Читать интересную книгу Орёлъ i соколъ - Лебедев Andrew

И тысячелетиями красивая женщина была как вещь, переходившая из рук одного сильного в руки другого. Пришел тот, кто получше вооружен, да покрепче в плечах, да и отнял женщину – забаву для постели, как отнимал у того, кто послабее – отнимал и красивое седло, и коня, и меч и одежду. Так было везде – и в средневековой Японии, и в древней Азии, и в Египте и в Месопотамии. И готовность женщины принять волю над нею более сильного, а не более любимого, въелась в гены.

Женщина не противилась судьбе, и покорно принимала в своё лоно фаллос нового господина. Господина – завоевателя.

А сердцу всегда можно приказать…

Ах, Таня, в наше время, мы не слыхали про любовь…

Вот так!

И сама Лидия, разве она не отдавалась каждую ночь убийцам своего мужа?

Они убили ее мужа там на их даче в Усово по Рублевке, и она потом привыкла к тому, что прикажет Ходжахмет – пойдет она с Ливийцем. Убили Ливийца, приказали ей, и она пошла в постель к другому господину…

Но с Катей было по-другому.

Катя теперь уже добровольно поехала сюда в гарем к Ходжахмету.

И мужа ее еще не убили, Лидия видела его вчера в покоях у Ходжахмета, как они там мирно беседовали…

Значит, значит, ее госпожу продали?

По мирному соглашению сторон?

Значит мир уже живет не по законам европейской цивилизации, а по иным законам?

Лидия не спросила Катю, но Катя, почувствовав немой вопрос, сама хотела рассказать. Рассказать и объяснить. Но не могла. Не могла, потому что была связана обетом тайны.

***

Это был тяжелый разговор, очень трудный разговор с генералом Богдановым, новым начальником разведки Резервной ставки Верховного главнокомандования.

Генерал сам нанес ей визит, посетив Катю в ее комнате на третьем жилом уровне шахтного комплекса.

Посюсюкался с маленьким Сан-Санычем, подарив ему пластмассовый пистолетик красного цвета, молодой мамаше преподнес духи и коробку орешков в шоколадной глазури.

Катя поставила воду в электрочайнике, достала растворимый кофе.

Присели.

Генерал откашлялся и начал.

Сперва про Сашу и про его ответственное задание, что вот вернется с победой, и все заживут новой счастливой жизнью.

Но до победы еще далеко.

А во все времена и во всех больших войнах, подруги героев помогали своим мужьям в их ратной борьбе.

Богатырки Брумгильда с Кримхильдой – те брали мечи и вставали спиной к спине со своими Зигфридами и Хагенами, и наши, тоже – взять хоть и кино про Александра Невского, которое как раз вчера показывали по внутреннему кабельному телевидению Ставки? Василису Буслаеву помнишь?

И на Великой Отечественной Войне так было, и теперь…

А у разведчика – у него своё специфическое поле битвы.

И жена разведчика тоже, должна быть готова к тому, чтобы помочь мужу. Помочь своей Родине…

Разве не так?

В общем, дошли потихоньку до главного.

Надо бы Кате вернуться к Ходжахмету.

Саша сообщил оттуда, что так надо.

И не просто вернуться, чтобы быть там в залоге, но вернуться именно в качестве Ходжахметовой жены.

Неформальной, а настоящей его жены.

– А как же Саша? – спросила было Катя, но тут же пожалела об этом, устыдившись своего глупого вопроса…

Ну да…

Он же сам и предложил…

Он же сам и договорился с Ходжахметом.

– Но если ты не поедешь, – твердо сказал Богданов, – Сашке отрежут голову, а мы проиграем эту последнюю нашу войну.

И Катя вдруг поняла, что именно от нее, именно от них с Сашкой и зависит теперь общая судьба обитателей Ставки.

Да что там Ставки – бери выше!

– А Сан-Саныч? – спросила Катя.

– А Сан-Саныч тоже солдат нашей армии, – ответил Богданов, – знаешь, как в восемнадцатом веке в гвардию зачисляли сразу по рождению, как того же Пушкинского Петрушу Гринева!

– И он? – в волнении спросила Катя.

– Он у нас останется, нам тоже нужна гарантия, понимаешь?

Все понимала Катя.

Она понятливая была.

Оттого Саша Мельников на ней и женился.

Теперь в посольской миссии своего мужа, Катя исполняла роль некой Верительной грамоты. …

3.

– Верительные грамоты вручены, экселенс! Настала пора серьезного и доверительного обмена информацией, – сказал Саша.

– Да, – кивнул Ходжахмет, – я как раз собирался объяснить тебе некоторые позиции в новой парадигме нашего мира.

Они сидели на открытой веранде рыбацкой хижины Ходжахмета, обставленной в Хемингуэевском стиле. Хижина представляла собой современное бунгало, расположившееся на оконечной части сильно вдававшегося в море низкого, почти пустынного мыса. Несколько пальм возвышались над плоской крышей одноэтажной хижины, давая некоторую тень, и напоминая Саше нечто уже виденное, толи на открытках, рекламировавших курорты далекой Кубы, толи в фильмах с Ди Каприо о райских островах и дико растущей индийской конопле.

– Я где то видел твоего стюарда, – сказал Саша, когда слуга, одетый в белый пиджак с одним серебряным погоном на левом плече, поставив перед господами стаканы с ледяной кока-колой, удалился к себе в свой бар – Да, это артист одного из питерских театров, – кивнул Ходжахмет, – его фамилия Лжедмитриев, я его специально привез сюда, чтобы он служил мне здесь.

– Ты поклонник театра музкомедии? – удивился Саша.

– Да нет, – пожал плечами Ходжахмет, – просто он мой физический отец.

Помолчали.

Каждый о своем.

– Так вот, – спохватился Ходжахмет, – я расскажу тебе по порядку, как мы пришли к получению ключа времени.

– Я весь самое благодарное внимание, – кивнул Саша, – слушаю тебя с интересом.

– Начну с чистой теории, – сказал Ходжахмет, делая глоток ледяной кока-колы, – Время становится пластично изменяемым при трех условиях. Первое, это скорости, близкие к скорости света, и это явление тогда еще только на уровне так называемого парадокса времени, было теоретически открыто Эйнштейном.

В знак понимания Саша молча моргнул глазами.

– Но управляемым процесс изменения или как мы теперь говорим, пластификации времени, становится возможным только при введении в формулу понятия о количестве информации.

Ходжахмет испытующим взглядом поглядел на Сашу.

– Я пока не понимаю, – признался Мельников.

– О-кей, я постараюсь объяснить. Помнишь у Фауста, – остановись мгновенье?

– Ну, помню.

– Не ну! Просто Гете уже кое-что знал.

– Что знал? – спросил Саша.

– То, что ключ можно взять и там и там.

– Не понимаю.

– А что тут понимать? – усмехнулся Ходжахмет, – третья компонента, это нравственный знак, и он может быть как положительным, так и отрицательным, это зависит от того, у кого находится ключ. У дьявола, у которого Фауст брал ключ, нравственный знак один, а у Ангелов Божиих, знак полярно противоположный, так что можно найти ключ и там и там, но важно обязательно сделать выбор и обладание одной лишь информацией ничего не даст.

– Значит их два ключа? – спросил Саша.

– Молодец, понял, – хлопнул себя по колену Ходжахмет.

– А какой теперь у вас? – спросил Саша.

– Догадайся с трех раз, – хмыкнул Ходжахмет.

– Значит, вам необходим теперь еще и второй ключ? – спросил Саша.

– Правильно, – кивнул Ходжахмет, – он необходим нам, чтобы во временно-ситуационных пластах у нас не было бы никакой конкурентной борьбы.

– И этот второй ключ должны достать люди с противоположно нравственным зарядом?

Так что ли?

– Умница, именно так. И поэтому, я тебе еще не отрубил голову. Пока.

– А почему ты уверен, что добыв, я отдам тебе потом этот ключ? – спросил Саша.

– Потому что ты любишь Катю, и потому что ты такой, какой ты есть, – ответил Ходжахмет.

Ходжахмет щелкнул в воздухе пальцами, и в проёме стеклянных дверей появился послушный стюард.

– Сочини ка нам кофе, – сказал Ходжахмет, и сладко потянувшись, медленно врастяжку произнес, – погода какая стоит а? И ночи, ночи такие звездные! По такой погоде так трахаться хочется! Сегодня оттрахаюсь по полной программе. С Катей оттрахаюсь.

Саша ничего на это не сказал.

Только задумчиво посмотрел в синюю морскую даль.

***

– Колдовские заклинания это всего лишь пароли к уровням управления, – терпеливо объяснял Абдулла Аббас, – это всего лишь команды, содержащие блоки кодов управления и доступа. Говоришь "Абракадабра-сим-сим", а работает это в системе общего информационного поля с постоянно включенным вай-фай доступом, так же, как если запускаешь в обычном навигаторе команду "энтер" или "exe"…

– Понимаю, – кивнул Саша, – но заклинания действовали не всегда.

– Верно, и здесь вступает второе необходимое условие, – сказал Абдулла Аббас.

– Нравственный знак? – поспешно спросил Саша.

– Можно назвать это и так, – но математически это звучит иначе.

– Теперь понятно, почему были белые маги и черные, и почему порою для преодоления определенного уровня требовались невинные младенцы и чистые девы.