А кто из них был прав? Да разве за такой короткий срок разберешься, кто прав, а кто нет?
Издавна люди воевали с вредными жучками и саранчой, со всевозможными врагами урожая, со всякими сорняками. Воевали, как могли. Истребляли и уничтожали, как могли. Приходилось всегда быть настороже, чуть зазевайся — и сорные травы тебя одолеют. Разрастутся в каждом углу, под заборами, среди живых изгородей, на пустырях. Они нигде не пропадут. В засуху гибнут злаки, чахнет кукуруза, а сорные травы, упорные и выносливые, знай растут и зеленеют.
И вот появляется новая вредоносная трава, выходец из иного времени; быть может, она способна не только заглушить, вытеснить пшеницу с кукурузой, но и уничтожить человечество. Если так, остается одно: воевать с нею, бороться всеми средствами, как с любым зловредным сорняком.
Ну, а если это не простой сорняк, а особенный, на редкость живучий? Если он отлично изучил и людей и растения — и эти познания и способность приспосабливаться к любым условиям помогают ему выжить, как бы ожесточенно ни боролись с ним люди? Если его ничем другим не возьмешь, кроме высокой радиоактивности?
Ведь именно так решена была задача, поставленная в той странной лаборатории в штате Миссисипи.
И если задача решается так, Цветы могут сделать только один, самый простой вывод Избавиться от угрозы радиации. А попутно завоевать благодарность и любовь человечества.
Допустим, все так и есть. Тогда прав Пентагон.
Раздался звонок. Джо снял трубку, протянул мне.
Язык не слушался, губы одеревенели. С трудом я выталкивал из себя жесткие, отрывочные слова:
— Алло. Слушаю. Это сенатор?
— Да.
— Говорит Брэдшоу Картер. Из Милвила. Мы сегодня утром разговаривали. У барьера.
— Ну конечно, я помню, мистер Картер. Чем могу быть вам полезен?
— Дошел слух…
— Распространилось множество разных слухов, Картер. До меня тоже их доходит немало.
— …что на Милвил сбросят бомбу. Сегодня утром генерал Биллингс сказал…
— Да, — не в меру спокойным тоном произнес сенатор, — я тоже это слышал и был весьма встревожен. Но никаких подтверждений не последовало. Это всего лишь слухи.
— Попробуйте стать на мое место, сенатор. Вам неприятно это слышать — и только. А нас это кровно касается.
— Понимаю, — сказал сенатор. Я так и слышал, как он мысленно спорит сам с собой.
— Скажите мне правду, — настаивал я. — Решается наша судьба.
— Да, да, — сказал сенатор. — Вы имеете право знать. Этого я не отрицаю.
— Так что же происходит?
— Достоверно известно только одно. Между атомными державами ведутся совещания на самом высоком уровне. Это условие пришельцев, знаете, для всех — гром среди ясного неба. Разумеется, совещания эти совершенно секретные. И вы, конечно, понимаете…
Ну, ясно, — сказал я. — Обещаю вам…
— Да нет, не о том речь. Еще до утра газеты наверняка что-нибудь пронюхают. Но мне все это очень не нравится. Похоже, что там пытаются прийти к какому-то соглашению. Учитывая настроения широких масс, я весьма опасаюсь…
— Ох, пожалуйста, сенатор, только без политики!
— Прошу извинить. Я не то имел в виду. Не стану от вас скрывать, я крайне обеспокоен. Я стараюсь собрать самые достоверные сведения.
— Значит, положение критическое.
— Если этот барьер сдвинется еще хотя бы на фут или случится еще что-либо непредвиденное, не исключено, что мы предпримем какие-то шаги в одностороннем порядке. Военные всегда могут заявить, что они действовали в интересах всего человечества, спасали мир от вторжения чуждых сил. Они могут также заявить, что располагают сведениями, которых больше ни у кого нет. Могут объявить эти сведения совершенно секретными и откажутся их огласить. Опубликуют какую-нибудь подходящую версию, а когда дело будет сделано, преспокойно подождут, пока пройдет время и все уляжется. Конечно, скандал будет страшный, но они это перенесут.
— А вы сами что думаете? Чья возьмет?
— Понятия не имею! — сказал сенатор. — Мне не хватает фактов. Я не знаю, что думают в Пентагоне. Не знаю, какие факты есть у них. Не знаю, что представители генерального штаба сказали президенту. Совершенно неизвестно, как поведут себя Англия, Россия, Франция.
На минуту в трубке стало тихо и пусто. Потом сенатор спросил:
— Не можете ли вы там, в Милвиле, со своей стороны что-либо предпринять?
— Можем обратиться с воззванием, — сказал я. — Ко всем, широко. Через газеты, по радио…
Мне показалось — я вижу, как он качает головой.
— Это не поможет, — сказал он. — Ведь никому не известно, что происходит у вас, за барьером. Может быть, вы попали под влияние пришельцев. И, спасая себя, готовы погубить все человечество. Конечно, газеты и радио ухватятся за ваше воззвание, поднимут шум, раздуют сенсацию. Но это ни в какой мере не повлияет на решение официальных кругов.
Только взбудоражит людей, повсюду в народе еще сильней разгорятся страсти. А волнений сейчас и без того хватает. Нам нужно другое: какие-то бесспорные факты и хоть капля здравого смысла.
Он попросту боится, что мы спутаем все карпы, вот в чем суть. Хотят, чтоб все было шито-крыто.
— И притом, нет достаточно веских доказательств… — продолжал сенатор.
— А вот Дэйвенпорт думает, что есть.
— Вы говорили с Дэйвенпортом?
— Нет, не говорил, — со спокойной совестью ответил я.
— Дэйвенпорт в таких вещах не разбирается. Он — ученый, привык к уединению, вне стен своей лаборатории он теряется…
— А мне он понравился. По-моему, у него и голова и сердце на месте.
Эх, зря я это сказал: мало того, что сенатор напуган, теперь я его еще и смутил.
— Я дам вам знать, — сказал он довольно холодно. — Как только сам что-либо узнаю, извещу вас или Джералда. Я сделаю все, что в моих силах. Думаю, что вам не о чем тревожиться. Главное — старайтесь, чтобы барьер не сдвинулся с места, главное — сохраняйте спокойствие. Больше вам ни о чем не надо заботиться.
— Ну еще бы, сенатор, — сказал я. Мне стало очень противно.
— Спасибо, что позвонили. Я буду поддерживать с вами связь.
— До свидания, сенатор.
И я положил трубку. Джо смотрел вопросительно. Я покачал головой.
— Ничего он не знает и говорить не хочет. Я так понимаю, ничего он и не может. Не в его власти нам помочь.
По тротуару простучали шаги, и тотчас дверь распахнулась. Я обернулся — на пороге стоял Хигги Моррис.
Надо же, чтобы в такую минуту нелегкая принесла именно его!
Он поглядел мне в лицо, перевел глаза на Джо и снова на меня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});