— Прости меня.
— Уже простил. Завтрак готов, можешь идти, если хочешь.
Он сделал акцент на последних словах, слишком многозначительный акцент. И, чтобы показать, что это не приказ и, намекая на…
Таинственно улыбнулась, а затем прошептала:
— Я хочу продолжить то, на чем мы остановились…
Затем развернулась, уперлась ладошками в стекло кабинки и прогнулась в спине. Если он мне откажет, я его просто убью. Вот правда, возьму и утоплю! Решиться на такой эксперимент для меня весьма непросто!
Не отказал. Не пожалела. Как же я теперь понимаю Таххира…
В душе мы задержались, потом задержались снова. Когда переоделись и сели завтракать, еда уже остыла. Вот только это ничуть не испортило настроения. Мы таинственно улыбались и переглядывались, разве что не хихикали, как подростки. Мне было бессовестно, умопомрачительно хорошо, и я запретила себе думать о том, что будет, когда мы выйдем из шара. Он вернется к Зейде, я… в свою жизнь. Но это будет потом. А сейчас пышный омлет с сыром, кофе, блинчики с вареньем и он, не сводящий взгляда. Обжигающего, манящего, возбуждающего. Спрятала глупую улыбку за чашкой с кофе.
Пока кухарка жарила блины, мы молчали, сидя рядом друг с другом, потому что напротив — это слишком далеко. Харви держал меня за руку или дразнил, поглаживая коленку или вязь лигари, я тоже в долгу не осталась.
— Ешь, пожалуйста. Не хочу, чтобы СМИ заявили, будто я стала причиной голодной смерти одного из фетроев.
— Я не умею есть левой рукой. А правая у меня занята более важным делом, — прошептал он, целуя меня в шею, а его рука…
Всхлипнула и резко свела бедра. Мы же не одни!
— Чем-то она не тем у вас занята! — грозно прошептала, косясь на кухарку.
— Мм?
— Не тем, я сказала, — понадобилось немало усилий, чтобы достать руку Хартмана из… эм, в общем, я ее достала и положила на стол. Затем вложила вилку и показала как ею пользоваться на собственном примере. — Очень вкусно, между прочим.
На стол легла тарелка с горячими блинчиками.
— Желаете чего-нибудь еще? — спросила женщина.
И взгляд такой добрый, даже душевный, то на меня, то на Харви. А я-то тут при чем? Я просто погостить пришла, да на кровати поваляться.
— Нет, Берти, спасибо.
Берти. А ведь кухарка другая в прошлый раз была.
Когда панель в стене закрылась, а кухарка свалилась на нижние этажи, я осторожно произнесла:
— А где фета Индира?
— Уволена.
Ну вот, пожалуйста, айсберг в собственном снегу!
— Почему? — я спешно нарезала дымящийся блинчик, понимая, что скорее всего ответ мне не понравится и позавтракать нормально не успею. Макнула в малиновое варенье и с удовольствием положила в рот.
— Думаешь, кто открыл дверь на парковку, чтобы ты могла сбежать в прошлый раз? От меня. Сбежать, — зачем-то повторил таким тоном, что сбежать захотелось с новой силой.
Значит, это фета Индира стала моим спасением? Ведь, если бы та дверь оказалась запертой, как, видимо, и должно было быть, меня бы вернули в сферу. Фет Сайонелл не узнал бы, где я. И моей свободе пришел бы конец. Почему она мне помогла?
— Но она не виновата! Она просто проявила доброту сердца!
— Такая доброта называется предательством, — отчеканил Харви. Так и захотелось отодвинуться подальше, да только кто мне даст?
— А что, если у нее дети?
— Сын, двенадцать лет, — подтвердило Ползучее Великородие, как ни в чем не бывало, приступившее к завтраку.
— И ты так просто об этом говоришь? Выкинул человека на улицу за проявленную доброту и забыл?
В груди неприятно защемило. А ведь со мной он поступит так же. Поиграет, выкинет и забудет. Я уже имела удовольствие лицезреть каменное изваяние, а не человека. Не понравилось. Вот совсем.
— Ты в другом мире, Флер. Да. Она уволена и больше никогда не будет работать в Аклуа Плейз.
— Бездушный чурбан! — вилка звякнула о тарелку.
— То есть анонимное пожертвование, которого хватит на учебу ее сына и обеспечит их, пока она ищет новую работу, мне лучше отозвать? Хорошо, сейчас распоряжусь.
Он с невозмутимым видом взял планшет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Не надо! — возмутилась, отбирая гаджет, но заметила, что этот великолепный актер его даже не включил.
— Вопреки твоему мнению, у меня есть сердце, Флер. И чувства тоже. Но также у меня есть обязательства, которыми нельзя пренебрегать.
И тут я поняла, что Харви вовсе не баловень судьбы. Он ее заложник. Жестокость — не врожденная черта мальчиков с полигона, а благоприобретенная. Вот только жестокости в Харви не чувствовалось. Сейчас я смотрела в пепельно-сизые глаза, что дарили мне тепло и видела мальчика. Того самого, что на полигоне отстал от группы. Который не хотел идти по холодным каменным коридорам, пропахшим кровью и потом. Но ему выбора не оставили… Я видела мальчика, растерянного, лишенного любви. Настоящей любви.
Что-то защемило в груди и сама не понимая, что делаю, я обхватила лицо фетроя ладошками и коснулась губами его губ. Робко, нежно, почти невесомо. К счастью, он не стал пользоваться ситуацией, подарив мне такой же нежный, ни к чему не обязывающий ответ. Я отстранилась и поджала губы, пытаясь осознать собственные чувства. Почему я поцеловала его? Это же… это личное! И что ответить, когда он пристанет с расспросами?
— Блинчики у Берти не менее замечательные, как думаешь? — улыбнулся фетрой, как ни в чем не бывало и, отрезав кусочек, протянул мне.
— С тарелки самого правящего? — ответить смогла не сразу, но потом села и улыбнулась.
— Мне приятно тебя баловать. Садись, иначе подумаю, что ты снова собираешься убежать.
Была такая мыслишка, что греха таить. Послушно открыла рот и стянула с вилки щедро сдобренный вареньем блинчик. И почему с его рук они еще вкуснее? Поняв это, Харви решил проделать фокус повторно.
— Этак я растолстею и моя пачка, о которой все только и говорят, на меня не налезет!
Хартман недовольно молчал, продолжая делать мне внушение страшным взглядом и держать лакомство. Пришлось подчиниться и послушно открыть рот.
— На счет твоей… пачки. Я не хочу, чтобы ты встречалась с фетом Ронхарским. И с фетом Вэльским тем более.
Слышали этот звук? Так от голоса одного фетроя — не будем показывать пальцем — покрывается инеем летящий аркх, падает и разбивается на осколки.
— Хорошо, — я улыбнулась и допила уже остывший кофе.
— Хорошо? Что-то больно просто ты согласилась.
— Хорошо, не хоти! Те? Не хотите на здоровье? — поправилась, когда недовольный взгляд превратился в бешеный. — Фетрой Хартман, вы меня сейчас пугаете. Вам нельзя волноваться, вам еще с барьером разбираться, с великородными, невесте своей объяснять отсутствие раздельных кроватей. А, если ваша Берти разговорчивая, то и непотребное поведение с… — запнулась, не зная, как себя назвать. А называть нехорошим словом не хотелось. — В общем, не завидую я вам.
— А я не завидую тому, кто хотя бы посмотрит в твою сторону.
— Выколешь глаза всем зрителям национального театра оперы и балета?
— Я серьезно.
— Харви, я не твой енотик и не твоя женщина. Ты не можешь…
— Ты моя, Флер, — жестко перебил он, сжав кулаки. От такого гнева мне стало страшно, а шутить и язвить вмиг перехотелось. — Моя.
— Твоя кто? — голос прозвучал тихо-тихо.
— Тебе так нужны статусы? Слова? Доказательства?
— Кто же тогда Зейда?
— Будущая фетесса девятого дистрикта.
Предельно ясно. Иначе не истолкуешь.
Не плакать, Ланни. Ты знала, что так будет и сознательно вчера задницей перед ним крутила, так что нечего строить из себя обиженную невинность. Я — гарцан. Все, я сказала. А гарцан не прогибается и не поддается ржавчине!
— Я могу идти? У меня репетиция через час, а еще необходимо… — вымыть полы? Правда скажешь ему об этом? — подготовиться.
— Репетиция?
— Балет. Солистка. Запасной состав. И об этом тебе не донесли, потому что я пока не подписала договор. Но сделаю это сегодня.
Макс как раз отправил документы, я видела в планшете сообщение от него с приложенным файлом. Вот в трене по пути на репетицию и ознакомлюсь.