к Древнему Египту, чем сомнительный Corpus Hermeticum, изученный историком Казобоном. Точно так же за грабежом охотился лорд Элгин, который снял половину скульптур Парфенона и перевез их в Лондон, где они остаются и по сей день, к непрекращающемуся недовольству Греции. (Недавно греческое правительство построило музей для оставшихся фризов прямо под храмом, с пустыми местами для похищенных в Лондон скульптур в знак постоянной просьбы вернуть их на место).
Элиот писала "Миддлмарч" в то время, когда новые открытия в области греческой древности попадали в заголовки газет, и самым впечатляющим из них стало открытие немецко-американским мошенником и археологом-любителем Генрихом Шлиманом исторической Трои, описанной в "Илиаде". Шлиман не был квалифицированным археологом, потому что археология как дисциплина только начинала развиваться, и он уничтожил большую часть этого древнего места, выкопав то, что археологи сейчас пренебрежительно называют траншеей Шлимана. Несмотря на свои ошибки, он не только обнаружил различные эпохи Трои, но и установил принцип маркировки слоев прошлого, выделив девять отдельных пластов.
Тем временем агенты британской Ост-Индской компании, огромной частной компании, которая обладала монополией на торговлю в Южной Азии и в итоге контролировала большую часть субконтинента, заинтересовались культурой, которую они контролировали. Они также привезли украденные сокровища, включая рукописи. В 1801 году Ост-Индская компания открыла Ост-Индский музей в своих офисах на Лиденхолл-стрит в Лондоне. Агенты, работавшие на компанию или связанные с ней, впервые перевели многие документы на английский язык, опираясь при этом на знания ученых из Южной Азии. Именно здесь была расшифрована письменность брахми, что позволило людям вновь прочесть столпы Ашоки. Через несколько десятилетий после публикации "Миддлмарча" археология превратилась в настоящую науку и была воплощена в жизнь Мохаммедом эс-Сенусси, который работал в прусской экспедиции, когда он осторожно раскопал необыкновенный бюст Нефертити, чтобы затем перевезти его в Берлин, где он находится и по сей день.
Европейцы также изменили представление о прошлом, организовав свои коллекции таким образом, чтобы у посетителей создавалось ощущение исторической последовательности. Ранее коллекции, которые иногда называли шкафами курьезов, располагались в соответствии с прихотями их владельцев. Новые коллекции, напротив, имели твердое представление о том, как должно быть организовано прошлое: не на основе любопытства, а на основе представлений о мировых цивилизациях и художественном совершенстве. В ознаменование этих перемен коллекции также получили новое название и отныне стали называться музеями, что происходит от греческого слова, означающего "место Муз", божеств-покровителей искусств.
Идея организации прошлого в соответствии с концепцией развития искусства может показаться нам сейчас очевидной, даже если мы поставим под сомнение многие из распространенных в XIX веке идей о том, что считать высоким искусством или цивилизацией, и как классифицировать те или иные артефакты (часто в соответствии с провинциальными европейскими представлениями). Как и все идеи, идея о том, что история развивается по единой оси эволюционного прогресса, была изобретена и полностью утвердилась только в XVIII и XIX веках. Конечно, древние хроники также упорядочивали информацию по единой временной шкале в генеалогиях богов или царей - например, в египетском списке монархов, из которого было вычеркнуто имя Нефертити. Но эти хроники не предполагали, что история развивается и эволюционирует в важных и фундаментальных направлениях. В других концепциях времени человечество последовательно проходило этапы от золотого века к серебряному, а затем к более низким металлам, таким как бронза (греческий поэт Гесиод использовал эти термины), но этот упадок объяснялся моральными недостатками. В другой группе рассказов, включая иудейские, христианские и мусульманские писания, золотой век был утрачен, но может быть восстановлен в Судный день. Ни в одном из этих рассказов изменения не были вызваны работой самой истории или исторических сил.
Идея прогрессивной истории была результатом того, что общество считало, что оно неуклонно движется вперед, будь то в политическом плане - через эмансипацию и демократизацию, в технологическом - через все более мощные машины, или в материальном - потому что все больше товаров становилось доступным для большего числа людей. Эта связка прогрессий происходила не везде. Наиболее ярко она проявилась в Великобритании XIX века, жители которой, или, по крайней мере, те, кто формировал общественное мнение, видели себя на траектории политической эмансипации, технических инноваций (примером которых является паровая машина) и накопления богатства, добытого в колониальных владениях.
Ощущение того, что события развиваются сразу во многих сферах, имело неожиданное последствие: люди стремительно отдалялись от прошлого, не только в том тривиальном смысле, что за одним годом следовал следующий, но и качественно, меняясь так, что прошлое становилось все более чуждым. Было новое признание того, что вещи подвержены трансформации, что новые обстоятельства меняют людей, их жизнь и опыт, а значит, их мысли и чувства. Это не были случайные преобразования. Перемены происходили с людьми, живущими в самых разных обстоятельствах. Важно было то, что изменения теперь воспринимались только в одном направлении - вперед. Как следствие, прошлое отступало и уменьшалось не только потому, что здания могли разрушаться, а рукописи теряться, но и потому, что движение вперед означало, что между настоящим и прошлым оставалось все большее расстояние. С каждым днем становилось все труднее восстановить и понять то, что ускользало. В этой ситуации музеи стали путем назад, капсулой времени, которая позволяла посетителям хотя бы на мгновение двигаться против течения времени.
Для того чтобы сохранить фрагменты прошлого, недостаточно восстановить предметы и расположить их в хронологическом порядке. Современные представления о том, что люди думали и чувствовали, как они жили и во что верили, больше не применимы к прошлому, которое, как теперь понятно, существенно отличалось от настоящего. Прошлое, во всем его многообразии, нужно было тщательно расшифровывать и реконструировать, как текст, написанный на древнем языке. Филология с ее методами датировки текстов давала одну модель, а наука давала другую - модель для тщательной проверки идей о прошлом, для проверки гипотез и встреч с идеями скептицизмом и строгим, основанным на фактах исследованием. Новая наука о прошлом была названа историографией.
У историков XIX века было много более древних моделей, которые можно было рассматривать и изучать. Большая часть информации в этой книге взята из трудов летописцев, путешественников, библиографов и коллекционеров прошлого, все из которых интересовались источниками и другими формами доказательств: от египетских жрецов, греческих писателей, таких как Фукидид, ученых, работавших в Багдадском хранилище мудрости, до всех тех, кто сохранял и передавал истории из уст в уста. Но только теперь писание о прошлом стало подчиняться определенному протоколу проверки гипотез, сбора доказательств и взвешивания контрдоказательств, подкрепленных концепцией исторических изменений, вот почему историк только в XIX веке заявил, что смысл