После того, как доктор Дженнингс покинул покои, Матильда принесла последнее собрание записок и писем. Обри нашла записки с выражением симпатии и сочувствия от некоторых из соседей, которых она никогда не видела. Как она предполагала, они думали, что Остин при смерти и хотели произвести впечатление на его вдову. В этом отношении она стала такой же циничной, как Остин.
На некоторых письмах она узнала почерк Джеффри и разорвала их, не вскрывая. Ей нечего было сказать тому, кто более не интересовал ее.
Остин пошевелился, и она бросила остаток писем на поднос, чтобы Матильда унесла их. У нее не было времени отвечать на письма или приглашения. Она позаботится об этом позже.
Но другое вторжение, последовавшее позднее в тот же день, было не так легко проигнорировать. Джоан заламывала пальцы, когда, войдя в двери, передавала сообщение.
– Здесь шериф, миледи. Он хочет поговорить с его светлостью и не хочет уходить.
Обри продолжала менять компресс на горящем лбу Остина, но ее брови гневно нахмурились.
– Что еще нужно здесь шерифу? Он должен знать, что лорд Хитмонт болен.
– Я сказала ему, но он мне не поверил. Он хочет убедиться в этом сам.
Произношение, Джоан имело свойство ухудшаться от волнения. Обри поняла, что от нее в этой ситуации мало проку. Вздохнув, она передоверила свои обязанности девушке.
– Следи, чтобы компресс был холодным, Джоан. Я спущусь и поговорю с этим человеком.
Служанка кротко повиновалась, хотя и бросила на распростертого Остина опасливый взгляд, словно он мог внезапно встать и потребовать объяснений по поводу ее присутствия. Обри проигнорировала волнение горничной. Поправив перед зеркалом прическу и платье, чтобы убедиться, что не выглядит неопрятной, она направилась в холл.
Джоан оставила шерифа стоять в мрачной прихожей, и, судя по состоянию его башмаков, это было больше, чем он заслуживал. Обри собрала все презрение в оскорбительном взгляде, прежде чем высокомерно посмотреть на грязного пришельца. В случае необходимости она умела осаживать людей, но ее противник был одет не так хорошо, как она думала.
Не потрудившись представиться, она сразу же ринулась в атаку.
– Джоан сказала, что вы хотите говорить с моим мужем. Это совершенно исключено, учитывая обстоятельства. Если у вас есть дело, которое требует обсуждения, вы будете иметь дело со мной.
Шериф был рыжим, крепко сбитым мужчиной средних лет и взирал на хрупкую девушку сверху вниз в полном недоумении. Он видел леди Обри на расстоянии, одетой в модные верховые костюмы и окруженной хорошо одетыми джентльменами и леди. Никогда ранее он не видел ее такой, как сейчас, с волосами, собранными в незамысловатую прическу, одетой в простой белый муслин, по гордый вид и высокомерие доходчиво разъяснили ему разницу в их положениях. Она не нуждалась в модных платьях или компании, чтобы доказать свое положение леди. Ее титул был такой же ее частью, как цвет волос.
Шериф не любил иметь дела с благородными господами и откладывал посещение аббатства, как только мог. Он хотел покончить с формальностями сейчас, не проделывая еще одной прогулки.
– Это юридическое дело, и я должен говорить с его светлостью. Я слышал, что у вас неприятности, и он отдыхает, но я с радостью подожду, пока он проснется.
Это было лучшее, что он мог предложить. Обри холодно посмотрела на него.
– Тогда вам придется ждать, пока он окажется на глубине шести футов. Шансы на это такие же, как и на то, что он проснется.
Румянец шерифа побледнел, когда он понял свою оплошность. Он не считал случившееся с графом чем-то серьезным. Если эта хрупкая девушка недалека от того, чтобы стать вдовой, тогда он, в самом деле, совершил грубую ошибку. Прошлое графа было темным, но графиня выглядела по-настоящему расстроенной. Возможно, он поспешил с выводами, но он по-прежнему имел обязанности, которые должен был выполнить.
– Я извиняюсь, миледи, – начал он спокойнее. – Я не думал, что это так серьезно. Но все говорят, что служанка, которая умерла, работала здесь…
На самом деле говорили гораздо большее, но он не мог произнести все наветы перед этой леди.
Обри внезапно успокоилась, вслушиваясь в малограмотную речь.
– Какая служанка? – спросила она.
– Бланш Шонесси, миледи. Говорят, ее брат у вас конюшим, Ее нашли мертвой в том карьере.
Обри ощутила острую боль в сердце от мысли, что своенравная девушка и ее нерожденный ребенок оказались на дне ужасного оврага. Этого не должно было случиться.
Собрав всю смелость, она холодно ответила:
– Сомневаюсь, мог бы вам помочь мой муж. Девочку услали отсюда весной, и с тех пор ее здесь не видели. А поскольку мой муж несколько дней прикован к постели, могу заверить вас, что он не может сообщить подробностей ее гибели. Он почти лишился жизни в том самом карьере. Это опасное место, но находятся такие, которые настаивают на разрушении изгородей и не обращают внимания на предупреждения. Он терпеливо выслушал эту тираду.
– Я проверил даты, миледи. Несчастье с его светлостью случилось четыре дня тому. Бланш погибла на ночь раньше.
Обри побледнела. Ночью перед несчастьем Остина не было дома. Но не было причин, по которым этому человеку нужно об этом знать. Она прибережет свои сомнения при себе.
– Не вижу, как это может относиться к моему мужу. В любом случае, в настоящее время он не в состоянии ни с кем говорить. Вы можете найти Майкла на конюшне, возможно, он знает о своей сестре больше, чем я. Желаю вам всего доброго, сэр.
Она развернулась и почти столкнулась с короткой приземистой фигурой, стоящей позади ее. Кивнув доктору, Обри обогнула его и почти вслепую направилась к лестнице.
Поскольку шериф, казалось, готов был протестовать против ее ухода, доктор Дженнингс резко выступил вперед.
– Леди просила вас уйти, сэр. Я бы посоветовал вам сделать, как сказано.
Шериф был почти в два раза больше доктора, но он понимал, что оказался бит. Неохотно он направил свои грязные башмаки за дверь.
Доктор разглядывал его с растущим сомнением. В какой дом послал герцог свою нежную благородную дочь? Был ли могущественный герцог Эшбрук сломлен сельским графом? Или потерял часть своего тонкого умения разбираться в людях? Действительно, он не мог знать, в каких условиях приходится жить Обри. Подумать только, сельский мужлан, шериф, посмел докучать графине своими кровавыми историями! Это говорит о простом неуважении, а после слухов, которые до него дошли о лорде Хитмонте, наводит и на подозрения. Нужно сообщить об этом герцогу.
Смерть Бланш настолько глубоко потрясла Обри, что, остаток дня она совершенно не могла ни на чем сосредоточиться. Заботы об Остине протекали автоматически, но все остальное ускользало от внимания. Как Бланш оказалась на дне оврага той же ночью, когда овцы нашли свою смерть? Упала ли она? Была ли она зачинщиком всех этих «случайностей» и не попалась ли в свою же ловушку?