Доктор ушел, и я осталась в своей палате люкс одна. Я подошла к окну, прижалась лбом к стеклу и попыталась улыбнуться, потому что с некоторых пор я уже начала улыбаться и, несмотря на легкую боль, старалась растягивать губы все шире и шире. Я смотрела на распускавшиеся листочки на деревьях в красивом больничному саду и хвалила себя за то, что дожила до весны, не сломалась, пережила целую серию рискованных операций, терпела страх и боль реабилитации, соблюдала все предписания врача и всегда свято верила в окончательный успех.
Это была небольшая элитная клиника, которая славилась своими талантливыми специалистами и неимоверно высокими ценами. Она была по карману только успешным, богатым и влиятельным людям. Они выходили из стен клиники совершенно другими, без прежних страхов и комплексов, с высокой самооценкой со всеми вытекающими отсюда последствиями. Я примкнула к числу богатых и влиятельных пациентов клиники, потому что у меня были деньги и огромное желание получить новую внешность и НАЧАТЬ ВСЕ СНАЧАЛА.
Доктор обещал сделать мне новое лицо, сконструированное из кожи, взятой из моих ягодиц, которые, к моему удивлению, почти вовсе не обгорели.
Палата люкс, в которой я лежала уже чуть больше года, выглядела как самый дорогой номер в пятизвездочном отеле. Больничная палата стала моим пристанищем и настоящим домом, а красивый сад с разноцветными поющими фонтанчиками вызвал в моей душе необходимое мне спокойствие. Я любила проводить в этом саду время за чтением, наблюдать, как красив закат, разговаривать с другими пациентами, которые иногда выходили из своих палат и были расположены к общению. Самое главное, что в этой клинике я была сама собой и совершенно не комплексовала по поводу своей внешности. Я не прятала свое лицо, не старалась скрыть свои рубцы и шрамы. Я вела себя совершенно естественно, потому что я была тут не одна. Многие выглядели значительно хуже меня. Немногочисленные пациенты клиники относились друг к другу с уважением, почтением, переживали друг за друга, желали друг другу терпения, сил и, конечно же, скорейшего выздоровления.
Я уже не боялась операционной и, когда меня везли на каталке на очередную операцию, просто смотрела в потолок, разглядывала лампы. Я даже не волновалась, потому что свято верила, что все будет хорошо. Правда, я очень плохо переносила послеоперационные периоды, страдала от боли, иногда теряла сознание. Но доктор успокаивал меня, что по-другому просто невозможно, что все, кто поступил в эту клинику, должны запастись терпением, ибо без него здесь никуда…
Незаметно для самой себя я так привыкла к этой больничной жизни, что уже плохо представляла себе, что же творится за пределами этой клиники. Все, что находилось за забором, по ту сторону жизни, меня откровенно пугало и наводило на самые печальные мысли. В моей палате был телевизор, но я включала его крайне редко. Что бы ни показывали, будь то фильм, музыкальный видеоклип или какая-нибудь передача, все это не вызывало во мне ничего, кроме раздражения. Мне было обидно, что судьба распорядилась подобным образом. Где-то там, совсем недалеко, люди живут обыкновенной жизнью. Встают, чистят зубы, завтракают, провожают детей в школу и идут на работу… Затем приходят с работы, проверяют у детей уроки, смотрят телевизор, ложатся спать и иногда занимаются сексом. И так изо дня в день. Все понятно и привычно. Я же лишена возможности жить, как все, чувствовать, что жизнь продолжается.
Правда, иногда я подхожу к машине женщины-врача, которая дает наркоз при операциях, и с интересом расспрашиваю ее о том, как ведут себя на дорогах гаишники, каким образом они теперь вымогают штрафы, как у них загораются глаза жаждой наживы, когда они видят за рулем женщину, как ввели автогражданку, обкрадывая несчастных автомобилистов в очередной раз, и как страшна жизнь за воротами, потому что там много злости, зависти и корысти…
Обычно я сажусь на лавочку в саду и думаю о том, что пока мне больше нравится в клинике, потому что здесь я смогла укрыться от прошлой жизни, от ее сложностей. Именно тут я смогла полюбить свое одиночество, найти к нему дорожку и навсегда подружиться с ним. И мне действительно понравилась эта жизнь, когда мне не нужно думать об одежде, потому что мне хватает тапочек и махрового халата… Мне не нужно думать, что я сегодня буду есть, тут всегда вкусно кормят… Единственное, о чем здесь нужно думать, так это о том, чтобы у тебя не закончились деньги.
С другими пациентами я не особенно общалась. Жила воспоминаниями. Я вспоминала своего брата, Лося, наших ребят, Кольку, которого мне почему-то не хотелось больше называть Дровосеком, и, конечно же, добрую Глашу… Я вспоминала и удивлялась тому, сколько же во мне жизненной силы. Раньше я бы никогда не подумала, что смогу перенести такое количество операций и выдержать любую боль и муку. Оказывается, в этой жизни можно вынести многое, почти все, если у тебя есть конкретная цель. А у меня она есть. Я хочу получить пусть не прежнюю, но новую внешность и вернуться в ту жизнь, которой я жила раньше…
…Однажды я набрала номер телефона брата. Услышав его «алло», я тут же положила трубку. Я долго плакала, мне хотелось звонить еще и еще, чтобы каждый день слышать его голос, но я понимала, что нельзя этого делать, потому что на его телефоне стоит определитель номера и он может докопаться до правды. Самое главное, что я услышала его голос, а это значит, что он жив и, дай бог, здоров. Вован решил оставить брата в живых, подумав, что калека совсем не помеха новой жизни группировки. Я также набрала номер Лося, но не услышала его голоса. По всей вероятности, он поменял свой мобильный, а его домашний я позабыла.
Я не испугалась и следующей операции, и, по мнению специалистов, она прошла очень даже удачно. Я уже не боялась ни синяков, ни кровоподтеков, ни опухолей. Единственное, чего я боялась по-прежнему, так это зеркал. Но доктор старался приучить меня к ним и постоянно помогал преодолевать этот страх.
Наступил долгожданный момент, когда после последней, заключительной операции мне должны были снять все бинты и показать мое новое лицо и тело. Сказать, что я нервничала, – значит не сказать ничего. Я вспомнила тот день, когда Глаша сняла с меня эти злосчастные бинты в своем доме, как при этом я испугалась, закричала и потеряла сознание. И теперь мне опять предстояло пройти через то же самое еще раз. Перед этой процедурой со мной поработал психолог, который попытался меня убедить, что мне нечего больше бояться, что мое лицо и мое тело уже не будут такими страшными, как ранее, просто… просто они будут совсем другими, не похожими на те, которые были раньше. Я должна себя полюбить, хотя бы постараться себя полюбить, а если это не получится, то я должна себе хотя бы понравиться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});