наставника, сел, положив меч рядом.
— Послушай меня, Арбан, — сказал наставник. — В тебе достаточно внутренней силы, но нет искры. Мне не удается выбить ее из тебя. Я думал, что страх смерти раздует в тебе пламя, но этого не случилось. А делать из тебя хорошего рядового воина, который будет неплохо управляться с мечом в рядах пешей гвардии, я не стану. Это не поможет. Ты можешь стать отличным воином, но всегда найдется кто-то более быстрый, сильный, удачливый. Умение — ничто без внутреннего сосредоточения, которое одновременно является полной внутренней расслабленностью. Голова нужна для того, чтобы обдумывать слова, которые слетают с твоих губ. В бою она не помощник. Ты проигрываешь в тот момент, когда начинаешь думать, какой удар тебе нанести. Фехтовальщики Ари-Гарда, которые были одними из лучших фехтовальщиков Эл-Лиа после завершения Большой Зимы, занимались по несколько дюжин лет, чтобы достичь этого внутреннего спокойствия. И некоторым это удавалось. И тогда те, кто вставал против них в поединке, вынуждены были отступать перед силой, которой не найти объяснения. Противники лучших фехтовальщиков Ари-Гарда ощущали невероятное присутствие спокойствия. Убийственного спокойствия. Путь постижения такого мастерства сложен. Нужно на протяжении многих лет прислушиваться к всеобъемлющей пустоте. Пытаться уловить ее волны, дрожь, дыхание сущего. Ты можешь победить еще в лигах схваток, но у нас нет полуварма лет на медитацию и на самоуспокоение.
— Значит, я всего лишь человек? — выдохнул Сашка. — И у меня нет никаких особенных способностей?
— Всего лишь человек? — переспросил наставник. — Чем же плохо, если это и так? Ты разумное существо! Хочешь отделить простых элбанов от колдунов, демонов и богов? Все это состояния разума и силы, подвластные воле Эла. Ты начинаешь путь из точки, которую определил тебе Эл. Это все, что он сделал для тебя. Остальное ты должен сделать сам.
— А если во мне вовсе нет искры?! — в отчаянии спросил Сашка.
— Нет искры? — усмехнулся наставник. — В тебе кровь Арбана! Это больше чем искра! Это пламя, с которым не всякий сладит! А искра? Посмотри на камень, из которого выложена тропа. В нем тоже вроде бы нет искры, но если я ударю его клинком, эта искра появится. И если она попадет на подготовленное место, может возникнуть пламя. И я зажгу тебя так же! Пусть для этого тебе и придется испытать что-то страшнее смерти.
— Что может быть страшнее смерти? — спросил Сашка.
— Очень многое, — сказал наставник, поднимаясь.
Он встал и поднял меч. С усмешкой взглянул на вскочившего Сашку, и ударил клинком по каменной тропе. Пламя вырвалось из-под меча, камни раскрошились, и между ним и Сашкой начала медленно расширяться черная бездна.
— Зачем? — не понял Сашка, глядя через увеличивающуюся пустоту, которую уже начинал затягивать клочьями туман.
— Чтобы ты сделал невозможное, — ответил наставник. — Смотри!
Он щелкнул пальцами, и перед ним на краю пропасти появилась странно знакомая фигура.
— Кто это? — спросил Сашка, чувствуя, как сердце застывает в груди.
— Разве ты не узнал? — удивился наставник и сдернул платок. — А теперь?
— Мама? — прошептал Сашка.
— Саша? — тихо, но с отчетливым удивлением, отозвалась мать.
— Ну, вот и встретились, — улыбнулся наставник. — Ты, конечно, можешь говорить, что и это иллюзия, но согласись, что даже в иллюзии ты умирал по настоящему. Представь, что почувствует твоя мать, если я буду отрубать выступающие части ее тела? Медленно и не торопясь.
— Нет! — заорал Сашка.
— В самом деле? — удивился наставник. — Так вот, Арбан, с этой минуты я не скажу тебе больше ни слова. Твоя судьба в твоих собственных руках.
Он сделал шаг к женщине, положил руку на плечо. Она испуганно обернулась, проведя тыльной стороной ладони по лбу — щемящее знакомый жест, и спросила:
— Разве Саша тоже умер?
Вместо ответа наставник резко ударил ее кулаком в лицо и, взвалив обмякшее тело на плечо, стал удаляться по тропе.
И тогда Сашка прыгнул.
Глава восьмая. Пёс и мост.
48.
Дан так и не смог заснуть. Ему все время казалось, что из двора полуразрушенной усадьбы, в которой они остановились, доносятся какие-то шорохи. Кто-то натужно сопел за стеной. Над улицами мертвого города изредка раздавался унылый вой. Лошади испуганно вздрагивали, отрывались от мешков с метелками и тревожно посматривали на своих хозяев, словно ища объяснений странным звукам. Лукус, как казалось Дану, безмятежно спал. Хейграст сидел возле пролома, через который они вошли в полуразрушенное здание, и, не торопясь, смазывал лезвие своего меча каким-то желтоватым составом.
— Дан, — негромко позвал нари, словно почувствовав на себе взгляд парня.
— Да? — отозвался мальчишка.
— Скоро выступаем, — Хейграст взглянул на лошадей. — Проверь упряжь. Мой тебе совет: хочешь успокоиться — займись делом.
Дан поднялся, подошел к лошадям и стал проверять упряжь, хотя и был уверен, что с ней все в порядке.
— Послушай меня, парень, — продолжал Хейграст. — На сегодня это самый опасный участок нашего пути. Не вздумай лезть в схватку. Самое главное — перейти через мост. Если твари попытаются ринуться за нами, там будет проще. Мост узкий. Думаю, что мы сумеем их остановить. У меня есть кое-что от Вика Скиндла. Но до моста нужно еще добраться. Это почти ли. Я буду первым. Лукус последним. Тебе поручается Саш. Цепляй его лошадей за свою и прорывайся к мосту. Чтобы ни случилось, прорывайся. Даже если я отстану и буду с Лукусом прикрывать отход. Запомни, все наше путешествие ради одного — привести Саша в Мерсилванд.
— Я понимаю, — прошептал Дан, оглядываясь на лошадей, между которыми белело осунувшееся лицо.
— Надеюсь, — кивнул Хейграст. — И еще. Смажь свои стрелы этим составом. Ядом неуспокоенных не возьмешь, но кто бы ты ни был, оживший труп, безумная тварь, зверь, если тебя царапнет по коже чем-то смоченным такой жидкостью, будь уверен, корчиться от боли придется достаточно долго.
— Ты же сказал, чтобы я не вздумал участвовать в схватке? — спросил Дан.
— На всякий случай, — посоветовал Хейграст.
Дан взглянул ему в глаза и больше ничего спрашивать не стал. Мальчишка шагнул к лошадям и увидел, что лицо Саша покрыто мелкими бисеринками пота. «Неизвестно, кому сейчас легче» — вздохнул Дан и достал платок, чтобы стереть капли.
— Хейграст! — зашипел