меня из-под завесы золотистых волос, и я чувствовала, как воздух становится кислым.
От жалости. От стыда.
Решайе извивался у меня под черепом.
– Я тебе зачем это рассказываю, – прямо мне в лицо выдохнула старуха. – Чтобы ты поняла.
В висках билась боль. Глаза затягивала с краев серая пелена.
Поздно, поняла я.
Старушечье лицо расплывалось перед глазами.
– Чтобы ты поняла, Тисаана. Я для них на все готова. На все.
…Уходи!.. – взвыл Решайе.
Я схватила нож со стола, но Фийра неловким движением выбила его. Руки меня плохо слушались. Сильные мужские пальцы сжали мое горло.
В глазах потемнело. Мысли путались.
Я отбивалась. Задевала кожу, выбивала вспышки магии из пальцев. Кто-то из безликих похитителей закричал от боли и отпрянул с гниющей плотью.
Я свалилась на пол. Все потемнело.
На шее стянулась веревка.
Последнее, что запомнилось, – дикий, глохнущий шепот Решайе:
…Убей их, убей, убей…
Но и его поглотила тьма.
Глава 38
Эф
Отец держал меня за горло. Я задыхалась. Я ничего не видела, кроме его лица. Он был намного крупнее – в десять лет я еще и отставала в росте от сверстников, так что он мог поднять меня одной рукой. Его дыхание пахло вином и таким же терпким гневом.
Я открывала и закрывала рот, но звуки не шли. Так несправедливо, как раз когда они были нужнее всего. Хоть одно-единственное слово: «Пожалуйста».
Ведь «пожалуйста» – волшебное слово. Оно приносило мне утешение, подарки, безопасность, хорошенькие безделушки, красивые платьица и, главное, любовь.
Но в глазах у меня мутилось, темнота обступала со всех сторон.
У меня ничего этого не будет. Не будет даже единственного слова.
«Пожалуйста… пожалуйста…»
Я через силу разлепила глаза. Мир горел. Листья ушли далеко-далеко вверх – стали кровлей из опаленной зелени. Искры слетали с нее падучими звездами. Это было красиво, пока я не вспомнила, что надо ужаснуться.
Что-то нестерпимо давило на грудь, что-то острое кололо в правый бок. Кругом кричали, большей частью неразборчиво. Кто-то молил о чем-то за спиной. Я не понимала о чем.
Меня придавило балкой развалившегося трактира. Повернув голову, я увидела навалившегося мне на грудь Кадуана. Такого безжизненного, что паника пронзила меня насквозь.
Собрав все силы, я толкнула бревно. Мне чудилось, что тело мое где-то за миллион миль отсюда, но при этом каким-то чудом я сумела приподнять балку, чтобы ползком выбраться на свободу. Села и захлебнулась вскриком.
Это походило на конец света.
Мир горел. Огоньки, оранжевые и голубые – голубые? – расползались по деревьям, пожирали деревянные мостки. Сверху, с высоты в десятки, а то и сотни футов, сыпались постройки, обломки, тела, и все это разбивалось о землю.
В дымном хаосе я не сразу поняла, что вижу над собой: множество силуэтов, окруженных магией или в блеске стали. Бой.
Люди!
В голове отдался голос Кадуана, последнее, что он сказал, перед тем как мы провалились.
Дерьмо!
Я принялась растаскивать завалившие его обломки. Кадуан лежал неподвижно, лиловая кровь приклеила ему рубашку к груди. И лицо залила, склеила медные волосы.
– Кадуан. – Я пощупала сердце и облегченно вздохнула, ощутив слабые, но ровные толчки. – Вставай, надо уходить.
Меня сжимал холодный страх.
«Он очнется, – твердила я себе. – Откроет глаза. Непременно. Слишком жестокие слова я ему сказала».
Он очнется.
Но он не шевелился.
– Кадуан, пожалуйста!
«Пожалуйста». Боги, это слово. В нем не осталось ни капли волшебства.
Вопли над нами делались громче и отчаяннее. Итара была всего лишь торговым городком – здесь не нашлось воинов, чтобы отбить атаку. Нам не дали времени.
Я нагнулась над Кадуаном. Одна его рука, освобожденная от обломков, свесилась через балку. Я, схватив ее и закатав рукав, помедлила.
Я знала, что Кадуан умеет говорить с магией, хоть и не ведала, в чем состоит его дар. Но положение было отчаянным.
«Матира, только бы у меня получилось!» – подумала я, глубоко вонзая зуб в сгиб его запястья.
Я не ждала такого удара. С одного глотка в животе стала набухать магия. Магия Ишки была мощной, но незнакомой, чуждой – будто пытаешься заговорить на новом языке, а рот не умеет выговаривать его звуков. А эта? Эта походила на песню, которую помнишь, сам о том не зная. На диво знакомая. На диво верная.
Я моргнула, а когда открыла глаза… что-то переменилось. Я будто увидела краски мира, который прежде казался черно-белым. Только этими красками была жизнь. Биение жизни в почве, в листве над нами, в занозистом дереве половиц… и в Кадуане: слабое, гаснущее, как трепет нежной бабочки в середине груди.
Я склонилась над ним, взвывая к этой светящейся ниточке. Что-то во мне теперь умело с ней говорить.
– Вставай, – шептала я. – Вернись.
Сила разом охватила меня, как охватывает порыв ветра. Она опьяняла, была слаще и крепче любого вина. Каждая частица меня звала Кадуана, проникая глубже тепла его кожи – глубже и проще телесного вожделения.
Я ощущала себя совсем голой.
Кадуан открыл глаза.
Я не сумела отвести взгляда. Мы всматривались друг в друга, и связь между нами горела, как преломленный цветным стеклом свет.
Ни он, ни я не моргали. Не дышали. Мы замерли нос к носу. Сердце колотилось у меня в груди удар в удар с его.
– Эф… – выдохнул он.
Так хорошо было слышать его голос, что я онемела.
Он поднял руку к моему плечу, коснулся кожи, и это прикосновение еще усилило текущий меж нами поток.
И тут он сказал:
– Не могу встать.
– Что?
Я опустила глаза и заметила, что навалилась на него всем телом.
– Ох…
Я слезла с него. Поддерживая друг друга, мы поднялись на ноги. Сила еще гудела в нас. Я видела сосуды жизни, пронизывающие все вокруг. Я была пьяна.
Неужели у Кадуана всегда так? Я знала, что он силен, но такое…
Я взглянула на него. Морща лоб, он рассматривал свое прокушенное запястье. Поднял глаза на меня. Снова взглянул на руку:
– Что ты сделала? Почему все так… изменилось?
Грохот вдалеке помешал ему додумать эту мысль до конца. Он развернулся на звук – это рухнуло здание, – и лицо его застыло, словно он только теперь заметил окружавший нас ужас.
Слова были не нужны. Я по его лицу прочитала: «Неужели опять!»
– Нет, – сказала я. – Такого не будет. Даю слово.
– Гостиница, – вымолвил Кадуан.
Я развернулась в сторону дерева, давшего приют нашей гостинице, и вся сжалась, увидев только огонь и щепки.
Сиобан. Ишка. Ашраи. Если они были…
Нет.