Время от времени я бросал на нее взгляд. Она еще глубже опустилась в кресло, так что уже почти лежала в позиции, подходящей для совокупления. Но она продолжала говорить без всякого смущения, будто стояла перед классом и объясняла диаграмму, нарисованную на доске. Она, по-моему, спрашивала у меня – в запутанной и уклончивой манере – хотел бы я присоединиться к Клаусу и стать одним из ее учеников, чтобы впитывать блага ее знаний и созидательных творческих талантов? Она объясняла мне разницу между женским и мужским умом, когда раздался тихий стук в дверь. Она его проигнорировала и продолжала говорить как ни в чем не бывало. Я ожидал, что она сдвинет ноги, или хотя бы примет более пристойную позу и сядет прямо, но она продолжала полулежать. Клаус заглянул в комнату:
– Ты не спустишься вниз, дорогая?
– Обожди минутку.
С того места, где он стоял, ее гениталии видны не были, но я находился в таком положении, что мог просто наклониться и всунуть туда палец. Клаус, конечно же, понимал, что происходит, но даже не подал виду, что эта сцена его удивляет. Он сказал:
– Молодая леди тоже захочет выпить с нами, а эта комната слишком мала, чтобы вместить всех нас.
В этот момент по ступенькам лестницы застучали каблучки «молодой леди». Я бесконечно благодарен ей, что она подоспела вовремя. На мгновение у меня мелькнула мысль, что Анна Дункельман намеревалась улечься здесь со мной и сделать Анжелу свидетельницей этого спектакля. Но за несколько секунд до того, как мы услышали звук шагов Анжелы, она зевнула, потянулась, сомкнула ноги и села прямо.
– Что ж, пойдемте.
Она направилась к двери и по дороге отвесила Клаусу шутливый, но довольно ощутимый шлепок по заднице. Затем она жестом пригласила меня следовать за ней, и мы все дружно спустились вниз. Когда ее взгляд упал на Анжелу, она слегка нахмурилась, как будто с трудом вспоминала, кто это находится перед ней, а потом, как будто вспомнив, состроила презрительную гримасу, как бы говоря: «Какая зануда!»
Мы перешли в большую комнату, обставленную проще. Я выпил немного шерри, и Анжела последовала моему примеру. Как ни удивительно, фрау Дункельман резко изменила свое отношение к Анжеле, стала к ней обращаться более дружелюбно. Возможно, потому что Анжела призналась, что знакома со мной только два дня. Она спросила у Анжелы, читала ли она мои книги, и услышала в ответ:
– До конца я не осилила ни одной.
Анна шутливо погрозила ей пальцем и серьезно сказала, чтобы она прочла все мои книги очень внимательно. Теперь Анжела была принята в ее группу как студентка, обязанная выслушивать ее наставления. Клаус сидел в углу, потягивая тоник и не предпринимая даже попытки вмешаться в нашу беседу.
– Ему пить нельзя – вино делает его сентиментальным, – прокомментировала Анна Дункельман.
Когда Анна прервала свой монолог, чтобы выпить очередную порцию виски, я попросил Клауса рассказать мне о Кернере. Он быстро ответил:
– Я бы не советовал вам связываться с ним. Он просто шарлатан.
– Ты не совсем справедлив к нему, дорогой, – уточнила его жена. – Я согласна, что он превратился в шарлатана. Но он не всегда был таким.
Анна обратилась ко мне:
– Вы что-нибудь знаете о Райхе?
– Не очень много.
– Он был великим психологом – таким же великим, как Фрейд. Он считал, что здоровое общество можно создать только тогда, когда люди избавятся от сексуальных комплексов и запретов.
– Это похоже на Фрейда.
– Конечно. Его основные идеи совпадают с воззрениями Фрейда. Райх внес очень большой вклад в лечение неврозов. Он полагал, что подавление сексуального влечения образует своего рода панцирь над личностью, как у черепахи, понимаете? – Она скорчила страшную гримасу и сделала движение руками, как бы показывая панцирную пластинку. Она указала на своего мужа. – Когда я впервые встретила его, у него лицо было похоже на маску – все мышцы были напряжены. Его необходимо было научить совершенно расслабляться… полюбить свои гениталии.
Анжела вздрогнула от бесстыдства Анны Дункельман. Я осторожно спросил:
– Каким образом?
– Нужно быть открытым и честным в отношении их сексуальных функций. Мы посещали группы сексуальной терапии в Стокгольме. Мы там обычно сидели без брюк или юбок, дискутировали, обсуждали разные проблемы, пили кофе, а мужчины играли со своими гениталиями, как дети. Это было чудесно!
Клаус сказал:
– Анна обычно сидела рядом со мной и мастурбировала меня, пока мы обсуждали разные проблемы. Я почувствовал огромное облегчение, когда научился не стыдиться играть со своими гениталиями. Когда я был маленьким, моя няня часто била меня за то, что я трогаю руками свой пенис. Райх утверждает, что пенис – точно такой же инструмент социального общения, как язык или руки.
Анна Дункельман, недовольная вмешательством мужа, ударила кулаком по подлокотнику кресла и сказала:
– Если бы его теории были восприняты обществом, то не было бы Второй мировой войны. Гитлер использовал сексуальное подавление как политическое оружие. Немцы – наиболее сексуально закомплексованная нация в мире. Вот почему они такие агрессивные.
– А как насчет Кернера?
– Группы в Стокгольме были организованы Кернером. Это он, а не Райх, ввел понятие группового сексуального общения. Райх был не в меру стыдливый и щепетильный, точнее сказать, ханжеский. Как раз в это время он разрабатывал идеи об универсальной космической энергии – «оргоне». Понимаете, он полагал, что открыл чистую жизненную энергию. Он считал, что она окрашена в голубой цвет – и утверждал, что именно «оргон» делает небо голубым.
Клаус снова вмешался в разговор:
– Тогда мы верили, что только Кернер последовательно развивает идеи Райха. Поэтому когда он переехал в Лондон, мы последовали за ним.
– И вы продолжаете заниматься этими сексуальными группами?
– Конечно. И в этом вся проблема. Райх предупреждал, что если не соблюдать осторожность, то эти группы могут потерять терапевтическуо ценность и превратятся в сексуальные оргии. Кернер не внял этому предупреждению. У него возникла идея-фикс дезинфицировать сексуальный импульс – именно так говорит он сам. Он утверждает, что секс должен быть освобожден от всякого стыда. В конце концов, считает он, наиболее чувствительные люди и в социальном отношении пугливые и робкие. Если вам нужно подняться на сцену и обратиться к аудитории, то у вас возникает эффект боязни сцены, но от него можно избавиться, высказываться свободно, без всякого страха. Кернер хочет помочь людям избавиться от их сексуального сценического страха.
Все это говорил Клаус. Его английский язык был намного лучше, чем у жены. Анжела нахмурилась. Она сказала:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});