первый день здесь за ленчем ты мне сказала, что выросла в Нью-Джерси и закончила секретарский колледж. Ты не говорила, что училась в университете.
– Вы помните? Даже три года спустя?
– Я помню все, – сказал он, его светлые глаза встретились с ее глазами. – А теперь иди. Нам нужно готовить журнал к выходу, а у нас на одного сотрудника стало меньше. Пора заняться работой.
– 24 –
Декабрь 1943
На летучке в среду, последней в календарном году, Эмиль уже почти закончил перечислять свой список тем для следующего выпуска.
– Я не уверен насчет последнего. Мы получили приглашение из Эссекса от детского дома «Коттеджный поселок» в Хорнчерче. Они хотели бы, чтобы мы написали статью о ежегодном рождественском празднике, который они устраивают для детей. Праздник состоится в субботу, восемнадцатого, так что мы могли бы вписаться. Что скажешь, Кач?
– Ммм. Теоретически я не возражаю, но я не хочу слащавой истории про розовощеких сироток. Я не…
– Я напишу, – сказала Руби, удивив даже себя.
– Ты уверена? – вид у Кача был какой-то необычно взволнованный.
– Мне нравится тема. И я думаю, что слащавой я эту статью не сделаю – нет ни малейшего шанса.
– Это верно, – согласился он. – Отлично. Дай мне знать, как у тебя пойдут дела. Франк – ты не возражаешь, если я тебя отправлю с Руби?
– Ничуть.
Утром в субботу Руби и Франк по «Дистрикт», лондонской ветке метро, отправились в медвежий угол Эссекса. Дорога, считая с момента выхода из офиса «ПУ», заняла у них вряд ли больше часа, а выйдя из метро, они обнаружили, что директор детского дома прислал за ними машину с водителем.
– Это хороший знак, – прошептал Франк, и ей оставалось только надеяться, что он прав.
Коттеджи представляли собой крепкие двухэтажные дома, построенные лет пятьдесят-шестьдесят назад. Они стояли на значительном расстоянии друг от друга, так что между ними оставалось достаточно зеленого пространства. В общем и целом детский дом казался вполне приличным, но Руби не торопилась выносить окончательное суждение до встречи с живущими здесь детьми.
Их машина остановилась перед сооружением, похожим то ли на часовню, то ли на административный корпус. К ним вышел сам директор мистер Олдхам, человек лет семидесяти с обезоруживающе дружелюбной улыбкой.
– Добро пожаловать, мисс Саттон, мистер Госсадж. Добро пожаловать в Хорнчерч, и счастливого Рождества вам обоим. Позвольте мне пригласить вас в дом.
– Здесь у вас будет праздник? – спросила Руби.
– Да. Административный корпус – единственное наше сооружение, которое может вместить всех детей. Нас сейчас около трех сотен.
Первое, на что обратила внимание Руби, войдя в дом, был шум. Она ожидала тишины – в приюте Святой Марии монахини тут же наказывали всех, кто во время мессы, на собраниях или даже в спальнях хотя бы слово прошептал. Но здесь дети разговаривали, смеялись, их голоса сливались в общий счастливый хор, и никто, казалось, не боялся реакции взрослых.
У девочек, в соответствии с заведенным здесь порядком, были короткие стрижки – чтобы никакой возни с косичками и лентами, но одеты все были аккуратно, туфли у всех начищены, лица чистые. Руби не увидела ни синяков, ни других свидетельств дурного обращения с детьми. Впрочем, они вполне могли быть скрыты под одеждой. Ей, конечно, нужно будет поговорить с…
– Вы не согласны, мисс Саттон? – спросил мистер Олдхам.
– Простите, бога ради, не слышала, что вы сейчас говорили. Увлеклась – разглядывала детей.
Франк, как она теперь увидела, пробрался в дальний конец зала и незаметно для детей делал фотографии.
– Я говорил, что один только свежий воздух здесь, за городом, кажется, способствует проявлению в детях лучших их свойств. Понимаете, большинство из них из Клеркенуэлла, и они попадают к нам в довольно плачевном состоянии[30].
– Я знаю эту часть Лондона, – сказала она, поворачиваясь к директору. – Я прежде жила тут неподалеку. Все здешние дети сироты?
– Некоторые – да, но не все. У многих есть оставшийся в живых родитель, но ему просто не поднять ребенка.
– А какое образование получают здесь дети?
– Такое же, как и все остальные, бюджетное. В четырнадцать они покидают наше заведение, к этому времени для большой части подыскивается работа – кто-то попадает в частные дома в качестве прислуги, кто-то, в основном мальчики, уходит в ученичество того или иного рода.
– Могу я поговорить с кем-нибудь из детей?
– Конечно, конечно. Только я вас попрошу поделикатнее с вопросами. Пожалуйста, не надо о родителях или о том, как они здесь оказались. Такие вопросы расстраивают даже самых уравновешенных детей.
– Не сомневаюсь. Я обещаю задавать им только деликатные вопросы.
По большому счету, разговор с детьми не особенно отличается от других интервью. Она спрашивала, как их зовут, сколько им лет, хорошо ли они себя вели, радовались ли приходу рождественского деда. А в ответ на их вопросы она объяснила, что у нее такой смешной голос, потому что она из Америки, что она не знает лично ни одну голливудскую звезду, что она, как это ни прискорбно, не привезла с собой из Америки ни жевательной резинки, ни шоколада.
– Я думаю, поделиться есть чем главным образом у американских солдат, – торжественно объявила она, – но я очень давно не была в Соединенных Штатах. Вы уж простите.
Она говорила с ними, записывала их ответы, но все время была начеку – не проявятся ли какие-нибудь признаки страха, однако ничего похожего она не обнаружила. Никто из администрации детского дома не парил рядом с ней, чтобы своим безмолвным присутствием пугать детей. Дети не боялись, не замыкались в себе и не умолкали, когда мимо проходили сестра-хозяйка или кто-нибудь из нянь. Веселее всего было, когда пришло время Панча и Джуди – они реагировали, как должны реагировать здоровые дети: визжали и смеялись, видя угрожающие выходки Панча, выкрикивали предупреждения другим куклам.
Наконец настал черед рождественского деда – он появился с огромным мешком, в котором нашлось по небольшому подарку для каждого ребенка. Костюм у него был слегка поеден молью, а борода из ваты выглядела очень неубедительно, но дети этого, казалось, не замечали или не хотели замечать.
– Как вам удается закупить столько подарков – на всех?
– Нелегко. В особенности в военное время. Но местные фабрики проявляют немалую щедрость. И наши церкви здесь, в Хорнчерче, тоже. К тому же наш персонал работает круглый год – вяжет варежки для детей. А еще всем по карандашу, по пакетику с конфетами – и они счастливы. Вернее, настолько счастливы, насколько нам удается сделать их счастливыми. Боюсь, но у детей такого рода заниженные ожидания не только в отношении Рождества, но и в отношении всего остального. Мы стараемся, как можем.
– Да, я вижу.
Праздник быстро