Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ох, ну что тебе сказать? Чтобы ты поверил мне, а? Мы… однажды, всего раз… мы делили сны. Я и Хофру. Этого довольно?
Оторопев от внезапного признания, Дар-Теен не нашелся, что и ответить. В Андоли вдруг заговорила элеанская кровь, и она выразилась именно так, как делали это женщины многих поколений крылатого народа. «Делить сны» означало ночь любви.
– По-разному бывает, – торопливо, как будто оправдываясь, проговорила элеана, – если ты действительно хочешь знать, то я была всего лишь игрушкой для Царицы серкт. Да, бескрылое и разумное существо, живущее в царском саду. Как-то раз я упала, повредила ногу и совсем не могла ходить – а у серкт, знаешь ли, целительством занимаются в основном жрецы. Они слишком хорошо знают, как устроены жители Эртинойса! Ну, и Хофру приставили меня лечить. А я в то время была совсем еще девчонкой, испуганной и одинокой. Мне было страшно, очень! Мне все казалось, что единственный, кто меня спасет от кошмаров – это Хофру. Он-то и не виноват, он оступился всего единожды, ведь жрецу подобает думать только о служении Селкирет… А потом, когда я начала узнавать его душу, я в ужасе бежала, и отвернулась от него. Он страшный. И очень, очень могущественный, почти как Говорящий-с-Царицей. Иногда мне кажется, что на нем – печать самой Селкирет…
Тут элеана глубоко задумалась, а затем вскинула жалкий взгляд на Дар-Теена.
– Ты теперь будешь меня осуждать.
– Ничуть, – ийлур пожал плечами, – ты ведь очень правильно подметила. Бывает всякое, и случается по-разному. Никогда не угадаешь, каким боком повернется судьба. Никогда не знаешь, что тебе придется делать – или наоборот, не придется…
Под сердцем кольнуло сладкой болью воспоминаний. Жасминовая ночь, зеленоглазая Эристо-Вет, которой больше не было в Эртинойсе, и к которой все еще рвалась половинка души. И ведь как глупо получалось! Они расстались давным-давно, а до сих пор сердце не могло успокоиться, и разум не желал мириться с тем, что ийлуры с пышными синими волосами попросту не существует…
– Н-да. Не угадаешь, – пробормотал Дар-Теен, – это-то и страшно.
* * *Как только начало смеркаться, Андоли потребовала руку Дар-Теена. Под аккуратно наложенной повязкой ийлур увидел добротный шов, взявшийся коричневой коркой. Элеана, судя по выражению ее мордашки, осмотром тоже осталась довольна; намазала рану какой-то зеленоватой грязью и вновь замотала. Спросила только:
– Пальцами можешь шевелить?
Дар-Теен попробовал, но безрезультатно – только выругался от проснувшейся боли. Девушка хмыкнула и покачала головой.
– Будем верить, что все срастется…
И серьезно взглянула на ийлура.
– Ну что, пора?
Им и вправду уже было пора лететь. Путь предстоял неблизкий: Храм Дракона издревле обосновался на мысу Драконья Челюсть – который, по сведениям путешественников, можно было смело считать самой южной оконечностью земель Эртинойса. Сам Храм Дар-Теен видел только на картинках, когда был адептом ордена Хранителей, и впечатления от внешнего вида сего строения остались самые неприятные. Древнейший храм издалека можно было принять за собранные в кучу щеровы кости: башни – сложенные одно к одному ребра и берцовые кости, стены – позвоночник. И неясно было, то ли древний архитектор решил пошутить, то ли именно в этом и состоял его замысел – явить Эртинойсу идею течения времени сквозь все тварное.
… Андоли, причмокивая, снаряжала крыланов. Она гладила их угловатые морды, похлопывала по бокам и бормотала что-то нежно-успокаивающее в прикрытые перепонками ушные отверстия. Элеана выглядела сильной – да и, несомненно, таковой являлась. Оставалось только гадать, какие страхи могли бросить ее в объятия жреца серкт.
«Передай привет своему господину», – вспомнил Дар-Теен слова Эльды. Любопытно, кого старуха имела в виду? Хофру? Или кого другого?
– Я не буду привязывать поводья к своему седлу, – Андоли обернулась, – тебе следует привыкать, Дар-Теен.
Ийлур согласился. Конечно же, глупо, когда здоровяк вроде него боится летать. Хочешь – не хочешь, приходится осваивать новый способ передвижения. Ведь когда-то и на щера влезть боялся – ровно до тех пор, пока не пришлось уезжать из стойбища кочевников, что в Ничейных Степях.
… И он даже нашел в себе силы не зажмуриваться, и даже заставил себя глядеть на быстро уплывающую в темноту твердь Эртинойса – в то время как крылан, мерно взмахивая перепончатыми крыльями, устремился к чистой золотой луне.
С высоты птичьего полета даже ночью было видно, как сильно изменился Эртинойс: проходя по его землям, серкт, словно саранча, оставляли после себя проплешины голой земли. Не пустыню – пустоши, где кроме низкого кустарника ничего не росло. Получилась невиданных размеров залысина, отметившая путь чужаков от моря Радуг до границы Черных песков и Диких земель, где они обосновались окончательно. И по-прежнему черной иглой утыкалась в небо башня Могущества – темнее южной ночи, словно трещина в бесконечность, и за ее макушку цеплялись жиденькие облака серо-охряного цвета, впитывающие равнодушный свет звезд.
Дар-Теен покрутил головой. Ему хотелось увидеть то, что сталось с храмом Шейниры в Диких землях – но курчавая шапка джунглей надежно скрыла темный храм. А может быть, и его развалины, если Элхадж попался в руки Царицы серкт. О храмах Фэнтара Светоносного ийлур даже не думал: их довольно было отстроено в землях детей этого бога, названных Северным Берегом, и в воинственном Алхаиме, и в терпимом к синхам Гвенимаре. Элеаны – те и вовсе храмов не строили, предпочитая многочисленные алтари, посвященные Сумеречному Санаулу.
«И куда оно все ушло?» – от безысходной тоски хотелось выть, – «не осталось ничего… И никого. Только жалкая горстка кэльчу, укрывшихся в Кар-Холоме».
Снова перед глазами стояла Эристо-Вет. Благоухал жасмин, тихо журчал ручеек, полный хрустальной воды…
И вдруг – словно молния, расколовшая ночное небо – пришли странные, неясные воспоминания.
Когда же это приключилось? Не иначе, в тот год, когда Дар-Теену пришлось выполнять миссию на севере. Он сам вызвался, только чтобы убежать, скрыться от Эристо-Вет, не видеть ее некоторое время – и попытаться задавить свою безнадежную и выпивающую все силы любовь.
В одну из ночей к нему, Дар-Теену, явился очень старый элеан со злыми черными глазами. И было не понятно, то ли это случилось во сне, то ли наяву, но старик сказал:
– Ты хочешь ее вернуть? Как насчет честной сделки?
… О том, что составляло саму сделку, Дар-Теен не вспомнил. И разозлился. Значит, какой-то никчемный старикашка выкромсал куски его собственных воспоминаний? А может, еще и сподобился убить гадалку, а затем наворотить дел еще похуже? Хотя, размышляя здраво, хуже было уже некуда.
А крыланы все плыли и плыли в лунном свете, ныряя во влажный пух редких облаков, и снова выныривая в холодную и чистую темноту.
Они летели до рассвета, и только когда на горизонте запылал костер зари, пошли на снижение.
* * *… – Расскажи мне о серкт.
Андоли покосилась на ийлура и зевнула.
– Я многого не знаю, Дар-Теен. Не забывай, что я была зверушкой, а зверушкам много не показывают. Хофру, правда, отвечал на мои вопросы… Но порой я чувствовала, что он лжет.
Они сидели, прислонившись спиной к высохшему стволу огромного и старого дерева. Буря вывернула исполина с корнями, и вокруг уже наросли молодые и крепкие деревца – получилась старая кость в изумрудной мякоти леса.
– А ты его любила? Этого жреца?
Элеана пожала плечами.
– Не думаю… видишь ли, тогда я искала избавления от кошмаров. Мне все казалось, что два жреца пилой отпиливают мои крылья, а Хофру на вид был такой… надежный, что ли. Но он насквозь прогнил изнутри, я это очень скоро поняла.
– Ничего, – смущенно пробормотал ийлур, – скоро все исправим. И не будешь знать, кто такие серкт.
Воцарилось молчание.
– А ты? – прозвучал тихий голосок Андоли, – кем ты был, Дар-Теен? Может, расскажешь мне… О ней?