В ожидании неизбежного Фьора собрала все свое мужество. Она прилегла на кровать, в мерцании свечей блестели ее волосы, и лучи мягкого света ласкали бархатную кожу.
Однако, когда Пиппа открыла дверь, чтобы впустить «клиента», Фьора вскрикнула от ужаса, соскочила с кровати и спряталась за пологом. Вошедший был Пьетро Пацци, хромой горбун, которого Иеронима произвела на свет и хотела сделать супругом Фьоры…
Ему было лишь двадцать лет, но следы порока на мертвенно-бледном лице делали его человеком без возраста. У него были длинный, плоский на конце нос, жидкие, висящие сосульками волосы, большие уши, сильно выпирающий вперед подбородок, маленькие черные глазки; время от времени одна половина его лица начинала дергаться в нервном тике, и тогда один глаз закрывался. Некой красотой обладали лишь его очень белые зубы.
До этого момента Фьора от всего сердца жалела бедного юношу, так жестоко обиженного судьбой и по иронии же судьбы родившегося в одном из городов Европы, где красота ценится прежде всего. Его никогда не видели в компании своих сверстников, которые только жестоко смеялись над его уродством и отпускали злые шутки в его адрес. Девушки избегали его, по крайней мере те, чье имя или богатство позволяли это. Например, Кьяра его ненавидела и даже боялась. Она утверждала, что его зачал сам дьявол, и остерегалась приходить во дворец Бельтрами, если узнавала, что туда должен был прибыть молодой Пацци. Но это бывало очень редко, так как он почти не покидал поместья своего деда в Монтуги, в котором, поговаривали, занимался алхимией и выращивал свирепых псов.
Казалось, что ужас, который испытала Фьора, его позабавил.
– Ну что же, моя прекрасная невеста, так-то ты встречаешь своего любимого? Можно подумать, что я тебя испугал?
Его саркастический голос вернул Фьоре присутствие духа, которое она потеряла на мгновение, поддавшись страху. Не покидая своего укрытия, она возразила:
– Я никогда не боялась тебя, и ты это знаешь. Мне кажется, что я всегда была любезной…
– Разумеется, разумеется! Любезной… да. Однако ты отказалась выйти за меня замуж. Твоя любезность не достигла такой степени, не правда ли? – Его тонкие губы скривила усмешка.
– Нельзя отдать свою руку, не отдавая сердца. Сожалею, Пьетро, но я не люблю тебя.
– Не очень сожалей; я ведь тоже не люблю тебя… я даже думаю, что я тебя ненавижу, но я хочу обладать тобой.
– Будь откровенным! Ты хотел завладеть моим приданым, а затем состоянием моего отца…
– Не принижай себя так! – хихикнул Пьетро, и его скрипучий смех как пила прошелся по напряженным нервам молодой женщины. – Конечно, я хотел завладеть наследством Бельтрами, и оно принадлежит по праву мне, потому что ты – никто. Но я хотел обладать тобой, – чтобы научить тебя жить по-моему. Чтобы ты подчинялась любому моему желанию, любому моему капризу… Какая у тебя была бы прекрасная жизнь, ты бы была прикована к моей кровати и днем и ночью, как собака… Ты никогда не видела моих собак?.. Жаль… Они сильные и красивые и лижут мне руки, просят, чтобы я их ласкал. Ты жила бы с ними, ела бы с ними…
Я даже заказал красивый кожаный ошейник, отделанный серебром, для твоей прекрасной шеи. Ах, как бы мы были счастливы все вместе! Я тебя уже представлял спящей голой на ковре в моей комнате рядом с Молохом, моим любимым псом, который подбегает ко мне, как только я щелкну кнутом… Ты видишь этот кнут?.. – и он достал из-под своего черного плаща, небрежно накинутого на плечи, длинную кожаную плетку и щелкнул ею. – Но еще не поздно, ты знаешь? Я сначала стану твоим мужем на свой манер, здесь, в борделе… а потом посмотрим, как осуществить мою прекрасную мечту… Иди ко мне, моя хорошая, иди к своему хозяину!
Он сошел с ума, это не вызывало никаких сомнений. Его глаза почти вылезли из орбит, слюна текла из полуоткрытого рта, Пьетро был ужасен, само воплощение дьявола…
– Никогда! – закричала Фьора вне себя. – Я запрещаю тебе приближаться ко мне!
– Ты мне запрещаешь? Ты запрещаешь своему хозяину? Ты пожалеешь об этом… Ко мне! На колени!
Пиппа, испугавшись того, какой оборот принимает дело, вмешалась:
– Немного терпения, сеньор! Ты воспользуешься плеткой позже, когда она немного привыкнет к тебе, – произнесла она как можно более спокойным голосом. – Подумай, перед тобой юная девушка, девственница, которая не представляет еще радостей союза с тобой… Возьми ее сначала! После, я уверена, она станет нежной и послушной!..
Блуждающий взгляд Пьетро остановился. Он глубоко вздохнул два или три раза и бросил свою плетку.
– Ты права. Сначала свадьба! Веди ее ко мне!
Пиппа не заставила себя просить дважды. Несмотря на отчаянное сопротивление Фьоры, она вытащила ее из укрытия и заставила лечь на кровать. Молодая женщина сразу же свернулась клубком. Сердце ее билось так, что, казалось, вот-вот выскочит, так как Пьетро с яростным криком снова схватил свою плетку и стеганул ее по плечам и спине.
Он собирался ударить еще и еще, но Вирага, понимая, что он способен был убить ее лучшую девушку, остановила его руку.
– Я уже сказала тебе, немного терпения, сеньор! Напрасно ты ее ударил, ты запачкаешься кровью. Я буду держать ее!
– Держи ее хорошенько! Она способна меня исцарапать! – потребовал Пьетро.
– Не бойся! Я буду следить за ней! Разденься сначала! – И совсем тихо она прошептала на ухо Фьоре: – Ради бога, не сопротивляйся! Он может убить тебя!
То, что Пиппа взывала к господу в подобном месте и в такой момент, говорило о том, что она была сильно обеспокоена, однако это ничуть не помешало ей справиться с несчастной и повалить ее на постель, крепко прижав плечи и руки.
Пьетро снял плащ и бросил его в угол.
– Я не раздеваюсь, когда лишаю девиц невинности. Мой костюм им кажется более приятным. Он их возбуждает!
Верхняя часть костюма, которая плотно облегала его торс от шеи до пояса, была усеяна мелкими заостренными металлическими пластинками, они не могли нанести серьезных ран, но зато до крови царапали кожу его подружек.
– Черт возьми! – вскричала потрясенная Пиппа.
Хотя она и знала, что сын Иеронимы был не совсем нормальным, да и в своем заведении она встречала жестоких мужчин, но этот превзошел всех.
Увидев, что он приближается, Фьора закрыла глаза и до боли свела ноги, но это чудовище сильным ударом колена раздвинул их и грубо вошел в нее… но тут же вскочил, оцарапав груди и живот молодой женщины, заставив ее застонать.
– Она не девственница! – завопил он.
– Не девственница? – повторила за ним Пиппа. – Ты ошибаешься, сеньор, ты, должно быть, был слишком груб!
– Я не сошел с ума, Пиппа, и еще могу разобраться, девственна она или нет! Этой уже пользовались… И ты мне скажешь, кто это был! Слышишь, грязная проститутка? Со своими манерами благородной дамы ты стоишь не больше, чем девки из таверны на берегу! Ты у меня заговоришь!