Пока Ксанта любовалась этой воображаемой картиной, Киури уже принесла факел, зажгла его, пристроила в щель между досками крыльца и уселась, нетерпеливо поглаживая свой свиток. Ксанта поспешно села рядом, накинула на плечи юной сочинительнице край своего пледа и приготовилась слушать.,
Однако в дрожащем свете факела читать было трудно, да и Киури сильно стеснялась, боялась, что единственная слушательница заскучает, и все больше сбивалась на пересказ. Ксанта помалкивала, но и не думала скучать. На самом деле она была удивлена. И удивлена приятно. Она полагала, что Киури вздумает сочинить сказку при принцев и принцесс с непроизносимыми именами или про благородных разбойников, рычащих от любви, как дикие звери, или рыдающих, словно малые дети. Ей казалось, что именно такого рода страсти должны были поразить воображение девочки, ни разу в жизни не покидавшей своего маленького городка. Ничуть не бывало. Для своего тайного романа Киури выбрала сюжет хорошо ей известный — историю любви юной Элары (переименованной в Элану) и молодого приказчика.
Разумеется, они говорили и вели себя, как настоящие герои романов, то есть совсем не так, как это делают обычные люди. Но тут уж вины Киури не было. Наверняка в сочинениях, которые ей попались, дело обстояло не лучше. И все же несмотря на то, что герои ее собственного романа изъяснялись весьма коряво, двигались словно на ходулях, их чувства явно глубоко трогали сочинительницу, а вместе с ней и Ксанту.
В прежние весны Элана веселилась, как вольная пташка, и жизнь ее текла незамутненная, как чистый весенний ручеек, но что же теперь случилось с ней? С небесного лазоревого свода слетела, как маленькая птичка, и впорхнула прямо ей в сердце потребность любить, любить,
любить!
С того времени Элана переменилась, стала не так жива, не так резва, и хотя по-прежнему гуляла в саду и в поле, по-прежнему проводила вечера с подругами, но не находила ни в чем прежнего удовольствия. Она сама не умела дать себе отчет в своих новых смешанных чувствах. Воображение рисовало ей чудеса. Прежние друзья и подруги казались чужими, и лишь своего милого незнакомца она в одно мгновение приняла, как родного. Увидев его, она хотела броситься и прижать его к своей груди так крепко, чтобы уже ничто не могло разлучить их. Когда же он уходил, ей казалось, что красное солнце закатилось, и ночь наступила. Она просыпалась и любила, вставала с постели илюбила, молилась Дариссе и любила, что ни делала, что ни думала, все любила и беспрестанно радовалась и кручинилась в одно и то же время. «Итак, — говорила она себе, — он подлинно есть на свете, тот милый юноша, кого я, сама того не зная, ждала все эти долгие пустые годы. Мать часто говорила мне о той любви, которую она почувствовала к отцу моему, увидев его в первый раз, теперь со мной творится то же самое. Может быть, я ошибаюсь, только мне кажется, что он взглянул на меня ласково… Но я, верно, ошибаюсь. Как такое может быть? Такое счастье не вдруг приходит!»
Дальше все пошло своим чередом. Влюбленные встретились, разговорились, долго скрывали свои чувства и наконец, как писала Киури, «сила чувств все преодолела, и долго таимая страсть излилась в нежном признании». Некоторое время их счастью не было предела, но затем, как водится, настал черед испытаний.
— Тут ему приходит письмо, что его отец уже стар и немощен, и хочет передать все дела в его руки, — рассказывала Киури. — Это я сама придумала, на самом деле никто не знает, почему они расстались. Здесь пришлось действительно присочинить. Вот послушайте, я хотела бы узнать, насколько это правдоподобно звучит. У вас ведь большой опыт, может быть, вы мне что-то посоветуете.
Ксанта невольно хихикнула, прикрывая род ладонью. Большой опыт — какого рода? Да и не такой уж он большой, если честно. Тем не менее она сказала, как ни в чем ни бывало:
— Конечно, читай, я давно уже не слышала ничего настолько интересного.
Киури вздохнула, искоса глянула на Ксанту — не смеется ли. Но та была совершенно серьезна, и Киури продолжила:
— Я должен открыть тебе свое сердце, прекрасная Элана, — сказал он. — Оно еще не совершенно уверено в своем счастье.
— Что же ему надобно? — спроста Элана, с нетерпением ожидая ответа.
— Обещай, что ты исполнишь мое желание.
— Скажи, скажи мне, что такое! Исполню, сделаю все, если это только будет в моих силах.
— В нынешнюю ночь, едва над озером поднимется Венок Судьбы, я приеду к вашим воротам. Ты должна сесть на моего коня и ехать со мною. Вот чего я от тебя требую!
— Ехать? В нынешнюю ночь? Куда?
— Туда, где я отныне буду жить.
И он поведал ей о пришедшем ему известии.
— Но отчего же должны мы бежать тайно?
— Оттого, чтояпокуда не могу открыть нашей тайны отцу своему. Oн вспыльчив и гневлив, раз уже он изгнал меня из дома, боюсь, как бы не случилось того же во второй раз. Лучше уж я сначала ласковым обхождением верну себе его доверие, а уж потом открыто объявлю тебя перед всеми своею женой.
— Но что же будет с матерью моею и братом?
— Я написал для них письмо, где говорю, что люблю их милую дочь и сестру больше всего на свете, и прошу их не кручиниться, не плакать — может быть, со временем я буду достоин назваться их зятем.
Так он говорил, стоя под ветвями высокого дуба, держа в объятиях свою бедную, томную, горестную подругу, которая, прощаясь с ним, прощалась и с душой своей, — ибо она уже решилась!
— Жестокий! — воскликнула она. — Чего ты от меня хочешь?! Ты принуждаешь меня нарушить обет священный и торжественный! Я люблю тебя всем сердцем, но я боюсь того, что уже случилось с нами и может еще случиться! Я боюсь, как бы гром не убил меня как преступницу!
Слезы катились из глаз ее, а над ними грозно шумела буря, дождь лился из черных туч. Казалось, вся природа сетовала вместе с Эланой… Он ушел. Иона, встав на колени, протянув руки к небу, долго смотрела на любимого, который удалялся все далее… далее… далее… и наконец скрылся.
Ксанта поморщилась.
— Пожалуй, это уже слишком! — пробормотала она.
— Да? — Киури испуганно вскинула голову. — Да, конечно, наверное… Но, понимаете, мне надо было как-то объяснить, почему она осталась здесь. Вот, послушайте…
«Ах! — говорила она себе. — Для чего я осталась одна в этой пустыне? Что удерживает меняот того, чтобы лететь вслед за милым? Чужбина не страшит меня, страшно там, где нет милого друга! Постой! Постой! Я спешу к тебе!» Уже хотела она бежать вслед за ушедшим, но мысль о матери вновь остановила ее. «У меня есть мать, — прошептала Элана сквозь слезы. — Иона не должна узнать, что злосчастная дочь ее повторила ее злосчастную судьбу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});