Читать интересную книгу Лицо тоталитаризма - Милован Джилас

Возможности человеческого разума безграничны, он способен порой к весьма плодотворным и тонким наблюдениям, причем чувственное восприятие или, что одно и то же, инструментальные данные – не более чем необходимый фактический материал, на основе которого делаются выводы, строятся научные теории, открываются законы. Эйнштейну для создания теории относительности не понадобились ни приборы, ни лаборатории, ни научные эксперименты; он пользовался лишь карандашом, бумагой и мыслью, прибегнув к математическим вычислениям и, разумеется, пользуясь достигнутым к тому времени уровнем знаний. Теория относительности есть плод интуиции Эйнштейна, а не результат проведенных им экспериментов, и многие совершенно справедливо считают его теорию не только научной, но в не меньшей степени философской. Аналогичную двойную роль в истории современной мысли сыграли открытия Коперника, закон гравитации Ньютона, учение о происхождении видов Дарвина и экономическая теория Маркса.

Кроме того, любой современный психолог знает, что познание материи не есть простое "фотографирование", как его представлял Ленин. Материя независима от того, что люди, и в том числе Ленин, думают о ней; но мы не знаем о ней ничего, кроме того, к чему пришли благодаря достижениям науки и разума. А современный уровень человеческих знаний не только не согласуется с положениями Энгельса-Ленина, но и опровергает их. Поэтому определение материи так же изменчиво, как и представление о ней, его никогда нельзя было свести к тому, что дано человеку в его ощущениях. Понимание материи есть форма всеобъемлющего человеческого знания о мире, своего для каждой эпохи и каждого значительного мыслителя.

Рассуждения Б. Рассела на эту тему приводят его к следующим выводам:

"То, что для одного философа значительно в теории относительности, – это замена пространства и времени пространством-временем. Здравый смысл полагает, что физический мир состоит из "вещей", которые длятся (живут) в течение одного отрезка времени и которые движутся в пространстве. Философия и физика развили понятие "вещь" и понятие "материальная субстанция", полагая, что материальная субстанция состоит из частиц, которые очень малы, и каждая из них постоянно длится (живет) в течение времени. Эйнштейн на место частиц поставил события: каждое событие имеет.определенное отношение к некоторому другому событию, это отношение называется "интервал", оно может разными способами анализироваться как элемент-время или элемент-пространство. Выбор одного из этих разных способов был произвольным, и с теоретической точки зрения ни один из них не мог быть предпочтен другому. Если даны два события А и Б в различных областях, может случиться, что по одной конвенции они единовременны, по другой, что А раньше, чем Б, а в соответствии с третьей, что Б раньше, чем А. Но никакие физические факты не отражают эти различные конвенции.

Из этого, по-видимому, следует, что "материал" физики составляют события, а не частицы. То, что мы считаем частицей, надо считать рядом событий. Ряд событий, который заменяет одну частицу, имеет известные важные физические свойства и поэтому требует нашего времени; но он не более материален, чем любой другой ряд событий, взятый произвольно. Следовательно, "материя" не является последним материалом, из которого состоит мир, а является лишь одним обычным способом связывания событий в группы…

В то время как физика сделала материю менее материальной, психология сделала дух менее спиритуальным. У нас была возможность в одной из предыдущих глав сравнить понятие ассоциации идей с понятием условного рефлекса. Очевидно, что этот последний имел более философский характер, чем тот, более ранний, на чье место он пришел. (Это всего лишь иллюстрация, и я не хочу преувеличивать сферу значимости условного рефлекса.) Так, с обоих концов, физика и психология приблизились друг к другу и сделали еще более возможной теорию "нейтрального монизма", которую предложил У. Джеймс в результате своей критики "сознания". Разделение духа и материи пришло в философию из религии, хотя длительное время казалось, что оно имеет более крепкий фундамент. Я думаю, что и дух и материя – лишь подходящий способ группировки событий. Я допускаю, что некоторые отдельные события и первого и второго плана принадлежат только к материальным группам, но другие принадлежат к обеим группам, и поэтому они одновременно и духовные и материальные. Эта теория ведет к чрезмерному упрощению нашего представления о структуре мира"28.

Узость и ненаучность определения Энгельса-Ленина, согласно которому материя "копируется, фотографируется. отражается нашими ощущениями", становится грубо очевидной, когда применяется по отношению к обществу и к человеческому мышлению. Возможно ли браться за изменение истории, если руководствоваться лишь ощущениями и тем, что они "копируют"? Разве и сам Ленин не вдохновлялся призраком нового мира, пытаясь изменить "объективную реальность"? Разве воззрения Платона, полагавшего, что познание опирается не на ощущение, но движется посредством интеллекта, для Ленина лишь пустой звук? А произведения искусства, разве они сводимы к "копированию, фотографированию, отражению" "объективной реальности"? Разве искусство могло вообще существовать, если бы придерживалось ленинских определений материи и ее "отражения"?

Нет дыма без огня. И теория отражения Энгельса-Ленина есть не что иное, как основа печально известного так называемого социалистического реализма, оболванивавшего целые поколения, силой навязанного человеческому разуму и оправдываемого авторитетом основоположников марксизма…

Однако, вопреки всему этому, человек может гордиться своими познаниями о природе, даже и в том случае, когда мы подсовываем ей "законы", насилуя ее своими схемами. Хотя гегелевско-марксистская диалектика и механистический марксистский материализм ни на йоту не продвинули человеческий разум к познанию сути природы, они, будучи вдохновителями и основателями революционной идеологии, сыграли эпохальную роль в изменении сознания современного общества, а тем самым и мировых отношений. Диалектика и материализм имели при этом функцию "символа веры", но никак не философской или научной истины.

Для существования религии и веры, особенно в периоды подъема, совпадение с научной истиной вовсе не является решающим фактором, они могут даже вступать с ней в открытое столкновение – христианство победило, хотя не совпадало с научными и философскими концепциями античности. Общее положение вещей существенно не меняется и от того, пытается ли какая-либо идеология или религия доказать свою научность или она сама собой разумеется. И гитлеровский расизм пользовался научными "доказательствами" и "теориями", а Топич убедительно доказал, что на основе "гегелевской идеи в Германии сформировалось авторитетное, антилиберальное и антидемократическое учение о власти, которое, продолжая непрерывную традицию, восходит к прошлому веку и в вильгельмовскую эпоху пользуется большим влиянием; ее значение для подготовки кадров и службы гитлеровскому режиму мы не смеем недооценивать"29.

Идеология и наука, являясь обязательными и неотъемлемыми формами человеческого бытия, различны как по объекту исследования (в первом случае – борьба с собратьями, во втором – с природой), так и по мировоззрению и методологии (в первом случае они преимущественно иррациональны и идеальны, во втором – рациональны и прагматичны). Возникнув во время революционных научных открытий, которые не только изменили представления человека о природе, но и условия его жизни, идеология марксизма могла быть осмыслена и принята общественным сознанием лишь как "наука", то есть в качестве философии, "основанной на научных достижениях", тем более что ее творец Маркс являл в себе и революционера, и основателя науки об обществе. Всеобщее заблуждение всех, в том числе социалистических, религиозных и утопических учений, стремящихся открыть беднейшим слоям населения и порабощенным народам пути выхода из нужды и унижения, вскормило "научность" теории Маркса, способствовало той роли новой, разумеется, научной веры, которую она взяла на себя. Еще Гераклит подметил, что природа ускользает, пряча свою суть, мы же могли бы добавить – особенно когда вмешивается человек и его дела. В исторической перспективе марксистская философия представляется как форма рационалистической мистики.

5

Несмотря на различную природу и задачи идеологии и науки, нельзя избежать вопроса – почему в коммунистическом движении никто не попытался установить очевидное, вопиющее несоответствие между той картиной мира, которую дает современная физика, и той, которую бесцеремонно навязывают коммунистические вожди и догматики? Вопрос тем более неизбежен, что подобное положение дел характерно и для других точных наук (не говоря уже об общественных науках, но об этом речь во второй части книги).