Читать интересную книгу Поводырь в опале - Андрей Дай

С тех пор, смею надеяться, молодой человек, стал моим соратником. Во всяком случае, когда речь зашла о пакете социальных гарантий работникам предприятий, которые должны были образоваться после распределения концессий, Петя всегда вставал на мою сторону в спорах с Фризелем. Тот вообще не видел надобности включать в требования к кандидатам в концессионеры какие-либо пункты о правах рабочих. Мол, не дело это губернского правления, указывать почтенным богатеям, как именно им стоит обращаться с нанятыми людишками. Сын начальника АГО тоже не понимал, зачем мне это надо, но все равно поддерживал. Видимо, просто из-за стремления к справедливости.

Нужно сказать, ничего такого сногсшибательного я и не хотел. Десятичасовой рабочий день, минимальная ставка оплаты труда и страхование людей от несчастного случая. Ни о бесплатной медицине, ни о пенсиях даже заикаться не стал — этого и у большинства чиновников пока еще нет, а тут рабочие. Идеи социальной справедливости в Европе нынче в моде, но мне их приверженцем быть нельзя. Невместно, едрешкин корень.

В конце августа вернулась экспедиция, отправленная мной на север губернии, в поисках нефти. Кораблик, на котором они уходили в поиск, притащил на прицепе пароход, тянувший пару барж с датскими переселенцами и небольшой партией ссыльных. Приключения моих порученцев достойны отдельной книги. Так что ограничусь описанием буквально в двух словах — нефть нашли. Причем, что совсем удивительно — не глубоко. Уже во втором колодце, который выкопали на берегу озерца, всего на глубине сажени в три, на дне стали собираться нефтяные лужицы. Я, честно говоря, воспринял не иначе, как чудо. Ну или бонус, подброшенный мне Господом. Уж кому как не мне было знать, что в моем мире черное золото обнаружили только на глубине в два километра, а тут всего-то — шесть метров.

Привезли мне шесть десятиведерных бочек, так сказать, в подарок. Я их тут же передал химикам в свои лаборатории, с наказом испытать на возможность получения керосина, но остатки не выливать, а показать мне. Обещали немедленно заняться, как только закончат опыты с коксованием привезенного из окрестностей Судженки угля. А пока крышки бочек залили воском и поставили на склад.

И снова закрутили дела, да так, что о подарке и вспомнить было некогда. Приехали из Бийска мои казачки. А с ними, в роли экспедитора при большой коробке с ассигнациями, и личным представителем в губернской столице, Мефодий Гилев — младший брат Васьки Гилева.

Еще при нем был здоровенный куль темно-зеленой шерстяной ткани — по мнению Германа, неплохого качества, и толстая стопка исписанных самим Василием Алексеевичем листов. Большей частью в послании содержался подробный финансовый отчет по нашим совместным делам, и после прочтения я, на глазах Мефодия эти бумаги сжег. Ну, правда. Не стану же я проверять, что где Гилев купил и куда продал?! Не забыл о наших договоренностях — и то ладно. И сто тридцать пять тысяч рублей ассигнациями тому лучшее доказательство. Пусть эта гора разноцветной бумаги и не решит всех моих проблем, но вполне способна еще какое-то время хранить веру местных купцов в моей платежеспособности.

Оказалось, деньги Василий передал не все. Это уже брат на словах передал. Говорил, что нынешним летом едва не по всей Монголии шкурки сурка скупали. Приказчики в таких местах побывали, где прежде белого человека вообще ни разу не видели. И столько набрали, что тюки через бомы две недели перетаскивали. На счастье, их всего два труднопроходимых осталось. Остальные подполковник Суходольский уже укротил.

Так вот, Гилев опасается, что коли вывалить на Ирбитской ярмарке всю эту гору меха, так цены обязательно понизятся. Планирует большую часть для Нижнего Новгорода приберечь, но если у меня какое-то иное мнение есть, так Мефодий до брата мои советы и донесет. Тем более что из тех шкурок чуть ли не каждая четвертая вроде как моя.

Конечно, у меня было особое мнение. И очень странно, что эта мысль не пришла в голову самому матерому торговцу Ваське Гилеву. Не за что ведь не поверю, будто бы он не знает в чем именно ценность этих монгольских сурковых шкурок!

Дело в выхухоли! Есть такой забавный зверек в русских лесах. На помесь крота с ежом похож, только колючек нет. Мех у него густой и плотный. И в Европе ценящийся выше бобрового. Одно только плохо — мало этих чудных носатиков осталось. К нынешним временам может и совсем бы уже выбили их, да монгольские сурки на подмогу подоспели. Очень уж их шкурки похожи оказались, да еще и дешевле чуть ли не в три раза. Шубку выхухоли на ярмарках дешевле чем за полтора рубля и не отдают, а сурковые — сорок пять копеек за белую, шестьдесят за черную. Вот и повадились основные поставщики редкого меха на торги в Лейптциг вместо выхухолевых сурочьи возить. И всем хорошо. И зверькам, которых ловить долго и хлопотно, и ну их. И монголам — у них этих сурков дети волосяной петлей арканят по десятку в день. И купцам — прибыль втройне и товара всегда много. А европейцев уже и не спрашивал никто.

Естественно, были в Сибири и такие купцы, что до самого Лейпцига добирались с мягким товаром. Но все-таки, большинство торговцев дальше Ирбита и не забирались. Время — деньги. Пока до этих заграниц доберешься, трижды степнякам стеклянные бусы на шкурки поменять успеешь. А один из родственников уважаемого господина Куперштоха, достославного Каинского купца, считал иначе. Вот к этому, весьма расчетливому господину я Мефодия и отправил. Куперштох обещал мне врачей и инженеров в России искать и в Сибирь зазывать, и слово свое не держал. Я ему за просто так что ли идею с консервами подарил? Значит, теперь он мне, вроде как, должен. Пусть с родней как хочет договаривается, но чтоб всю пушнину у Гилевых по высшей цене Ирбита забрали.

Еще младший Гилев передал просьбу старшего, каким-нибудь образом исходатайствовать разрешение для них на использование на их суконной мануфактуре паровых машин. Рек в Бийске, которые можно было бы запрудить и водобойное колесо устроить нету, а лошадьми крутить станки дорого и хлопотно. А как здорово бы было, если бы мертвая железяка им всю фабрику энергией снабжала! Пообещал попробовать что-нибудь сделать, но сразу наказал, чтоб уже начинали договариваться о концессии на разработку угольной шахты. Возле Кузнецка много хороших месторождений есть. Машина топливо сотнями пудов поедает, а с дровами в АГО жуткий дефицит.

Не так уж и трудно написать министру Уделов Адлербергу. Он уже наверняка в курсе, что у нас с Асташевыми общий банковский бизнес, а сам министр долю в приисках Ивана Дмитриевича имеет. Все в этом маленьком, едрешкин корень, мире связано! Теперь вот, получается, и я, в какой-то мере, Адлербергу компаньон.

Конечно, и приличествующие случаю доводы у меня имеются. В конце концов, почему бы и не отменить глупый стародавний запрет на «огневое» производство, при условии, что топки паровых машин и металлоплавильных печей не дровами, а углем станут топить?! Государь уже разрешил разработку месторождений в своей вотчине, так нужно же теперь создать потребность в устройстве копей. В общем, сразу и надиктовал Мише послание, и обрадованный Мефодий отправился в Каинск — передавать привет от меня Куперштоху.

Думал, наступит осень, дороги развезет, и я смогу хоть немножко перевести дух. Не тут-то было. В сентябре я уже с нежностью вспоминал летнее затишье. Тогда у меня хотя бы находилось время на посещение мадемуазель Карины Бутковской.

И аукцион на сентябрь я тоже зря назначил. В Томске вдруг чуть ли не вдвое увеличилось число жителей. Стряпчие выли и падали в обморок прямо за своими столами — так много им пришлось оформлять свидетельств о регистрации всевозможных товариществ на вере или торговых домов. Купцов первой гильдии в крае было не так много, а к участию в торгах на право разработки недр допускались только промышленники или промышленные организации с капиталом свыше ста тысяч рублей на ассигнации. Народ кинулся объединяться, а приказчики Гинтара в банке открывать новые счета.

Государственный банк в виде не маленького каравана, под охраной пятидесяти конных жандармов, въехал в город в первой декаде сентября. Кавалеристы проводили несколько тяжелых экипажей с деньгами до нового, только-только достроенного, здания, и убыли в распоряжение Кретковского. А через несколько дней, после Воздвиженских праздников, устроили торжественное открытие Томского отделения. Промышленный банк, тихо, без помпы, переехал в новый особняк еще через неделю.

Где-то в промежутке, в Ушайку втолкнули плоты с семьями моих мастеровых. Пересыльная тюрьма к тому времени уже стала Карантинным поселением для датчан, и баб с ребятишками оказалось совершенно некуда пристроить. Кто же мог подумать, что и датчане и томичане появятся в губернской столице в одно и то же время?!