А ее запах, а вкус кожи… они навсегда останутся с ним. Это терпкий аромат, это вкус, это свет неба и солнца, но только есть еще во всем этом и нечто соблазнительно-женское. Благодарный уже за то, что такая женщина существует на свете. Кил на мгновение положил голову в ложбинку между двумя холмами, скосив глаза на собственные пальцы, ласкающие нежную кожу на внутренней стороне бедер. Заметив, как дрожь пробежала по ее длинным ногам, он счастливо заулыбался.
— Кил… — прошептала Рина и, словно вспомнив внезапно о скромности, согнула ноги в коленях.
— Рина… — хрипло выдохнул он, прижимаясь лицом к пологому скату ее живота, дразняще притрагиваясь кончиком языка к пупку, а потом повернулся и решительно раздвинул коленом ее ноги.
Слабые стоны были подобны мелодии страстного и сладкого желания, под которую Кил, изнемогая, отыскивал прежде неизвестные, потаенные места, раскрывал все новые секреты, которые принадлежали только ей. Это было что-то вроде эротического самобичевания, ибо одно лишь прикосновение к ней доводило Кила до волшебного безумия. Он чувствовал, как стремительно течет по жилам его собственная кровь, как оглушительно колотится сердце — сердце мужчины, жаждущего соединиться с женщиной.
— Ну пожалуйста. Кил, я больше не выдержу…
— Я тоже, — хрипло бормотнул он, и его горячее дыхание, влажное тепло кожи только усилили сжигающее ее, воспламеняющее кровь желание, так что Рина почувствовала себя вулканом, в котором уже волнуется лава и который вот-вот извергнет ее из своего мощного жерла. Осталось только одно — безумный жар. Но даже и при этом она ощущала каждое его прикосновение.
— Ну пожалуйста, Кил! — Она впилась ногтями ему в плечи, потом запустила пальцы в волосы. — О, Кил. Да, ты прав, я использую тебя. Так позволь же мне распорядиться добычей по собственному усмотрению…
Завороженный хрипловатым голосом, в котором так откровенно проступало желание, Кил еще теснее прижался к ней. Он вновь припал к ее губам, испивая их, утоляя дикую жажду. Но теперь она не просто покорно уступала ласкам, более того, задержав дыхание, высвободилась, пробежалась влажным кончиком языка по его лицу, легонько укусила в мочку уха, отыскала ложбину между ключицами. Рина стремительно прижалась к нему и тут же оттолкнула. Теперь партию вела она.
— Моя очередь… — негромко вскрикнула Рина, жадно покрывая поцелуями его грудь. Он с готовностью откликался на ее ласки, ноги их сплелись, а она все не отрывалась, дав волю губам и рукам, от его мускулистой груди.
Перед глазами у Кила вспыхнуло алое пламя. Потрясенный первобытной мощью ее страсти, он на мгновение застыл, отдаваясь ненасытным, чувственным ласкам. С каждой секундой кровь его полыхала все сильнее и сильнее, доводя до полного изнеможения.
— Рина… — Это был даже не голос, а сплошной хрип. Но она и внимания не обратила, и, почувствовав, как на него один за другим накатывают пенные валы, он содрогнулся, а Рина теперь завладела им так же безраздельно, как прежде он ею. На его теле не осталось ни единого места, которого не коснулись бы ее влажные губы. Ласки становились все требовательнее и требовательнее, и вот он уже дошел до черты, за которой перестаешь владеть собой…
— Стоп! — внезапно выдохнул он и, крепко обвив ее руками, прижал к себе. С силой раздвинув ей колени, он всмотрелся в ее лицо и встретил жадный и разгоряченный взгляд, в котором отражалось пламя его собственных глаз. Кил улыбнулся. — Хочешь свести меня с ума, любовь моя? Что ж, тебе это удается. Еще как удается…
И он вошел в нее, наполнив сжигающим жаром и всепоглощающей силой.
— Кил… — простонала она, обвивая руками его шею.
Он подложил ладони под ее гладкие округлые ягодицы, и они слились в едином порыве, едином ритме. Рина негромко вскрикнула и прижалась к его губам. Не она ему — он отдавался ей.
Никогда еще он не принадлежал женщине вот так — целиком. Никогда не растворялся вот так — без остатка, становясь ее частью, слепо отрываясь от земли и взмывая к небесам, к полыхающим молниям. Да, он полностью, до конца, растворился в ней. Страсть его все не остывала. В каком-то первобытном, сугубо мужском порыве он жаждал оставить на ней свою мету, след в душе, след в памяти. Никогда отныне она даже не подумает о другом мужчине. Никогда. Никогда.
Его неутолимая страсть заставляла ее вновь и вновь окунаться в волны чувственного наслаждения, приближаясь к кульминационной точке. Не семя свое, но сердце, но душу отдавал он, содрогаясь в конвульсиях. А когда он изошел, то запутался пальцами в ее волосах и откуда-то из глубин вырвался звук, в котором прозвучали и немыслимый восторг, и немыслимая боль:
— Рина?
Она прижалась лицом к его плечу, словно смущенная откровенностью своего утоленного наконец желания. Она не говорила ни слова, просто лежала, свернувшись рядом с ним калачиком, а он был счастлив, что по-прежнему нужен ей. Теперь она ищет отдохновения, надежного убежища, в котором можно укрыться после безумия пережитого.
Кил немного отодвинулся, прижал Рину к себе и, ласково поглаживая ее обнаженное плечо, нежно улыбнулся.
Удивительно, как быстро она уснула. Наслаждаясь ее близостью. Кил закрыл глаза. Она полностью доверилась ему, его бездонной любви. О моя Дама Червей, подумал он, я — твой Туз. Обещаю, когда игра закончится, я все равно останусь рядом, буду вечно любить тебя.
Долго еще лежал он так без сна, всем телом и душой переживая чудо той близости, что теперь связывала их. Но в какой-то момент на смену чудесному опьянению пришло смутное беспокойство. Какой-то холодок пробежал по спине, и Кил теснее прижал к себе Рину, словно одно это инстинктивное движение могло уберечь ее от опасности.
С чумой еще не покончено! — сердито напомнил он себе. И Рина не болтает попусту, не просто предается фантазиям. Кил слишком хорошо понимал: она действительно услышала что-то важное. Он ясно отдавал себе отчет в том, что с того самого момента, как он поднялся на борт яхты, что-то…
Перестань психовать! — грозно, но беззвучно скомандовал он. Легко сказать. Ведь действительно что-то происходит. Что-то здесь не так, в этом он уверен. Дело не просто в чуме. Тривитт… и Джоан…
У него невольно сжались кулаки. Что же такое постоянно преследует его? Почему он никак не может освободиться от неприятного, хотя и неясного предчувствия?
Почему? Почему он так уверен, что Тривитт… Так что же доктор Тривитт? О чем он пререкался с Джоан?
Кил заставил себя глубоко вздохнуть. Ждать… ждать и наблюдать. Это все, что ему остается. И быть готовым.
К чему — неизвестно. Но на сей раз он одержит верх — в этом Кил не сомневался. Да он голыми руками разорвет на части кого угодно, лишь бы сохранить тот уголок рая, который достался ему в дар.