встревожился Кочергин. — Я говорю, ограбили меня, нужно срочно что-то делать.
— Что? — хрипло спросил Глазьев. — Я предлагал тебе охрану, ты сам отказался. Сказал, что опасно, могут вычислить. И вот результат.
Кочергин задумался, стоит ли сообщать, что его все-таки вычислили, но потом решил, что для мужа сестры эти знания будут определенно лишние и расстроят его еще больше. Вполне достаточно информации о потере документов.
— Но нужно же что-то делать, — повторил он. — Мы не можем позволить, чтобы тщательно спланированная операция пошла коту под хвост. В конце концов, мы в нее прилично вложились. Я — временем и магией, ты — деньгами.
— Вот именно, — нервно хохотнул Глазьев. — Я — деньгами. В последнее время я постоянно вкладываюсь деньгами в развитие клана Елисеевых. И знаешь что? Мне это надоело.
— Поэтому нужно срочно вернуть журналы.
— Каким образом? Искать серый «Вал» с неустановленными номерами? Положим, отправлю я сейчас бригаду, и она даже их найдет, догонит и отберет. Это маловероятно, но возможно. А дальше? Олег, ты же понимаешь, что подобные разборки в центре города не останутся без внимания, подтянется Императорская гвардия и обнаружит журналы с запрещенной методикой, из-за которых мы устраиваем черт знает что. Ты соображаешь, чем это может закончиться? А если мы не докажем, что получили записи от Елисеева и собрались им сдавать? На этом фоне потеря двухсот миллионов — тьфу!
— Если это для тебя — тьфу, может, ты подаришь их мне, а не Елисееву? — возмутился Кочергин.
— Я их никому дарить не собираюсь, — отрезал Глазьев. — Идея была твоя, исполнение твое, от моей помощи ты отказался, значит, несешь полную ответственность и возвращаешь деньги в казну клана в полном объеме. Где ты их возьмешь, меня не волнует.
— Эээ, Егор, ты чегоо? — растерялся Кочергин. — Мы же решили, что Елисеев должен заплатить за все…
Платок в его руке уже почернел, но зеркало все еще отражало довольно грязную физиономию. Но Кочергину уже было плевать на собственный внешний вид, появилась проблема куда серьезнее. Обычно Глазьев полностью брал все расходы на себя. И с чего ему вдруг попала вожжа под хвост?
— Елисеев? Слышать про него больше не хочу. Разбираемся с ним, а плачу в результате я. И деньгами, и участками. Нашли дойную корову, — разорялся Глазьев на том конце провода. — Я в последнее время только то и делаю, что оплачиваю чужие идиотские идеи. Да, у Романа их было больше, но и обошлись они мне куда дешевле. А за свою плати сам, понял?
— Егор, мы же с тобой согласовывали…
— Согласовывали, и я выделил деньги. Но ты провалил дело, — жестко сказал Глазьев, — поэтому несешь полную ответственность, как репутационную, так и финансовую. Ты обещал, что деньги вернутся в казну, вот и возвращай. Я все сказал.
Он отключился, а его шурин в полном офигении уставился на телефонную трубку, как будто она должна была объяснить, что случилось с обычно покладистым зятем. И не факт, что, если Кочергин поговорит с сестрой, та станет на его сторону: она всегда страдала прижимистостью и потерю двухсот миллионов не одобрит. Но ведь он болел за клан, так почему должен платить из своих средств? Это несправедливо.
Интерлюдия 17
— Ну и что тут у нас? Бомба, говорите? Сейчас взглянем на эту бомбу.
Хозяин кабинета вытряс содержимое пакета к себе на стол. Его подручные стояли навытяжку, а уж выражению их лиц могли позавидовать самые преданные служебные собаки.
Прежде чем открывать, хозяин кабинета поводил над всеми бумагами артефактом, который над каждым журналом издал громкий противный писк.
— Ну не дебилы ли? — поднял главарь голову от добычи на добытчиков. — Вы на хрена с метками притащили сюда? Снять не судьба?
— Так это… Подумали, что Кочергин не успеет поставить… — неуверенно ответил один.
— Нужно не думать, а четко следовать инструкции. — Главарь вытащил из-под стола артефакт, больше всего напоминающий обычный ящик с крышкой, забросил туда добычу и активировал. — Если бы я понадеялся на вас, у нас вскоре была бы Императорская гвардия в полном составе.
— Думаете?
— Уверен. Иначе зачем было Елисееву ставить метки? Зимина у нас больше нет, замять будет куда сложнее, если вообще получится.
— Может, это еще Вишневского?
— Ты дебил? — ласково спросил главарь. — Нужно всегда исходить из худшего варианта. Метка свежая, Елисеев ставил.
— Простите, что не проверили.
— Простите? И это все, что вы мне можете сказать? Вы почти притащили ко мне императорскую гвардию. И я бы штрафом не отделался, осудили бы по полной за запрещенку. А вы мне — «простите»? Сгною! Всех!
Он рявкнул так, что все в кабинете уменьшились в размерах из-за враз согнувшихся коленок, а кто-то даже начал медленно придвигаться к двери, прикидывая, успеет ли выскочить, если неотвратимое возмездие накроет всю команду.
— Но поскольку никого не привели за собой, то прощаю. А за инициативу хвалю, — наконец успокоился главарь. — Хорошая инициатива, полезная.
Его подручные расслабились, но желания удрать не растеряли, на дверь косились с вожделением.
Артефакт пикнул, обозначая конец работы, и главарь вытащил из него журналы, разложил на столе и опять поводил первым артефактом, проверяющим на метки. Тот молчал как партизан.
— Ну вот, — удовлетворенно сказал главарь, — теперь можно и посмотреть, что вы добыли.
Он раскрыл первый журнал, углубился в чтение, и его брови начали ползти все выше и выше по лбу, стремясь слиться с волосами. Оставив журнал раскрытым, главарь взялся за второй, третий, четвертый и пятый, а потом начал хохотать:
— Ай, Елисеев, ай, молодец. Не знаю, сам придумал или подсказал кто, но результат порадовал. Так развести этих придурков Глазьевых. Сколько он с них в сумме содрал?
— Двести миллионов.
— И правильно сделал: дураков учить надо, либо через задницу, либо через кошелек. Хотя Глазьевым ничего не поможет. Давно говорю: никчемные они людишки, и без будущего. Те, кто не умеет думать, без будущего, даже если в настоящем что-то имеют.
Он стукнул кулаком по столу, и все в кабинете испуганно вздрогнули, представляя, как удар приходится по ним.
— То есть это?.. — жалко пролепетал один из них.
— Обманка. Фальшивка. Туфта. Дерьмо, ничего не стоящее. И ради этого вы рисковали нашей тайной?
Он даванул голосом, и один из его подручных еле слышно выдавил:
— По разговорам Кочергин был уверен, что настоящее.
— Я его понимаю. Сделано талантливо. Обидно, что подкинуть нельзя, я бы с удовольствием посмотрел, как Глазьевы что-то по этим записям будут делать. — Он вздохнул. — Жаль уничтожать, но придется.
Короткий выверенный жест — и все пять журналов превратились в