в сутки, в жутких условиях… вот такие комары!.. садились в объектив, нам приходилось объектив мазать, нельзя было снимать. Болота! Это энцефалитный клещ… И никто не жаловался – наоборот, все с огромным энтузиазмом работали. А картина кончилась, и ее положили «на полку» из-за сцены в бане. 30-секундный эпизод из 3-часового фильма, который не только по нынешним понятиям, но и тогда-то был совершенно невинным. А мне А. В. Романов выговаривал: «Неужели вы думаете, что мы когда-нибудь пустим мужчин в женскую баню? Вырежьте – и все». Я был дико растерян.
Картина «А зори здесь тихие» пролежала на полке целых 4 месяца. 2 месяца меня мучили с тем, чтобы я убрал эту сцену. Я не вырезал, потом вырезал, потом вставлял обратно, потом опять не вырезал и т. д. Там еще были сцены о самогоне… меня довели. В общем, я пришел в ЦК партии и плакал там. Еще 2 месяца мучений, а потом вдруг в один прекрасный день картину выпускают на экран, все меня поздравляют. Оказалась очень простая вещь. Посмотрел картину Леонид Ильич Брежнев, вышел со слезами на глазах и попросил передать спасибо. После этого даже в речи на съезде упомянул этих девушек. После этого были и премии. Но самое главное, что картину посмотрело за один год 135 млн зрителей.
Письма
17 мая 1972 года
Осепьян-Ростоцкому
Поздравляю с премьерой прекрасного фильма, желаю ему яркой экранной жизни. Волнуюсь, как в свете Ваших зорь проплывет мой катер[119]. С благодарностью и уважением, Осепьян.
* * *
Уважаемый Станислав Иосифович!
Уж и не знаю, как выразить свое удивление – если можно назвать мое состояние удивлением – по поводу изъятия эпизода «бани» в передаваемом по телевидению Вашем фильме «А зори здесь тихие»[120].
Не хочется верить, что сделано это с Вашего позволения.
А если нет, мыслимое ли это дело вырезать из изданного, признанного, восторженно принятого молодежью, в частности, и награжденного произведения даже один кадр. Не говорю уж о том, что вредным этот эпизод может показаться, по-моему, людям, не очень знающим восприятие этой ленты нашей молодежью и школьниками, в частности.
С уважением, Г. Лабковская, ученый секретарь Научного Проблемного Совета по эстетическому воспитанию АН СССР.
30.04.1975.
* * *
В редакцию «Литературной газеты»
Уважаемая Редакция!
Мы, научные сотрудники Всесоюзного научно-исследовательского института экономики минерального сырья и геологоразведочных работ, решили обратиться к Вам за тем, чтобы рассеять недоумение по поводу странной истории, случившейся с одним из любимых нами фильмов о войне.
Речь идет о впервые демонстрировавшемся на телевизионном экране фильме режиссера С. Ростоцкого «А зори здесь тихие».
Многие из нас видели этот фильм несколько раз. И каждый раз нас поражал один из лучших кадров фильма – сцена в бане. В этом кадре режиссер и оператор с удивительной чуткостью и лиризмом сумели показать и подчеркнуть основную мысль фильма: война – это противоестественное состояние для всего человечества, а для женщины особенно. В любых случаях женщина остается женщиной. Поэтому все, что случается потом, после этого кадра, воспринимается нами, зрителями, с еще большей остротой и болью.
Итак, мы ждали показа фильма. Дождались. Но любимого кадра там не увидели.
Просим Вас ответить нам, что это – досадное недоразумение или умышленная порча фильма – и по чьей инициативе это произошло. Нам это кажется тем более непонятным, что фильм уже просмотрели миллионы зрителей.
С уважением, сотрудники Института.
* * *
5 апреля 1975 года
Уважаемые товарищи!
Благодарю Вас за предоставленную мне возможность ответить на письмо телезрителей по поводу чрезвычайного происшествия: исчезновения целого эпизода из фильма «А зори здесь тихие» во время его демонстрации по первой программе центрального телевидения.
Ввиду того, что фильм к моменту демонстрации по телевидению уже посмотрело более 100 млн кинозрителей (что явно недоучли похитители), этот факт не мог остаться незамеченным. О чем и свидетельствует письмо, полученное редакцией, а также те письма, которые получают авторы фильма и поток которых возрастает. Некоторые из них я пересылаю Вам.
И происшедшее, и эти письма, и их содержание, и многочисленные телефонные звонки, в том числе из других городов, не могут оставить нас равнодушными. Дело в том, что зрители в этих письмах не просто недоумевают, но и объясняют нам, почему эта сцена так важна в идейно-художественной ткани фильма, а объяснив, обвиняют нас и меня персонально чуть ли не в предательстве собственных художественных принципов и собственного «детища», так как никому и в голову не приходит, что это сделано без ведома авторов.
А это сделано именно так по указанию главного редактора кинопрограмм центрального телевидения тов. Корзина Валерия Алексеевича, который в ответ на мой возмущенный телефонный звонок с полной уверенностью в своей правоте сам и сообщил мне об этом. Он объяснил мне, что в это время у телевизоров сидят дети и, по его мнению, им не следует показывать этот эпизод, так как в кинотеатрах можно повесить табличку: «Дети до 16 лет не допускаются», а в телевизоре это сделать нельзя. Отложив в сторону дискуссию по сути вопроса, что стоит, что не стоит показывать детям, я сообщил тов. Корзину, что, согласно разрешительному удостоверению, выданному соответствующими компетентными организациями, на фильме «А зори здесь тихие» никогда не стоял гриф: «Дети до 16 лет не допускаются» и что его демонстрация согласно документам разрешена без всяких ограничений. Очевидно, сообразуясь со своими представлениями о дозволенном и недозволенном, тов. Корзин мне не поверил. В ответ на мой вопрос о том, почему не нашли нужным хотя бы сообщить авторам фильма о вырезке эпизода, тов. Корзин весьма неубедительно, я бы даже сказал, недоумевая от необходимости этого, все же сказал, что вопрос решался экстренно и меня не нашли, что весьма странно, так как объявление о демонстрации фильма давно стояло в программах, а я все это время находился в Москве.
Истины ради должен сообщить также следующее. Не знаю, что произошло за те 20 минут, которые отделили мой звонок на телевидение от звонка тов. Корзина ко мне (причем должен констатировать, что в данном случае он нашел меня очень быстро, хотя я не оставлял ему своего телефона и находился вне дома), тем не менее я снова услышал в телефонной трубке его голос. Правда, интонации резко отличались от нашего первого разговора. Тов. Корзин сообщил мне, что совершена грубая ошибка, что телевидение приносит мне свои извинения и что при повторном показе фильма сцена будет вставлена обратно. Я ответил, что есть все-таки небольшая разница в том,