Читать интересную книгу Казанова - Елена Морозова

Герцога предложение Казановы обрадовало. Он сказал, что напишет матери Леонильды, дабы испросить ее согласия, и сам пообещал дать за девушкой приданое. Леонильду никто ни о чем не спрашивал, но судя по тому, какие веселые и кокетливые взгляды бросала она на Казанову, возражений у нее не было. Гости и очаровательная хозяйка поужинали, сопровождая трапезу оживленной беседой, а потом герцог повез Соблазнителя в игорный дом — заглушить его любовную страсть азартом игрока. Но любовь все же оказалась сильнее страсти картежника, образ прекрасной Леонильды, видимо, препятствовал Авантюристу сосредоточиться на игре, в результате чего он проиграл почти две тысячи дукатов… герцогу Маталоне. Опасаясь, как бы его не заподозрили в желании обобрать гостя, живущего под его крышей, Маталоне деньги взял (этика игрока обязывала его сделать это!), однако желая Казанове доброй ночи, он вручил ему записку, в коей предлагал открыть кредит у своего банкира, причем без всяких залогов и поручительств. Соблазнитель оценил деликатность гостеприимного хозяина, однако воспользоваться предложением отказался, ибо намеревался отыграться. Как пишет Казанова в своих «Мемуарах», он всегда был чувствителен к проигрышам, однако хорошо умел скрывать свое огорчение. «Моя природная веселость помогала мне искусно маскировать свою печаль, и, не вызывая неудовольствия других игроков, мне было проще отыграться на слово», — отмечал он. На этот раз, впрочем, играть на слово у него не было нужды: хотя проигрыш был чувствителен, деньги у него оставались.

Утром герцог, получив отказ Казановы прибегнуть к услугам его банкира, но по-прежнему желая загладить невольно случившуюся неловкость, предложил Соблазнителю на вечер свою ложу в театре и, разумеется, общество очаровательной Леонильды, которую теперь с полным правом можно было называть невестой Казановы. От такого предложения гость не смог отказаться. Вечером в антракте Леонильда с улыбкой сообщила жениху, как тот вчера с невозмутимым лицом проиграл почти две тысячи дукатов.

— Все, видевшие тебя в те минуты, были восхищены твоим хладнокровием, — промолвила она.

— Влюбленный не должен играть, ибо он думает только о возлюбленной, а не об игре, — ответил Казанова.

— Тогда не играй.

— Увы, не могу. Скажут, что я испугался проигрыша или что у меня нет денег.

— Я загадаю, чтобы ты выиграл. А завтра утром ты придешь ко мне вместе с герцогом, и вы мне расскажете, как все было.

На следующий день Казанова с герцогом отправились к Леонильде. Настроение у обоих было превосходное: гость отыгрался, герцога больше не мучили угрызения совести, и приятели весело шутили. Вновь заговорили о гравюрах в гостиной Леонильды, куда был подан завтрак. Герцог вновь продемонстрировал, теперь уже обоим сотрапезникам, сколь равнодушен он к этим картинкам. Соблазнитель поддержал его: действительно, как можно думать о каких-то рисунках, когда рядом находится такое очаровательное существо! И предложил провести эксперимент. Глядя на стену, где висели гравюры, он предложил герцогу проверить, действуют ли они на его способности любовника. Герцог протянул руку, пощупал и, усмехнувшись, заявил, что, видимо, они с Казановой имеют одинаковый дефект.

— Нет, не убирайте руку, — продолжил командовать Казанова, — и смотрите.

Соблазнитель устремил взор на прекрасную Леонильду, потом медленно взял руку девушки и поднес ее к губам.

— О-о-о! — воскликнул герцог, вскочил и принялся вытирать руки салфеткой.

Победа Соблазнителя была полной, а реальная красота Леонильды восторжествовала над красавицами нарисованными.

С этого дня Казанове стало везти в карты. Каждый вечер он оставался в выигрыше и утром докладывал об этом невесте, продолжавшей мягко уговаривать его не играть. Соблазнитель остановился, когда общая сумма его выигрыша составила пятнадцать тысяч дукатов, тут он решил, что он уже почти человек семейный и пора проявить мудрость. Тем более что на следующий день ожидался приезд матери Леонильды, пожелавшей познакомиться с женихом дочери. Возможно, если бы Казанова не отдавал столько энергии и времени игре, фактический брак его с Леонильдой уже состоялся бы, ибо девушка искренне влюбилась в обаятельного венецианца, невзирая на то, что он был старше ее почти на восемнадцать лет.

Утром, как обычно, герцог и Казанова отправились к своей обожаемой красавице. Войдя к ней в спальню, куда они, как близкие друзья, допускались в любое время, они увидели, что Леонильда разговаривает с какой-то дамой в дорожном платье. Дама обернулась… и Казанова чуть не вскрикнул от изумления. Это была донна Лукреция!

Донна Лукреция была удивлена не меньше Соблазнителя, ей сообщили, что дочь ее выходит замуж, но не назвали имени будущего супруга. И теперь, увидев Казанову, она издала громкое «ах!» и медленно опустилась на стоявшую рядом софу. Растерянная Леонильда смотрела то на жениха, то на мать, пытаясь понять, что произошло. Не менее изумленным выглядел и герцог.

— Донна Лукреция, — наконец выдавил из себя Казанова, — я счастлив.

— О Боже, вы собираетесь жениться на моей дочери! — слабым голосом прошептала донна Лукреция.

От ужасного подозрения волосы у Казановы встали дыбом: по возрасту Леонильда вполне могла быть его дочерью. Но ведь в то время, когда они с Лукрецией любили друг друга, возлюбленная его была замужем! Тем временем Леонильда и герцог, сообразившие единственно, что Казанова и донна Лукреция были знакомы прежде, терялись в догадках и вопрошающе взирали на венецианца. Но тот без лишних слов встал и, предложив руку донне Лукреции, пригласил ее пройти с ним в соседнюю комнату. Едва они оказались одни, как донна Лукреция стремительно произнесла:

— Леонильда — ваша дочь. Мой муж, с которым мы в Риме ни разу не были близки, знал об этом, но любил ее, как родную дочь. Скажите же мне, свершился ли ваш брак или еще нет?

— Нет, дорогая.

Лукреция вздохнула с облегчением. Женщина решительная, она принимала любовь без предрассудков и ложного стыда, полная свобода в любви была для нее совершенно естественна, и если общество почитало инцест преступлением, то она судила его по своим собственным законам и признавала его в тех пределах, в которых сама была готова его допустить. Так, Казанове она прозрачно намекнула, что утолить свою страсть к Леонильде он сможет, когда та выйдет замуж.

Негласное одобрение инцеста характерно для светских развратников-либертенов XVIII столетия. Рассуждая об этом с Казановой, герцог Маталоне, узнавший, что Леонильда — дочь венецианца, стал утверждать, что ни один философ не назовет инцест преступлением. Мнение это порождено исключительно повсеместно распространившимся и глубоко укоренившимся предрассудком. Соблазнитель поддержал герцога. Любовь взаимна, когда любящие чувствуют себя равными другу другу. Между отцом и дочерью равенства, разумеется, быть не может, ибо дочь обязана почитать того, кто породил ее, следовательно, она не может испытывать к нему той нежности, которую испытывают к любовнику. Когда отец овладевает дочерью силой, используя свою родительскую власть, он поступает как тиран, что отвратительно. Но если отец и дочь взаимно любят друг друга как любовники, следовательно, доводы, противные их любви, для них просто не существуют. «Инцест, вечный сюжет греческой трагедии, вызывает у меня не слезы, а смех, и если я плачу над „Федрой“, то к этому меня побуждает искусство Расина[57]», — завершил свои рассуждения Казанова. Был ли он искренен в своих словах или же старался не отстать от собеседника, стремился показать свое «свободомыслие», доказать, что он человек без предрассудков? Возможно, и то и другое. Ведь если бы это был сиюминутный, ничего не значащий разговор, вряд ли он стал бы приводить его в своих «Мемуарах». И хотя он утверждал, что крушение брачных планов изрядно опечалило его и поэтому он решил немедленно покинуть Неаполь, не исключено, что настроение его было испорчено прежде всего самой необходимостью принять такое решение. Он всегда был готов исполнить любой собственный каприз, но надобность сделать что-либо под давлением обстоятельств приводила его в состояние дискомфорта.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});