Читать интересную книгу Мой знакомый призрак - Майк Кэрри

— Нет! — заверещал Пил. — Мистер Кастор...

ВСПЫШКА: на сотую долю секунды я увидел коридор Боннингтона — там стояла призрачная женщина, вроде бы боком, но смотрела прямо на Джеффри, а потом яркое белое пламя панического страха выжгло все образы, превратив сознание Пила в пустой экран с белоснежными помехами.

Пытаясь вырвать руку, Пил неистово дергался, и на нас в изумлении смотрели гости. Р-раз — я разжал пальцы. Плохо владеющий собой Джеффри отшатнулся и налетел на стоящих сзади людей, повалив их на пол. Элис все-таки отвесила мне пощечину: получился тяжелый удар справа, от которого мог остаться след. Откуда ни возьмись, появился Джон Тайлер, решивший помочь шефу подняться. Едва потянулся к Джеффри, как я схватил его за запястья, вынудив, остановиться и поднять на меня удивленные глаза.

Секундой позже я изогнулся назад — ни дать ни взять эпилептик во время приступа — и, словно плохо набитый мешок с песком, рухнул на пол.

При знакомстве со служащими архива Тайлеру я руку не пожал. Слава богу, потому что он оказался эмоциональным суперпроводником, эдакой гиперчувствительной сиреной, и я бы точно смазал первое впечатление о себе, не устояв на ногах перед людьми, которым только что представился.

Упал, больно ударился, согнулся пополам, но запястья Джона не выпустил. Хранящиеся в памяти события и образы хлынули в мое сознание, славно из шланга высокого давления. Я не успевал ни заслоняться, ни хоть как-то их рассортировывать. Впечатления от встреч с призрачной женщиной в разных кабинетах и коридорах Боннингтона несколько выделялись на общем фоне, но шлюзы уже открылись, и мощный поток воспоминаний подхватил их и унес неизвестно куда. Я увидел почти все детство Тайлера, глазами младенца взглянул на его мать (в то время маленького Джона в основном, интересовала ее левая грудь), узнал, какие сказки он слушал, как приучался к горшку, как мучил кошку, и бог знает, что еще. Потом хронология сбилась: я видел, как-он в кинотеатре рыдает над «Унесенными ветром», дома заливает кипятком лапшу быстрого приготовления и, наконец, в архиве обертывает старую книгу пузырчатой упаковкой. На книге пометка. «Метрика, май — июнь 1840 года». Тайлер огляделся по сторонам, убедился, что никто за ним не следит, затем надел на обложку защитные уголки, из картона, отрезал упаковочную пленку и заклеил. Джон прекрасно понимал, что делает: он занимался этим далеко не впервые и каждый раз ощущал внизу живота приятное тепло. Очень похоже на приближение оргазма, который никогда не наступает, и это бесконечное нарастающее чувство было в его жизни единственной отдушиной.

— Кажется, он умер.

— Не болтай глупости, Джон, это обычный обморок.

— Да, но вы слышали треск, когда его голова ударилась о пол?

— Не треск, а металлический звук. Голова тут ни при чем, у него в кармане что-то сломалось.

— Вистл, смотрите, в букву L согнулся!

Нет, только не это! Ледяной порыв горя и отчаяния тут же вернул меня в сознание. Мой вистл! Мой щит и меч, мы вместе через все превратности гребаной судьбы прошли! Сейчас от него осталась лишь острая боль в боку — там, где зазубренный конец впился в третье ребро.

Приоткрыв глаза, я увидел лица, целый сонм лиц: испуганные, подозрительные, возмущенные. В самом, центре — Шерил. Она, конечно, обрадовалась, что я снова пришел в сознание, но сжатые в тугую полоску губы давали понять: ее членство в фан-клубе Феликса Кастора прервано и, боюсь, навсегда. Вот он, второй удар судьбы всего за двадцать секунд!

На ладонь легла серебряная фляга. Окоченевший, беспомощный, совершенно потерянный, я сделал большой глоток, даже не проверив, что пью и... чуть не подавился неразбавленным, но прекрасного качества бурбоном. Большая часть глотка пролилась на трекчкот, но остаток свою задачу выполнил. Я повернул голову, чтобы выяснить, кого благодарить: сверху вниз на меня смотрел Рик Клидеро. Вот он на секунду вскинул брови; незаметно для других выражая дружескую солидарность и сочувствие. Я вернул ему флягу, вспомнив переносной холодильник в хранилище Боннингтона со стратегическим запасом «Люкозейда».

«Будь готов!» — гласит девиз скаутов, а определенные привычки остаются до конца жизни. Хотя Рик говорил немного иначе; то же самое, только другими словами.

«В крайнем случае...»

Факты доминошными костями толкали друг друга, а упав, образовали систему, которая незаметно для меня присутствовала в них с самого начала. Я сел, ощущая странную невесомость. Совсем как подброшенный в воздух мяч: достигнув самой верхней точки, он уже и высоту не набирает, и падать не спешит. Я просто парил в воздухе, свободный от силы притяжения, свободный от необходимости выбора.

Шерил помогла встать, и наши взгляды встретились: в ее глазах читались обида, досада и упрек, а в моих... Одному Богу известно, что читалось в моих. Призрачная женщина исчезла: когда я потерял сознание, адресованный ей призыв утратил необходимую силу, и оставаться в странном, незащищенном, чересчур светлом зале стало незачем.

— Мне очень жаль! — прошептал я, наклонившись к самому уху Шерил.

Увы, она не оттаяла.

— Готова поспорить, тебе всегда жаль, а иногда твой план даже срабатывает,

— Надеюсь, он сработает с Сильви, — пробормотал я. — Перед ней мне следовало бы извиниться в первую, очередь.

Послышались другие голоса, другие руки стали толкать меня к выходу. «Не могу, не могу, не могу», — как заведенный, твердил Джеффри, Элис пыталась успокоить сто чем-то вроде «Все в порядке, все образуется», но без особого эффекта. Какая-то женщина предлагала вызвать полицию, а один из шаферов, на этот раз Шест, протиснувшись к Шерил, настойчиво советовал мне выйти подышать свежим воздухом. Ишь, морщится — наверняка запах бурбона почувствовал!

Шест бесцеремонно схватил за воротник тренча — я позволил отвести себя к двери, однако буквально через пару шагов остановился. Повернувшись к гостям, я отыскал среди них Клидеро. «Позвони мне!» — попросил совершенно недвусмысленным жест, и глаза Рика удивленно расширились. Я кивнул в сторону Джеффри, показывая, у кого спросить номер.

На секунду Клидеро замялся, будто не понимая, что от него требуется, а потом кивнул. Тут с другой стороны подошел невысокий, крепко сбитый шафер, взял за локоть, и меня уже не повели, а понесли к выходу: ноги едва касались пола.

Что же, пожалуй, так даже лучше: свадьбы — чересчур сильное испытание для моей ранимой психики.

19

— Тяжелую артиллерию готовишь? — спросила Пен, появившись на пороге.

Сквозь толстый полиэтилен, который она приколотила к расколотой в щепки раме, дул холодный ветер, будто напоминая: зима не за горами. Спасибо, не забыл, и не надо мне напоминать.

— Угу, — коротко кивнул я, — дело-то ужасное.

Пытаясь найти запасной вистл, я копался на верхней полке шкафа. Там должен лежать еще как минимум один: постарше только что сломанного красавца и цветом не черный, а медный. Тональность аналогичная: если закрыть глаза, руки и губы перемены не почувствуют. Куда он, мать его, подевался? Пока нашел только флейту с коническим раструбом: удивительно, я почти забыл о своем скоротечном романе с этим благовоспитанным инструментом. Мне он совершенно не подходит: дело в индивидуальном звучании или, возможно, в форме. Вообще-то вистлы тоже бывают коническими, так что особых проблем возникнуть не должно, но какую бы мелодию ни пробовал сыграть, получалась такая ерунда, что самым разумным казалось бросить. И все-таки это ненамного, но ощутимо лучше, чем ничего.

— Может, стоит взять помощника? — предложила Пен. — Например, Джона Гиттингза?

— Ни за что!

— Тогда Пэкмена?

— Он в тюрьме, не раньше следующего октября выйдет.

— А как насчет меня?

Обернувшись, я пристально посмотрел на Пен.

— Контраргументы все те же! — заявил я куда резче и холоднее, чем хотелось, а потом чуть слышно добавил: — Милая, я ведь понятия не имею, чем это все кончится. Зато не сомневаюсь: руки чистыми, а совесть незапятнанной сохранить не удастся, причем не только по твоим меркам, а даже по моим.

Пен сникла, но спорить больше не стала, а я вставил в плеер новые батарейки, обмотал гибким шнуром мини-колонки и спрятал все карман. Затем открыл дверцу шкафа и снял с крючка маленькие серебряные наручники. Увидев их, Пен мертвенно побледнела.

— Похоже, ты не шутишь, — мрачно проговорила она.

— Все должно быть в порядке, — соврал я. — То, что человек достает страховку, совсем не значит, что он решил броситься на машине со скалы.

— А ты?

— Что я?

— Бросаться со скалы не планируешь?

— Нет, но собираюсь столкнуть с нее одного типа. А страхуюсь на случай, если он попытается утянуть за собой меня.

Я двинулся к двери, которую по-прежнему загораживала Пен. Её объятие было порывистым, но очень крепким.