Читать интересную книгу Пуля для депутата - Алексей Рыбин

— Ах, значит, ты с Гнедко на пару меня разводила тут? Ждали, значит, пока я все карты вам выложу? Тебе то есть…

— А что ж? Конечно! Ты разводишь, тебя разводят — надо быть к этому готовым.

— А ты специально за этим сюда приехала? В качестве такого вот шпиона?

— Ну да! Не все же мне ишачить за гроши на этом телевидении. Приятно, конечно, но оно ведь никуда от меня не уйдет, правда? Тем более что теперь я, как ты знаешь, генеральный продюсер… В общем, Гена, советую смириться, поскольку сейчас Гнедко со спецназом сюда нагрянул. Слышишь, как садят внизу?.. Это, Гена, не бандиты твои, а спецназ. Все официально! Ты у нас теперь особо опасный преступник — организатор заказных убийств, понимаешь ли, важных персон. Маликова, к примеру. Про Гриба твоего я уже не говорю…

Дверь, ведущая из апартаментов Гены в коридор, распахнулась, и на пороге возник Захар Яковлевич Гинденблат с ручным пулеметом наперевес.

Комаров отшатнулся от двери и оказался рядом с Галиной. Ипатьева же взирала на Гинденблата с не меньшим изумлением, чем хозяин апартаментов, которого она продолжала держать на мушке.

Захар Яковлевич Гинденблат в свою очередь, тоже слегка ошалел от открывшейся перед ним голливудской сцены: обнаженная красавица с пистолетом в руке и высокий, стройный молодой мужчина в хорошем костюме, которого она держит на прицеле; вид у красавицы при этом весьма решительный.

Эта заминка Захара Яковлевича и определила исход ситуации.

— Вы кто? — растеряно спросила Галина, ожидавшая увидеть взвод ОМОНа. Или самого Гнедко в сопровождении охранников. Но уж никак не замызганного старикашку с допотопным пулеметов времен Великой Отечественной. И с удушливым запахом перегара изо рта, ощущаемым отчетливо даже на расстоянии.

Захар Яковлевич не успел ответить. Комаров среагировал быстрее: он одной рукой перехватил руку Ипатьевой и вырвал у нее пистолет, а другой своей рукой локтевым захватом пережал ей горло. Притянул журналистку к себе и приставил пистолет со снятым предохранителем к виску Галины.

— Дорогу! — хрипло бросил Геннадий Гинденблату. — Дорогу, гад, или я убью ее!

Захар Яковлевич, продолжая целиться в Комарова, сделал шаг в сторону.

ОМОН действительно прибыл на место. Приехал и Гнедко, разработавший всю операцию еще в Москве и привлекший к участию в ней Ипатьеву (она соблазнилась большими деньгами, которые Гнедко с легкостью перевел на ее счет, специально открытый для этого в Нью-Йорке): на черном «Мерседесе», с целой сворой телохранителей. Но произошло это всего на несколько минут позже того, как началась не запланированная никем атака трофейщиков.

Максимов полулежал на заднем сиденье джипа, постепенно приходя в себя и с облегчением чувствуя, как тяжесть в груди отпускает, как голова перестает кружиться и клочки мыслей, вертящихся в бешеном круговороте, начинают складываться в нормальные, доступные для понимания фразы и предложения.

«Обложили! — думал он, машинально шаря по карманам в поисках сигарет. — Наконец-то… Я же сам учил детей, говорил им, что зло никогда не останется безнаказанным. В той или иной форме. Вот — первый звоночек уже случился: Смерть-матушка стучится в дверь… Сейчас легко мог коньки отбросить! (Сколько таких мужиков валится на улицах с сердечными приступами? Да каждый день, пожалуйста: бац! — и летальный исход. А что я сделал хорошего? Сделал ли вообще что-нибудь?)»

Максимов нащупал-таки сигареты и закурил. Ему было безразлично — можно сейчас вдыхать дым — сразу-то после приступа! — или нельзя. Это волновало меньше всего.

«Сделал! Еще тогда, когда детей учил. Когда был обычным «совком». Когда слово «бандит» для меня звучало как книжное и не имеющее отношения к окружающей реальности. Вот тогда, кажется, кое-что сделал. По крайней мере, одного-двух пацанов вывел на, что называется, путь истинный. Хотя — кто его знает: где он, истинный путь-то? Легко было бы жить, если бы все знали про этот истинный путь! Никто его не знает. И я не знаю…»

Максимов скосил глаза в окошко и увидел любопытную картину: из сумрака на набережную маленькой речки выехал черный «Мерседес», казавшийся благодаря призрачности питерской ночи еще больше, чем он был на самом деле. За «мерсом» показались два джипа и автобус. Из последнего начали бесшумно выпрыгивать на землю ловкие, мощные фигуры ребят в камуфляже и в масках, целиком закрывавших лица.

«Вот и все! — печально подумал Николай Николаевич. — Против этих мне не потянуть. Как жалко! И додумать не успел. Но сдаваться — идти под суд, вилять, оправдываться… Нет, не могу!»

С того места, где стоял джип Лопаты (Максимов перебрался уже на переднее сиденье), был хорошо виден мостик через речку, за которым начиналась территория больницы.

Выстрелы, непрерывно гремевшие несколько минут назад, теперь прекратились, и над местом недавнего побоища повисла тишина.

«Последний парад! — мелькнула у Максимова шальная мысль. Сам плохо осознавая, что он делает, Николай Николаевич врубил фары и осветил двумя широкими столбами света мост и больничный двор со взорванными, распахнутыми воротами.

Рядом с мостом стояла белая «Ауди». Машина избежала последствий разгрома, который учинил на стоянке Боец, поскольку припаркована она была особняком — в стороне, даже не на территории больницы, а за воротами, под высоким дряхлеющим тополем.

От ворот к машине пятился высокий мужчина в черном костюме. Одной рукой он держал за горло совершенно голую молодую женщину, другой — прижимал к ее виску пистолет. Когда свет фар выхватил его фигуру из темноты, мужчина инстинктивно обернулся: посмотрел на мост — и снова перевел взгляд туда, где он фиксировал прежде. За странной парой шел на небольшом расстоянии сгорбившийся, низкорослый человечек, в котором Максимов узнал Захара Яковлевича Гинденблата. В руках тот нес древний ручной пулемет с болтающимися растопыренными ножками. Максимов посмотрел по сторонам и увидел, что часть бойцов ОМОНа бежит к его машине, а часть — в сторону моста, на перехват троицы, медленными шагами, словно под гипнозом, двигавшей к белой «Ауди»…

Николай Николаевич вдруг понял: молодой мужчина с заложницей — это и есть его враг. Сердце снова сжалось в тяжелый, холодный комок и упало куда-то в область живота. Перед глазами опять начали летать золотистые мухи, предвестницы обморока. Однако решение уже пришло — несмотря на подступающую тошноту, на внезапную сухость во рту, на какие-то посторонние образы, стихийно рождавшиеся в мозгу и мешавшие сосредоточиться.

«Я всегда за все рассчитывался сам! — повторял про себя Максимов, цепляясь за эту четкую мысль и не давая ей исчезнуть под натиском непрошеных видений: картин детства, лиц давно умерших друзей, внезапно выплывающих из ночной темноты. — Извините, ребята, и на этот раз я должен рассчитаться сам!»

Он нажал педаль газа и крутанул руль, разворачивая джип, чтобы ехать к мосту…

Когда молодой бандит подошел к «Ауди», он отвел руку с пистолетом от виска женщины и, очень буднично и спокойно прицелившись, выстрелил в Гинденблата. И тот, так же спокойно и буднично, плавно согнулся, сломался в коленях — и упал лицом вперед, уткнувшись носом в землю.

— В машину! — приказал Комаров Ипатьевой, когда отвратительный старик выронил наконец-то свой пулемет и упал на асфальт.

Гена сильно пихнул обессилевшую от нервного перенапряжения журналистку, и она буквально влетела на переднее сиденье «Ауди».

— Не возьмете, суки… Комарова вам не взять! — шептал Гена, выводя машину на мост. — У меня заложник… Никто не посмеет… Они все тебя видели, милая моя! Так что я вам еще покажу — и тебе, и твоему уроду кремлевскому, Гнедко, мать его в душу. Решили питерского бандита развести? Да я сам кого хочешь разведу так, что мало не… Что?! Что?!

За секунду до страшного лобового удара Максимов вдруг почему-то видел себя сидящим в уютной «Пальме». Напротив него, за столиком расположился тип, который был известен Николаю Николаевичу под кличкой Бурый и который несколько дней назад грубо указал Максимову на дверь.

— Извини, мужик! — говорил Бурый. — Я человек маленький: что мне сказали, то и делаю. Откуда мне знать, что ты такой крутой?!

— Я не крутой, — отвечал Максимов. — А просто… Нормальный.

Гнедко, выйдя из своего «Мерседеса», с интересом наблюдал, как черный, невесть откуда взявшийся джип вылетел на мост, быстро набирая скорость, и врезался всей своей массой в «Ауди», шедшую ему навстречу. Его слегка озадачил тот факт, что ни джип, ни белая «Ауди» не пытались уйти от лобового столкновения: ни одна из машин не вильнула в сторону даже на сантиметр!

Вот только взрыв был неожиданно сильным. Видно, в багажнике джипа лежали какие-то сюрпризы — скорее всего, боезапас тех неизвестных, что опередили Гнедко и его ребят и первыми напали на больницу.