— Посреднику надо говорить по-русски, — заметил Лэньер.
— Кто-нибудь из наших сможет помочь. Римская, или этот немецкий лейтенант, Рудольф… как его… Егер.
— Римская — это хорошо, но его знаний может не хватить на дипломатические нюансы. Егер будет полезен. Но я не возьмусь за это дело, если не смогу работать с русскими напрямую, без переводчиков. Я могу поехать в третью камеру и позаниматься, пока вы будете договариваться с Плетневым о стыковке.
— У нас нет нескольких недель, Гарри.
Лэньер покачал головой.
— Столько и не потребуется, хватит нескольких часов. — Он глубоко вздохнул и наклонился вперед. — Не кажется ли вам, что имеет смысл покончить с секретностью?
Герхардт на мгновение задумался.
— Внутренней? Я не уверен.
— Вам самому не хочется узнать, в чем, собственно, дело?
— Конечно. Но кто возьмет на себя ответственность за снятие ограничений.
— Мы больше не являемся частью военной стратегии Земли; мы предоставлены сами себе. Можно считать, что то же самое верно и с политической точки зрения.
— Вы имеете в виду, что мы сами себе хозяева?
— Именно, — подтвердил Лэньер.
— Это банка с червями, в которую мне прямо сейчас неохота лезть.
— Хорошо, я беру на себя ответственность, по крайней мере, за один шаг. Библиотеки больше не закрыты. Информация, содержащаяся в них, доступна всем.
— Даже русским?
— Даже русским, если они заключат с нами мирное соглашение, — сказал Лэньер. — Я выучу русский, вы разработаете процедуру переговоров, и мы предложим им часть того, что у нас осталось.
— Киршнеру не понравится, если мы разрешим этим ублюдкам стыковку. И он наверняка не захочет идти на уступки.
— Кто отвечает за внутреннюю безопасность? — многозначительно спросил Лэньер. — И есть ли у нас выбор?
Проснувшись, Патриция обнаружила, что кабина погружена в полумрак. Она повернулась и взглянула в окно. Поверхность коридора более чем в двадцати километрах внизу была темной и покрытой рубцами. Глубокие разрезы пересекали вдоль и поперек испещренную пятнами землю; их края тускло блестели.
Повернувшись на другой бок, она оглядела кабину. Ее похититель лежал, закутавшись в сеть из мерцающих синих и зеленых огней. Между огоньками проскакивали искры, а под сетью тело окутывал полупрозрачный зеленоватый туман.
Сила тяжести в кабине была достаточной, чтобы почувствовать разницу между потолком и полом. Соскользнув со своего ложа, Патриция протянула руку, чтобы коснуться светящейся сетки и разобраться, настоящая ли она, но ее остановил голос.
— Пожалуйста, не трогайте. — Ольми стоял в передней части кабины. Патриция перевела взгляд с фигуры на койке на того Ольми, который только что к ней обратился. — Я — частичное воплощение, фантом. Ольми отдыхает, совершая тальзит-медитацию. Если у вас есть к нему дело, пожалуйста, позвольте мне заменить его.
— Кто вы?
— Личный фантом, дубль. Пока он отдыхает, я выполняю все его обязанности, которые не требуют физических действий. Я нематериален. Я только изображение.
— О. — Она нахмурилась. — Что он… делает? Что с ним происходит?
— Тальзит-медитация — это процесс, во время которого он окружен тальзитскими носителями данных. Его тело очищается от нечистот, а разум — от препятствий, мешающих ясности мыслей. Тальзит-данные информируют, реорганизуют, совершенствуют умственную деятельность. Это нечто вроде сна.
— Вы просто запись?
— Нет. Я связан с его мыслительными процессами, но так, что это не мешает его отдыху.
— Где?.. — Патриция чуть не сказала «буджум». Она оглянулась и увидела плоскоголовое, с вывернутыми коленками коричневое существо, свернувшееся на своем ложе и глядевшее на нее спокойными медленно моргающими глазами.
— Привет, — мелодично произнесло оно.
Патриция судорожно сглотнула и кивнула.
— Еще раз, как вас зовут?
— У меня нет имени. Я франт.
— А кто ведет корабль?
— Корабль, в данный момент, управляет собой сам. У вас, людей, наверняка есть машины, которые могут делать это, — объснил франт укоризненным тоном.
— Да. Конечно. — Патриция снова повернулась к фанту. — Почему коридор изменился?
— Много веков назад здесь была война. Поверхностный материал, принесенный на Путь — в коридор — был серьезно поврежден. В некоторых местах вы можете видеть сам Путь.
— Война? — Патриция посмотрела вниз на испещренный рытвинами ландшафт.
— Когда джарты оккупировали Путь, они удалились от ворот на тысячи километров. В то время ворота были заблокированы или строго охранялись. Когда Аксис попытался пройти через них и вновь установить над Путем свой контроль, джарты оказали сопротивление. Их прогнали, а этот участок, на всем протяжении до Пушинки сейчас заблокирован и пуст.
— О. — Патриция снова легла и стала смотреть на огоньки, мерцающие вокруг Ольми. Она очень устала. Глаза горели, в горле пересохло; в груди ощущалась тяжесть, а мускулы рук и ног болели от напряжения. — Я плакала, — сказала она.
— Вы проспали последние двенадцать часов, — сообщил франт. — Во сне вы были спокойны. Мы вас не трогали.
— Спасибо. Аксис — это то место, куда мы направляемся?
— Да, — сказал франт.
— Что там будет со мной?
— Вы будете почетной гостьей, — ответило изображение Ольми. — В конце концов, вы из нашего прошлого и очень умны.
— Я не люблю… суеты, — мягко возразила Патриция. — И я хочу вернуться и помочь моим друзьям. Они нуждаются во мне.
— Ваше присутствие там не является решающим, и мы посчитали, что это опасно.
— Тем не менее, я хочу вернуться. Я хочу, чтобы вы знали: вы увезли меня против моей воли.
— Мы сожалеем об этом. С вами будут хорошо обращаться.
Патриция решила, что спорить с призраком бесполезно, будь он личный или какой-то еще. Она обхватила плечи руками и стала смотреть на обожженный, почерневший ландшафт далеко внизу. Сейчас невозможно было думать о прошлом, о том, что произошло до того, как она оказалась на этом корабле. Действительно ли она хотела вернуться? В самом ли деле там было нечто, чрезвычайно важное для нее?
Да. Лэньер. Он ждал от нее помощи. Она была частью его команды. И Пол, и ее семья. Мертвые. Она нащупала письма в кармане, а затем потянулась к сумке, в которой лежали мультиметр, электронный блокнот и процессор. Их никто не трогал.
Сосницкий умирал. Из пяти врачей, сопровождавших батальон, двоим удалось прорваться во вторую камеру, и они не собирались скрывать от генерала правду. Один из них, лысый худой, со шрамом, пересекающим пол-лица, отвел Мирского в сторону, когда тот подошел к опушке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});