсь, что парень вынашивает мысли, которые сделают честь его сыновней любви, но никак не рассудку. Может, вы знаете что-нибудь об этом?
— Хм! Он вам что-то говорил, сэр?
— Нет.
— Странно, вам он доверяет все же больше, чем мне. А если он молчит с вами, то со мной не скажет ни гугу.
— Сдается мне, вы пытаетесь уйти от прямого ответа.
— И не собирался!
— Со вчерашнего дня он избегает и меня и Виннету, а вы все время скачете с ним рядом. Поэтому мне казалось, что он испытывает к вам доверие.
— Скажу вам только одно: на этот раз вы ошибаетесь, хоть человек вы, надо признать, весьма проницательный.
— Так значит, он не говорил вам ничего такого о своих намерениях, которые бы я не одобрил? — внимательно глядя в глаза Толстяку, спросил Шеттерхэнд.
— Черт возьми! Вы устраиваете мне самый настоящий экзамен. Учтите, сэр, я же не школяр! Если мне кто и поведает что-то о своих семейных обстоятельствах или интимных делах, я же не трепач какой-то, чтобы болтать об этом с кем попало!
— Хорошо, мастер Джемми! То, что вы сейчас сказали, хотя и грубо, но, в общем-то, справедливо. Я, стало быть, больше не стану лезть к вам в душу и буду вести себя так, будто ничего не заметил. Но, если, несмотря на это, что-нибудь все же случится, я не буду нести за это никакой ответственности.
Охотник отвернулся и направился не к лагерю, а в противоположную от него сторону. Он был не на шутку сердит на Джемми и хотел как-то успокоиться, а лучшее средство для этого, которое он знал, — прогулка.
Толстяк медленно поплелся к огню, при этом в его голове теснились противоречивые мысли: «Чертовски острый глаз у этого парня! Кто бы мог подумать, что он что-то заметит! Он прав, совершенно прав, и я сам хотел бы, даже мог бы ему все сказать! Если бы не данное слово, которое не могу нарушить! Лучше бы мне совсем не встревать в эту канитель. Но маленький Охотник на медведей сумел обратиться ко мне так, что у меня, старого и толстого енота, сердце разминулось с разумом… А, да ничего! Все обойдется!»
Как только Олд Шеттерхэнд отошел от костра, там завязался тихий разговор.
— Вот те раз! — шепнул Длинный Дэви сыну Охотника на медведей. — Шеттерхэнд ушел! Но куда?
— Кто знает!
— Мне кажется, он вовсе и не спал. Когда встаешь так резко, не сразу отходишь ото сна. А он заторопился, словно и не лежал. Пожалуй, он наблюдал за нами.
— Зачем ему это? Мы не давали никакого повода для недоверия.
— Хм! Я, конечно, нет, но вы… Я бы поостерегся так часто говорить с вами, если бы знал, что он может это заметить. Джемми постоянно был рядом с вами, и нетрудно догадаться, что у вас с ним какие-то секреты. Это-то и бросилось в глаза Олд Шеттерхэнду. Теперь, отправившись за Джемми, он увидит, как тот привязывает к кольям наших лошадей, и догадается, что мы надумали улизнуть. Если он и в самом деле это заметит, ваш план почти провален!
— Я все равно не отступлюсь от него.
— Я предупреждал вас, что это не слишком-то по-джентльменски, и предупреждаю еще раз!
— Посудите сами, мой дорогой Дэви, разве я могу ждать целых три дня?! Да я умру от волнения!
— Но ведь Олд Шеттерхэнд сказал же, что пленники живы.
— Он мог ошибиться.
— Тогда мы все равно не сможем ничего изменить.