Читать интересную книгу Самозванцы - Дмитрий Шидловский

Сейчас, оглядываясь на прошлое, полковник с сожалением вынужден был признать, что для победы над самозванцем не требовалось ни особой тактики, ни оружия. Нужен был просто лидер, которому верят и за которым идут. Ни Василий Шуйский, ни его вороватый и трусливый брат Дмитрий на эту роль не годились. Почти вся Москва считала братьев Шуйских подлыми и хитрыми боярами, захватившими власть ради собственной корысти. Не то что умирать, но и просто пошевелить пальцем в поддержку этих людей не хотел почти никто.

На семейство Романовых рассчитывать тоже не приходилось. После того как Иван Романов чуть не казнил Крапивина за борьбу с провокаторами, у полковника зародилось подозрение, что этот клан тайно поддерживает противника. Когда же Ростовский митрополит Филарет (в миру Федор Никитич Романов) был доставлен в лагерь самозванца и провозглашен патриархом, когда он начал рассылать по всей стране воззвания в пользу «царя Дмитрия», Крапивин окончательно укрепился в мысли о предательстве Романовых. Предательство Романовых было вполне логично в свете событий на Варварке, с которых начались скитания полковника по здешнему миру. И всё это наполняло сердце воина жгучей неприязнью к интриганам, которым предстояло занять престол и которые фактически явились зачинщиками смуты.

Впрочем, Крапивин знал, кто может объединить здешний народ. Родовитость, энергия и заслуги этого человека перед отечеством давали ему возможность стать настоящим лидером. Пришпорив коня, Крапивин поравнялся с Федором:

— Послушай, Федор, мне кажется, что наш воевода, князь Михаил, лучший из тех, какие есть сейчас на Москве.

Федор внимательно посмотрел на него.

— Пожалуй да, — согласился он.

— А не думаешь ли ты, что и царем он был бы лучшим, чем Василий?

Федор долго и внимательно смотрел в глаза сослуживцу, после чего произнес:

— Кому царем быть на Руси, то Божья воля… Но князь Михаил и по знатности не уступит, и в ратном деле превзойдет.

ГЛАВА 32

Переговоры

Крепость Орешек обогнули большим крюком по льду. Гарнизон этого русского форпоста уже несколько месяцев как присягнул самозванцу, и князь Скопин-Шуйский опасался, что отряд заметят и вышлют за ним погоню. Далее двигались устьем Невы. Для Крапивина эта часть маршрута представляла особый интерес. Эти места в своем мире он знал как окрестности Ленинграда-Петербурга. Здесь это была окраина государства, богом забытые места, слабозаселенная полоса на границе со Швецией. То здесь, то там на берегах Невы стояли небольшие деревушки.

Еще большим было удивление Крапивина, когда уже на подъездах к дельте он увидел большое, достаточно зажиточное село с православной церковью. Догнав Федора, он спросил:

— Послушай, здесь что, тоже русские живут?

— Ясное дело, — усмехнулся Федор. — Земля-то русская, хоть и окраинная.

— А я думал, что здесь все больше финны обитают.

— Кто? — наморщил лоб Федор.

— Ну, чухонцы, — быстро поправился Крапивин.

— А, так те все больше по лесам. Немало их тут, что верно, то верно.

Крапивин повернул голову направо и с изумлением увидел возвышавшийся у впадения небольшой речки в Неву крепостной вал. Даже толстый слой снега не мог скрыть явственных очертаний бывшего фортификационного сооружения.

— А это что? — указал Крапивин на вал.

— Был здесь свейский городок с крепостицей. Их новгородцы более ста лет назад пожгли, еще до того как под московский скипетр встали.[22]

— Так значит, это свейская земля? — переспросил Крапивин.

— Не-а, — энергично замотал головой Федор. — Наша. Еще князь Александр Ярославович Невский ее от свеев оборонял, потому как те завсегда на сию землю зарились. Так было-то, почитай, более трехсот лет назад.

— А жить-то здесь не пробовали?

— Так вон же, крестьяне живут.

— Ну а города ставить, крепостицы?

— Это ты здешних мест не знаешь, — скривился Федор. — Сейчас все снежком запорошено да льдом сковано. А как весна придет, так хлябь здесь одна да топь. Кому так жить охота?

— Свей, вон, хотели.

— Так басурмане же. А русскому человеку здесь жизни нет, — подвел итог дискуссии Федор.

Выйдя к Финскому заливу, отряд свернул направо и направился вдоль берега. Теперь справа от них располагался девственный карельский лес, а слева обдувала ледяными ветрами промерзшая Балтика. Путники кутались в тулупы и шубы и испытывали страстное желание укрыться от ледяного пронизывающего ветра. Но дорог на здешнем Карельском перешейке не было, и это вынуждало отряд двигаться вдоль берега. Не было здесь и столбов, ни верстовых, ни пограничных. Когда Крапивин спросил у Федора, где проходит граница со шведами, тот задумчиво почесал затылок и изрек:

— Пес ее знает. Все вокруг Нево-реки — наше, это точно. Что окрест Выборг-города — ихнее, так повелось. А что промеж, никто не делил.

— А вот на польской-то границе столбы стоят да засеки, — заметил Крапивин. — Там шаг ступил направо — в Московии, налево — в Речи Посполитой.

— Так там земля какая! Там на каждой пяди урожай собрать можно. Оттого мы с ляхами отродясь за нее деремся и каждый аршин мерим. А это, кому оно надо? — Федор махнул рукой на Карельский перешеек, туда, где, как знал Крапивин, со временем вырастут коттеджные поселки «новых русских». — Леса одни непролазные, чухонцы только и живут.

Выборгский замок возник перед утомленными путниками, как грозное видение, неколебимый символ мощи северного соседа. Крапивин помнил этот город как областной центр, приграничное селение СССР, а потом Российской Федерации. Здесь же это был форпост шведской короны на юго-восточных рубежах. Впрочем, когда Крапивин стряхнул с себя воспоминания человека новейшей эпохи и взглянул на крепость с точки зрения ратника начала семнадцатого века, он не смог не признать, что это очень зажиточный и прекрасно укрепленный город. Мощные крепостные стены хорошо защищали его улочки, теснящиеся друг к другу дома богатых купцов и ремесленников, церкви с острыми шпилями и крупный порт со складами и пирсами, стоявший сейчас в запустении по случаю холодной зимы.

Много раз виденный в двадцатом веке выборгский замок тоже произвел на Крапивина немалое впечатление. Если подполковнику спецназа ФСБ РФ Вадиму Крапивину было ясно, что взятие этого укрепленного объекта сводится, по сути, лишь к выбору между внезапной, стремительной десантной операцией и получасовым артобстрелом, то полковник войска царя Василия Шуйского Владимир Крапивин понимал, что перед ним фактически неприступная цитадель, взять которую можно только измором либо многодневным артобстрелом из осадных орудий с последующим штурмом, в котором будет потеряно огромное количество ратников.

Во внутреннем дворе замка их встретил глава русского посольства стольник Семен Головин. Он распорядился разместить отряд Скопина-Шуйского и пригласил самого князя в покои, отведенные русской миссии. Воевода властным жестом подозвал Федора и Крапивина, ответив на вопросительный взгляд стольника:

— То мои люди и советчики ближайшие. От них у меня тайн нет.

— Воля твоя, князь, — развел руками Головин.

Они скинули обсыпанные снегом шубы, потом прошли в трапезную, где смогли обогреться у камина и наскоро пообедать. При этом стольник искренне извинялся, что вынужден потчевать гостей красным вином и не в состоянии достать «человеческих» медов и кваса для недовольных «басурманским пойлом» князя и Федора и с явной опаской поглядывал на Крапивина, который с удовольствием поглощал тонкое французское вино. Когда гости обогрелись и насытились, стольник начал невеселый рассказ о ходе переговоров.

— Свеи лютуют, князь, — жаловался он. — Что государь наш велел, то мы отстояли, но не обессудь, многое уступить придется. Подписали свеи грамоту, что без согласия нашего отдельно с Жигимонтом мира не заключат. Обещали послать нам на помощь конницы две тысячи да пехоты три тысячи. Подчиняться они будут своему воеводе, а уж он — тебе. За то мы должны коннице платить пятьдесят тысяч рублей в месяц, а пехоте по тридцать пять тысяч. Да воеводе ихнему пять тысяч рублей. Офицерам же всем купно такоже пять тысяч в месяц. Да подписали мы грамоту, что государь наш и все наследники его отрекаются на веки вечные от прав своих на землю Ливонскую. Да еще должен я тайную грамоту подписать, что через три недели, как свейское войско в землю нашу придет, мы королю свейскому город Корелу с уездом передать обязаны и всех ратников своих оттуда отвести.

— Крутенько, — покачал головой Скопин-Шуйский. — Ну да снявши голову, по волосам не плачут. Мне нынче войско для обороны Москвы потребно. За Ливонию мы с ними опосля поспорим. Когда договор подписывать будем?

— Посол Моис Мартензон, с коим я переговоры уж сколько ден веду, договор тот подписывать прав не имеет, — сообщил Головин. — Должен на днях из ригсдага, думы ихней, боярин Еран Бойе приехать. Он и подпишет. Так у них, у басурман, заведено, что без думы король ни мира заключить, ни войны объявить не может. Тьфу, нехристи.