Читать интересную книгу Принц Галлии - Олег Авраменко

— Вот черт! — произнес он с досадой. — Разминулись все-таки...

Оруженосец развернул знамя Гаскони и при помощи двух слуг поднял его над шатром. Филипп ничего не делал, лишь наблюдал за их работой, но его присутствие при сием действе было обязательно — на турнирном жаргоне это называлось поднимать собственноручно. Затем на специальной жерди справа от входа в шатер был укреплен щит с гербом, касаясь которого концом своего копья противники должны вызывать Филиппа на поединок.

Когда все формальности были выполнены и Филипп уже собирался в обратный путь, из небольшой рощицы шагах в трехстах позади шатров показались два всадника. Они во весь опор неслись к нему, размахивая руками и что-то выкрикивая на ходу. Один из них, могучего телосложения великан на громадном коне, был, несомненно, Эрнан. Вторым всадником, чья лошадь, в сравнении с Шатофьеровым Байярдом, больше походила на пони, оказался Симон.

Друзья подъехали к Филиппу и спешились.

— Привет, соня! — загрохотал Эрнан. — Проспался, наконец?

— Говорят, ночью ты был у принцессы, — вставил словечко Симон. — Ну как, здорово развлекся?

Филипп содрогнулся.

— Ой! Не напоминай!

— Что, объелся?

— Да вроде того, — уклончиво ответил Филипп и решил переменить тему: — Так вы уже размялись?

— Да вроде того, — передразнил его Эрнан. — И даже чуток отдохнули в той рощице. Этак самую малость... — Он сухо прокашлялся. — Черт! Жажда замучила. Пожалуй, пора возвращаться.

Филипп это предвидел.

— Может, сначала перекусим?

— А? — оживился Эрнан. — У тебя есть жратва?

— Естественно... Гоше, — велел он слуге, — занеси котомку в шатер. Давайте войдем, ребята, укроемся от солнца. Вот жара адская, не правда ли? Если такое будет твориться и во время турнира, дело дрянь.

— Будет хуже, если зарядит дождь, — заметил Эрнан. — К жаре я привык в Палестине. А вот дождь... Терпеть не могу, когда чавкает грязь под ногами лошадей.

Внутри шатра они устроились на мягкой подстилке из соломы, накрытой сверху плотной тканью, и принялись за еду. Филипп маленькими глотками потягивал из бутылки вино и, добродушно усмехаясь, наблюдал, как его друзья с уписывали за обе щеки внушительные куски хорошо прожаренного мяса.

Наконец Эрнан удовлетворенно похлопал себя по животу и сыто отрыгнул.

— Очень даже неплохо, — проворчал он, отбросив в сторону пустую бутылку и извлекая из котомки следующую. — Это, как я понимаю, наваррское. Великолепное вино, нечего сказать.

— Гасконское лучше! — хором возразили Филипп и Симон, затем недоуменно переглянулись и громко рассмеялись.

Эрнан тоже захохотал:

— Экие мне патриоты! У дураков, говорят, мысли сходятся.

Симон мигом унял свой смех.

— Ты меня обижаешь, Эрнан.

— Это насчет чего?

— Насчет дураков, разумеется.

— А-а! — протянул Шатофьер, ничуть не удивившись. Зная Симона с детства, он давно привык, что порой тот принимает шутки за чистую монету. — Ты уж прости, дружок, что я лишний раз напомнил о твоем несчастье... Кстати, Филипп, а вот у меня действительно есть причина для обиды. Оказывается, твой будущий тесть пригласил зачинщиком Гамильтона.

— Ну и что? Судя по рассказам, Ричард Гамильтон — добрый рыцарь.

Эрнан состроил презрительную гримасу.

— Да уж, добрый! Много хуже меня. Я должен быть на его месте. Ведь я лучше, я сильнее.

— Не спорю. — (Филипп решил не бередить рану друга и умолчал о том, что поначалу король собирался пригласить седьмым зачинщиком Шатофьера, но, получив письмо от Гамильтона, отдал предпочтение шотландцу.) — Надеюсь, ты не упустишь случая доказать свое превосходство?

— Непременно! Я покажу этому выскочке, где раки зимуют.

— Между прочим, — Филипп достал копию регламента. — Ты можешь записаться еще до жеребьевки — но только начиная с третьего круга.

— Я уже записался, — ответил Эрнан. — Пятнадцатым.

— Не хочешь рисковать?

— Конечно, нет! Ведь когда придет время бросать жребий, незанятыми останутся лишь четырнадцать первых и, возможно, еще несколько последних мест — и на них будут претендовать не менее полусотни рыцарей. А я не хочу, чтобы глупая случайность помешала мне участвовать в турнире. Лучше быть пятнадцатым, чем вообще никаким.

С этими словами Эрнан вновь запустил руку в котомку.

— Ай-ай-ай! — произнес он, вынимая последнюю бутылку. — Осталась единственная и неповторимая.

— Не грусти, — утешил его Филипп и протянул ему свою, полную на две трети. — Вот. С меня достаточно.

— И мою можешь взять, — добавил Симон. — Там осталась почти половина.

Шатофьер одобрительно хмыкнул:

— Вот и ладушки. Вы, ребята, настоящие друзья... Ну что ж, коль скоро у меня есть что пить, я побуду здесь до приезда императора. Передайте Жакомо...

— Это излишне. Август Юлий изменил свои планы. Он прибывает завтра утром.

— Ах, так! Тем лучше. Тогда я чуток сосну в твоем шатре, не возражаешь?

— О чем речь! Спи, сколько влезет.

— Так я и сделаю, спешить-то мне некуда. Во дворце меня никакая барышня не ждет... Кстати, о барышнях. Слыхал я, что ты остался с носом. Это правда?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, я о той смазливой девчушке, сестре Монтини, — Эрнан лукаво прищурился. — Говорят, ты положил на нее глаз, но она отвергла твои домогательства и предпочла Габриеля. Прошлой ночью у них уже состоялось свидание.

— Ба! — изумился Филипп. — Говорят? Кто?

— Спроси у Симона. Это он рассказал.

Филипп повернулся к Симону:

— А ты откуда знаешь?

Тот почему-то смутился.

— Я... ну, я сам видел, как Габриель выходил из ее комнаты.

— Ага, понятно. Ты разговаривал с ним?

— Да.

— И он не просил тебя держать язык за зубами?

— Ну... собственно... это...

— Все-таки просил?

Симон виновато заморгал.

— Да, просил.

— Ах, ты трепло несчастное! — негодующе рявкнул Эрнан. — Какого тогда дьявола ты разбалтываешь чужие секреты?! К твоему сведению, Филипп, этот пустомеля уже по всему дворцу раззвонил про Габриеля и его барышню.

Филипп укоризненно поглядел на Симона и вдруг улыбнулся.

— Стало быть, ты видел, как Габриель выходил от Матильды? Ладненько. — Тут он ткнул его пальцем в грудь. — Но ты-то что делал на половине фрейлин в это самое время?

— Точно, — подхватил Эрнан. — Воистину: сей вопрос достоен пристальнейшего изучения!

Симон покраснел, как вареный рак, и, запинаясь, пробормотал:

— Я?.. Я просто... просто так...

— Ой, не заливай! — отмахнулся Шатофьер. — Если тебе удается водить за нос Амелину, и она искренне убеждена в твоей верности, то со мной этот номер не пройдет. Думаешь, я не знаю про дочь лурдского лесничего?

— А? — Филипп озадаченно взглянул на внезапно скисшего Симона, затем вопрошающе посмотрел на Эрнана: — О чем ты говоришь, дружище? Причем здесь дочь лурдского лесничего?

— А при том, что у этой самой дочери есть три дочурки, чертовски похожие на верного супруга госпожи д’Альбре де Бигор.

— Да ты шутишь! — воскликнул ошарашенный Филипп.

— Нет, клянусь хвостом Вельзевула. Он путается с нею с тринадцати лет, а старший их ребенок родился за полгода до его женитьбы на Амелине.

— Черти полосатые! Симон, это правда?

Симон и не шелохнулся, как будто вовсе не расслышал вопроса. Ссутулив плечи и опустив глаза, он был похож на пойманного с поличным преступника, который прекрасно понимал, что выкручиваться бесполезно.

Филипп вновь обратился к Эрнану:

— Но как же так? Почему я не знал?

— Да потому, что никто не знал... Гм, почти никто — за исключением лесничего, нескольких слуг, держащих свои языки на привязи, и матери Симона.

— Его матери?!

— Ну, да. Она-то и подыскала для милки своего сына покладистого мужа, который постоянно находится в разъездах и не задает лишних вопросов насчет того, откуда у его жены берутся дети. Надобно сказать, что наш Симон, хоть и простоват с виду, но хитрец еще тот. Он так ловко обставлял свои амуры с той девицей, что даже его товарищи, с которыми он отправлялся якобы на охоту, ничего не подозревали. Я и сам проведал об этом лишь недавно.

— Как? От кого?

— Э, нет. Позволь мне не открывать своих источников информации. — Эрнан вздохнул. — Впрочем, зря я тебе рассказал. Теперь у вас с Амелиной появился повод наплевать на свое обещание и возобновить шуры-муры.

Филипп энергично затряс головой, словно прогоняя жуткое наваждение.

— Нет, это уму непостижимо... Я не могу поверить!.. Симон, ты... ты... Ведь ты был для меня идеалом... идеалом супружеской верности. Я всегда восхищался твоей преданностью Амелине и... даже завидовал тебе — что ты способен так любить... А теперь... Нет! Я вернусь во дворец. Мне надо переварить это... привыкнуть... осознать... смириться... — И он, как ошпаренный, вылетел из шатра.