Но в большинстве случаев мы изучали своих друзей и врагов из мира бактерий по одному, а не как динамичные и разнообразные сообщества, образовывать которые для них естественно. Мы знаем, например, какой набор бактерий преобладает во рту, отличающемся свежим дыханием, в устойчивом к инфекциям горле или в пищеварительном тракте здорового человека, свиньи или курицы. Но готовы ли мы сделать следующий шаг — определить наилучший состав микробной смеси, чтобы сделать, скажем, бинт непроницаемым для золотистого стафилококка или разделочную доску непригодной для жизни сальмонеллы?
Даже когда мы опишем весь спектр нашей микробной среды, задача еще далеко не будет выполнена. Микробные сообщества, как и любые экосистемы, способны эволюционировать и подвержены нарушениям. Талер предвидит будущее, в котором мы будем непрерывно отслеживать эти невидимые изменения. Чтобы отслеживать их в окружающей среде, нам понадобятся методы, ранние предшественники которых разрабатываются сейчас для обнаружения угроз, связанных с биотерроризмом. Что касается здоровья отдельных людей, Талер предвидит: врач в ходе медосмотра будет пользоваться чем-то вроде мощного микроскопа, проверяя, все ли нужные микробы на месте и сохраняют ли они оптимальное равновесие. “Стоит также задаться вопросом о том, — говорит он, — что потребуется для выявления и поддержания благотворных реинкарнаций Тифозной Мэри”. Под такими “реинкарнациями” он имеет в виду людей, которые не только получают пользу от собственной здоровой микрофлоры, но и передают ее другим.
Возвращаясь к еде и напиткам, в области которых люди уже сделали самые первые, младенческие шаги по направлению к одомашниванию микробов, ученые уже задаются вопросом, не пора ли перестать ограничиваться культивированием микроорганизмов для производства йогуртов и сыров и вернуть в состав нашей пищи ряд представителей тех микробных сообществ, когда-то пропитывавших висевшее у нас на стропилах мясо, а также овощи и крупы, которые мы без особых ухищрений хранили в погребах и цистернах.
“Сама мысль, что нам стоит преднамеренно вернуть бактерий в мясо и овощи, которые мы едим, может приведи в ужас сотрудника службы контроля качества пищевых продуктов, — говорит Тодд Кэллауэй из исследовательской службы Министерства сельского хозяйства. — Но неправда, будто природа не терпит пустоты: она обожает пустоту. Пустота дает “плохим парням” место, где развернуться”. Если его коллеги преодолеют это табу, говорит Кэллауэй, в нашей жизни вполне может найтись место таким вещам, как аэрозоли для мяса или овощей, содержащие “микробные консерванты” вроде выделяющих кислоту лактобактерий.
“Мир, в котором мы живем, тоже живой, — подытоживает Талер. — Наш организм не может оптимальным образом функционировать, когда мы пытаемся создавать ему стерильную среду. Лучше будет, если мы научимся жить в глубокой и тесной связи с живым окружающим миром go всей его цельности и неразрывности”.
Часть 7. Лечить больного, а не болезнь
[Имеющийся у нашего организма] арсенал позволяющий нам отбиваться·от бактерий, такой мощный и включает такое количество разных механизмов обороны, что представляют для нас еще большую опасность, чем сами наши враги. Мы Живем в окружении взрывных устройств, мы заминированы.
Врач-иммунолог Льюис Томас (1978)
Чудовище внутри нас
Запах переспелой тыквы и по сей день вызывает у Кевина Трейси в памяти тот майский вечер 1985 года, когда в отделение неотложной помощи Нью-Йоркской больницы привезли маленькую девочку с сильными ожогами. Трейси в то время проходил второй год резидентуры, обучаясь на нейрохирурга. У одиннадцатимесячной Дженис было обожжено больше 75 % тела. За несколько минут до этого, ползая на полу, она оказалась между ног своей бабушки, когда та снимала с плиты кастрюлю с кипящей водой. Трейси закончил осмотр ужасных ожогов, и медсестры намазали тело младенца толстым слоем антибиотического крема “Сильваден”. Его резкий, сладковатый запах прочно запечатлелся в памяти Трейси за ту ночь и последовавший за ней беспокойный месяц.
Трейси знал, что шансы выжить у Дженис невелики, потому что никакой, даже самый толстый слой антибиотической мази не сможет заменить утраченной кожи — естественной преграды, которая защищает тело от невидимого моря окружающих бактерий. Стоит бактериям проникнуть внутрь, дальше кожи и слизистых оболочек, и это может привести к воспалению всего тела — сепсису, природа которого по-прежнему плохо изучена (в восьмидесятые годы считалось, что его вызывают бактериальные токсины). Сепсис часто оказывается смертелен, если принимает одну из двух тяжелых форм. У Дженис развились обе.
Через четыре дня после того, как Дженис попала в больницу, давление крови у нее резко упало, потому что кровеносные сосуды внезапно стали так протекать, что значительная часть жидкости из них вышла в окружающие ткани. У девочки начался септический шок. В течение двенадцати часов Трейси и дюжина других врачей и медсестер трудились, поддерживая в ее теле жизнь с помощью сосудосуживающих средств и обильного вливания внутривенной жидкости. Все это время они помнили о том, что если шок продлится больше половины суток, то никакие усилия не помогут спасти внутренние органы и конечности младенца. Но они понятия не имели, сколько времени продержится такое состояние.
Наутро, в девять часов, давление крови у Дженис поднялось и стабилизировалось почти так же быстро, как раньше обрушилось. Ей не пришлось ампутировать пальцы ни на руках, ни на ногах, но было весьма вероятно, что легкие, почки и другие органы получили повреждения. После этого организм девочки в течение трех недель медленно восстанавливался после шока, и когда ей исполнился год, вся семья собралась в палате, чтобы отпраздновать ее день рождения — с шариками и шоколадным тортом.
Но на следующий день, когда Дженис на руках у медсестры только что допила обеденную порцию смеси из бутылочки, глаза у нее внезапно закатились, и кардиомонитор показал остановку сердца. Трейси вспоминает как страшный сон: он прибежал в палату на крики сестры, задействовал Зппаратдля искусственного дыхания и непрямого массажа сердца, а затем помогал кардиохирургу, тщетно пытавшемуся заставить сердце девочки заработать. Маленькой Денис удалось пережить молниеносный септический шок, но ее убил последовавший за ним отказ органов, вызванный его скрытным собратом — тяжелым сепсисом.
Но почему? Ни тогда, ни теперь никому не удавалось ронять, почему у одних пациентов тяжелый сепсис или септический шок развивается, а у других — нет. Иногда казалось очевидным, что все дело в развитии масштабной бактериальной инфекции. В других случаях, как с маленькой Дженис, бактерии, которые могут способствовать сепсису, столь немногочисленны и незаметны, что их так и не удается обнаружить в ходе анализов крови и мочи или при вскрытии.
“Этот прискорбный и загадочный случай заставил меня выбрать другую специальность, — говорит Трейси. — Вместо того чтобы стать нейрохирургом, я решил заняться исследованиями сепсиса”. Хотя сепсис и редко называют по имени в свидетельствах о смерти, от него умирают около четверти миллиона американцев ежегодно. Часто он развивается как “осложнение” после тяжелых травм и операций или в результате хронических заболеваний. “В наши дни, когда мы слышим о том, что кто-то умер от бактериальной инфекции, — говорит Трейси, — истинная причина смерти — почти всегда сепсис”.
Особенно велик риск развития сепсиса у людей с тяжелыми ожогами, иммунодефицитом, диабетом или параличом. В случае последних двух групп нарушенное кровообращение и открытые язвы делают человека предрасположенным к бактериальному заражению крови. Например, парализованный актер Кристофер Рив умер от сепсиса, развившегося в результате заражения пролежня, что нередко бывает с людьми, прикованными к постели или инвалидному креслу. По оценкам специалистов, еще миллионы людей ежегодно умирают от сепсиса на последних стадиях развития смертельных заболеваний, таких как рак или болезни сердца.
При этом, хотя к сепсису может приводить присутствие на запретной территории любых бактерий, некоторые их разновидности вызывают его чаще, чем другие. К самым печально известным относится патогенный штамм USA300 устойчивого к метициллину золотистого стафилококка. Именно он убил в 2003 году студента колледжа Рики Ланнетти, замечательного футболиста двадцати одного года, и заставил врачей ампутировать ноги двум молодым женщинам из Балтимора, которых зимой того же года лечили от воспаления легких в Медцентре Джонса Хопкинса. Все они стали жертвами септического шока. Вызывающий “токсический шок” стрептококк, от которого в 1990 году умер создатель “Маппет-шоу” Джим Хенсон, тоже известен своей склонностью вызывать сепсис.