class="p1">— Что может эта беспамятная мерзавка! — отчаянно выкрикнула Женевьева и вскочила на ноги. — Только швырнуть ее в туман за шиворот, и пусть ищет.
Она повернулась к Одетт.
— Как ты думаешь? Может, получится?
Одетт глубоко вздохнула, напоминая себе, что перед ней близкий человек, истерзанный бессонницей и отчаянием. На любого другого она бы уже кинулась с кулаками.
— Нам нужно успокоиться... — Одетт выделила голосом «нам», хотя сама была на диво хладнокровна. — И составить план. Сначала поедем к шотландцам, потом в «Ла Ситадель». Может, там что-то предложат. Ирландцы уже работают... точнее, фэйри их. Лоран может подать сигнал, может присниться, у нас связь. Мы сами не подпускаем к себе знаки. Все будет хорошо.
Она улыбнулась.
— Вот увидишь, он еще и там власть захватит.
— Он не сможет вернуться! — Женевьева заломила руки. — Даже, если найдут. Никогда меня больше не поцелует!
Одетт с силой сжала зубы.
— Поверь, я потеряла больше! — отрезала она. — Я больше двадцати лет не знала других рук. Это же практически невозможно — еще кого-то обучить такому.
Женевьева пристыженно притихла.
— Давай погадаем? — снова сказала она.
Одетт рывком встала с кресла и пошла за колодой.
— Одну карту, не больше, — предупреждающе и строго сказала она, вернувшись.
Женевьева закивала, как детская игрушка-болванчик. Да и сама она сейчас напоминала потерянного ребенка — голубые глаза, полные непролившихся слез, трясущиеся губы и пальцы. Одетт только вздохнула.
— А то знаю я тебя, захочешь потом уточнить, еще раз переуточнить, и так пока не измучаешься. Так гадание не работает.
Она присела рядом с алтарем на соседнее кресло и несколько раз быстро перетасовала старую колоду.
— Задавай вопрос. Самый важный, но не раздумывай долго.
Женевьева сцепила пальцы.
— Он жив? Нет, не так. Ясно же, что жив... — забормотала она, будто лишившаяся рассудка. — В каком он сейчас состоянии, какое у него настроение?
— Еще спроси, поел ли он там?! — резко сказала Одетт и прикусила губу. — Прости, милая. Я сама уже не понимаю, по какую сторону горизонта живу. Ясно же, что не очень ему там хорошо. Вытащу, а ты расстроишься, ты и так себя накрутила до предела.
— Не знаю... — Женевьева снова обняла себя за колени. — Мало одной карты, может, в целом на ситуацию? Или вернется ли он.
— Не вернется, — снова жестко оборвала ее Одетт. — Нам его хотя бы найти надо и способ сохранить связь. О большем не стоит и мечтать, ирландец все понятно объяснил, да я и сама понимаю. Итак, общий исход ситуации.
Она зажмурилась и дернула одну карту. Небольшой пестрый прямоугольник вырвался из рук и спланировал под алтарь. Женщины переглянулись.
— Посмотришь? — отчего-то шепотом спросила Одетт.
Этот новый голос совершенно не вязался с ее обычным властным и саркастичным тоном. Казалось, эта перемена испугала Женевьеву больше, чем возможный негатив в карте. Она замотала головой и поглубже забралась в кресло.
— Нет, — тоже негромко ответила она. — Вдруг она там перевернутая. От меня. А от тебя прямая, ты же выкладывала.
Одетт передернула узкими хрупкими плечами и наклонилась. Молчание затянулось. Женевьева заерзала и все-таки привстала со своего места, опускаясь рядом с подругой.
— Что там?
Одетт сидела на полу, выпрямив спину и смотря в сторону. Ощутив на себе взгляд сестры, она повернула голову, сглотнула и снова отвела взгляд.
Женевьева посмотрела на пол. Одетт прикрывала выпавшую карту ладонью.
— Не мучай меня, — с надрывом сказала Женевьева. — Мы и так найдем, кого помучить. Дай мне посмотреть.
— Прямая... — хрипло сказала Одетт и отняла ладонь от карты.
Женевьева вскрикнула.
— ...Смерть, — закончила Одетт почти в унисон с ее возгласом.
Она подняла аркан и помогла Женевьеве встать.
— Это необходимость перемен, уход старого. Не Башня ведь, — забормотала она успокаивающе. — Это не плохо...
«Надеюсь, по крайней мере», — подумала она.
Сестра выглядела перепуганной, и усугублять это Одетт не хотелось.
— Давай уточним, в чем перемены? — просительно простонала Женевьева.
Одетт всплеснула руками.
— Вот об этом я и говорила в самом начале. Не будем мы больше ничего делать. Мы с тобой напьемся и заснем, а завтра встанем и подумаем.
Женевьева шмыгнула носом и кивнула.