У Саши были свои ключи, и вряд ли он украл еще и даниловские. Кроме того, — Данилов мрачно усмехнулся — смерть оправдывала его лучше всего.
Кто из оставшихся четырех?
Кто? Кто?!
— Странная штука получается, — раздраженно сказал за его спиной капитан Патрикеев, — вы вроде и ни при чем, и алиби у вас надежное, если не врете…
— Не вру.
— Это мы проверим. А штука-то странная. Это что такое?
— Что?
— Вот это. Сюда, сюда глядите!
Данилов посмотрел. Это были его очки.
Стекла заляпаны чем-то бурым и неровным.
— Кровь, — сказал капитан, пристально глядя в лицо Данилову, — на стеклах-то кровь. Очки ваши?
— Мои, — подтвердил Данилов.
— Правильно, ваши, — согласился капитан с удовольствием, — вот и секретарша говорит, что они ваши.
— Да я от них и не отказываюсь, — пробормотал Данилов.
— Правильно делаете, что не отказываетесь! Очечки сверху на кровь упали. Прямо стеклами. Видите, на стеклах пятна? Убийца ударил, потерпевший упал, очки с убийцы слетели — и прямо в кровь. С кем, говорите, вы ночевали-то?
Данилов продиктовал номера телефонов.
Он не убивал Сашку, это точно. Он не настолько сумасшедший, чтобы не контролировать свои поступки. Он был не один, Знаменская подтвердит, что он спал дома, и все обойдется. Капитан Патрикеев поймет, что он не бил Сашку по голове и не ронял в его кровь свои очки!
Он совершенно нормальный человек, несмотря на то, что кто-то в последнее время очень старается убедить его в обратном.
И кто-то ведь уронил его очки в лужу Сашкиной крови.
Данилов дернул золоченые нелепые ручки ни створке окна, распахнул его и глубоко вдохнул студеный воздух. Ветер надул штору и как будто обнял Данилова холодными лапами. Рана под горячей водолазкой стала остывать.
Очки.
У него только одни очки — два стекла и дужки, никакой оправы, модерн, очень понравившийся Марте. Она разбила его прежние очки — зачем-то цепляла на нос, оставила на сиденье, а потом сама же на них села, и они поехали заказывать новые, и Марта выбрала именно эти — два стекла и дужки. Других у него нет.
Веник смотрел хоккей и кричал, что не видит.
«Дай мне очки, я ничего не вижу, а тут хоккей».
Потом Данилов его выставил и нашел на своей постели окровавленную белую рубаху, а очков с тех пор не видел.
Веник часто таскал у него всякие мелочи — дорогие брелоки, подарочные ручки, блокноты в кожаных переплетах, и вот теперь — очки?!
Значит, сегодня ночью у него в конторе был Веник? Веник застал Сашку и убил?! Совсем, до смерти?!
Вернулся капитан. Вид у него был задумчивый.
— Да — сказал он и сел, но уже не в даниловское кресло, — подтверждается история ваша. А я уж было решил…
Данилов не спросил, что именно он решил. У него было сухо во рту, и глаза тоже казались очень сухими, как будто поднялась температура.
— Подтверждается! — повторил капитан неприятным голосом. — Знаменская Ариадна Филипповна сказала, что вы провели ночь у нее на глазах! Приезжайте, говорит, я все еще у него в квартире, моюсь в душе! Могу, говорит, предъявить бутылку из-под водки и ананас! — Он едва сдержался, чтобы не выругаться. — И время, когда она приехала, точно назвала!..
— Неужели? — удивился Данилов. Капитан покосился на него.
— У нее чек из супермаркета в пакете остался. На чеке время. От супермаркета до вашей квартиры идти две минуты. Ехать от силы сорок секунд.
Твою мать!..
Хозяин «архитектурного бюро» — выдумали себе работу тоже! — раздражал его без меры. Раздражали его пиджак, черная водолазка, стрижка, как у кинозвезды, самоуверенность, тихий голос, портфель, самодовольный, наглый и кожаный, так, по крайней мере, казалось капитану, и запах раздражал, и народная депутатша, подтвердившая алиби, — еще на ананас приглашала, зараза! — и вскользь помянутый в разговоре всесильный и знаменитый Кольцов.
«Глухарь», как пить дать «глухарь», капитанское сердце чуяло неладное.
— Как очки попали на место происшествия? — спросил он, ни на что не надеясь. — Не знаете, конечно?
— Наверное, я их забыл в конторе, и после того, как Сашку ударили по голове, они… упали.
— Откуда? С неба? Или их специально положили, чтобы ввести нас в заблуждение? А? У вас есть враги?
В последнее время у Данилова появился враг, черный человек, черт знает кто. Он понятия не имел, что это за враг.
— Я не знаю, — сказал он, — скорее нет, чем да. Какие враги? У меня вообще нет… близких людей. Ни друзей, ни врагов.
У него была Марта, которая заменяла всех друзей и близких вместе взятых.
Он сказал ей — «я больше не хочу тебя видеть».
— Очки вы забываете, — сварливым тоном сказал капитан, — ключи теряете. А за вами ходит человек, который все подбирает и использует против вас. Это-то вы хоть понимаете?
— Понимаю, — согласился Данилов.
Ему нужно поговорить с Веником. Чем скорее, тем лучше. Капитан все равно ничего не поймет и ни во что не поверит, даже если Данилов сейчас примется рассказывать ему о своих несчастьях последних дней. Что он может рассказать? Что кто-то пытается отомстить ему за смерть жены, которая случилась пять лет назад? Подбрасывает ему в постель окровавленные рубахи и крадет блюдечки с янтарной крошкой?!
Он сам должен довести все до конца. Это только его дело.
Если он победит, значит, победит навсегда. Если проиграет — ничего на свете, даже разум, больше ему не понадобится.
— Ну и черт с вами, — сказал капитан, у которого была хорошо развита интуиция, — хотите со мной в молчанку играть, валяйте! Только если я чего раскопаю, никто вам не поможет — ни Знаменская ваша, ни Кольцов. Я мужик упертый, это каждый знает.
— Спасибо, — поблагодарил Данилов.
— Да идите вы!..
Он едва дождался, когда милиция уберется из его офиса.
Азарт его охватил, самый настоящий. Горячечный, плохо контролируемый азарт. Говорят — охотничий, но это не правда.
Что за азарт, когда нечего терять? Кто против тебя зверь? Никто — кучка драного меха на худых костях. У тебя есть все, ты плотно позавтракал, а вчера на заимке еще и выпил хорошо, у тебя тулуп, лыжи, ружье, от которого нельзя спастись, ведь ни один зверь так и не придумал себе бронежилета! Ты развлекаешься, стреляя в шерстяной свалявшийся бок или оскаленную от страха и ненависти морду. Ты не умрешь с голоду, если промахнешься, и куцая шкурка нужна тебе только для самоутверждения, а не для того, чтобы укрыть замерзающих детей.
Данилов не верил в азарт, когда один с ружьем, в тулупе, веселый от мороза и стопочки, а второй — голодный, напуганный, ненавидящий, на жилистых лапах, из оружия у него только зубы, но что зубы против патронов, сражающийся за жизнь и проигравший уже тогда, когда этот румяненький и крепкий только грузился в свою машину!..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});