– Моему отцу многие служат. А почему не князю Торну?
– Папу ранили, и он остался без руки. Был возвращен на службу королевской милостью, приставлен к молодым порученцам. После войны снова вернулся к князю, и сейчас он капитан Торнхэлского гарнизона.
– Я вспомнила! - обрадовалась принцесса, но тут же нахмурилась: - У тебя еще был брат.
– Да, ваше высочество.
– Артемий рассказывал. Мне очень жаль.
Элинка плотно стиснула губы. Прошло слишком мало времени с Шуркиной смерти, чтобы можно было вот так напоминать о ней.
– Ты давно служишь Торнам?
– Я родилась в Торнхэле, - с вызовом ответила Элинка.
– Вот что, ступай за мной. - Принцесса сунула ей в руки лампу и пошла, не оглядываясь. Лисену обдало нежным запахом духов. - Мне волосы переколоть надо.
– Я не умею так, - угрюмо сказала Элинка, глядя на локоны, перевитые лилиями.
Принцесса остановилась. Лисена думала, та разгневается, но Анхелина спросила с любопытством:
– Ты, кажется, сердишься на меня. За что?
– Ну что вы, ваше высочество.
– Не отводи глаза, Элина Демаш. Теперь я точно вижу - сердишься. Но разве я сделала что-то плохое? Тебе или дому Торнов?
– Напротив, вы очень добры, ваше высочество. Принцесса склонила голову набок, словно разглядывала забавную зверушку.
– А я вспомнила, как тебя зовут на самом деле! Лисена, да?
– Это вам Эмитрий Дин сказал?
– А хоть бы и он, что ты так злишься?
– Простите, ваше высочество, - сказала, дерзко глядя в глаза Анхелине.
Принцесса подошла ближе. Элинке показалось, что запах ее духов оседает на коже, впитывается в новое, но такое простенькое платье горничной.
– Ты не угадала, мне говорил про тебя не Эмитрий, - Анхелина вгляделась в Элинкино лицо. - Тебе нравится княжич Дин, верно? Такая безрассудная дерзость…
– Капитанской дочери любить княжича? - выпалила Лисена. - Вы правы, ваше высочество, дерзость. Но разве Лея считается с этим?
– Ты перебила меня. Я хотела сказать, что такая дерзость возможна, только если безнадежно любишь.
– Откуда вам знать, принцесса? Вы-то счастливы в любви, вас просватают за Эмитрия! - Слезы сделали голос звонким и хрупким, как весенняя сосулька.
– Ты думаешь, для меня это счастье? Нет, Митя очень хороший, я бы радовалась этому браку. Но Лея всегда поступает по-своему, ты права. Я тебе не соперница.
– Какая же вы соперница… Вы красивая. Вы вся… такая… как ладдарские ирисы… - Элинка слизывала соленые капли, катившиеся на губы. Наверняка нос распух, и лицо пошло красными пятнами. Вот уж красотка, еще смеет княжича любить! Элинке стало так горько, что в горле клокотнуло рыдание.
Принцесса оглянулась тревожно.
– Пошли, нечего тут слезы лить.
Отняла лампу, ухватила Лисену за локоть и побежала, только стук каблучков эхом отдавался.
– Увидит кто, сплетен не оберешься. Нашла место, посреди коридора. Осторожно, лужа! Вон, светает скоро, - Анхелина махнула в сторону окна, за которым клубились тучи. - Я другой лестницей должна была идти, ближе, а там настоящий потоп. Мне волосы по-другому уложить надо.
Каблучки застучали по лестнице, музыка, доносящаяся из зала, стала громче.
– Если все шпильки мама вытаскивать будет, так ни одной величальной не хватит. Да я тебя не для этого звала, меня мастер Андрэ ждет.
Элинка была благодарна принцессе за непрерывный поток слов. Можно не отвечать, а промокнуть глаза, вздохнуть глубоко, успокаиваясь.
У резных позолоченных дверей Анхелина резко остановилась.
– Жди меня здесь, можешь туда зайти, за портьеру. И вот что, Элина Демаш, ты мне нравишься. Не у каждой хватит смелости с принцессой спорить. Ты ведь спросить хочешь, зачем меня ждать, так спроси.
– Зачем мне вас ждать, ваше высочество?
– Лампу обратно понесешь, - усмехнулась Анхелина, а потом быстро наклонилась и шепнула Лисене в ухо, щекотнув волосами: - И расскажешь мне про одного княжича. - Рассмеялась. - Да не бойся ты! Ничего тайного не спрошу. Да и не про Эмитрия вовсе.
Рассвет, сдавленный тучами, заглянул в окна Большого тронного зала.
Королева вынимала шпильки, освобождала поникшие лилии и складывала в расшитое полотенце, которое держала княгиня Наш. Митькина мама стояла, горделиво вскинув голову: не каждой выпадет такая честь. Светлые локоны принцессы, освобожденные, падали на плечи, укрывали спину. Величальная, которую завел тоненький девичий голос, ширилась, разливалась, точно река по весне:
…А из Сада смотрит матушка,Мать-заступница.На голубку нашу белую,На красавицу.
Скользит гребень, ревниво следят гости - не запутаются ли пряди. Виктолии приходится далеко отводить руку, чтобы до самых кончиков волос прошли деревянные зубья. Локоны закручиваются вокруг гребня, и кажется, что руки королевы скользят в облаке живого, подрагивающего золота. Рассыпается золото плащом по плечам и спине Анхелины. Темке даже прижмуриться хочется от его нестерпимого сияния, но глаз отвести не может: никогда еще не видел принцессу такой красивой.
С поклоном поднесли ленты: бело-пурпурную, королевских цветов, и просто белую. Виктолия разделила густые волосы на пряди, перехватила шелком. Анхелина стоит неподвижно, чуть запрокинув голову. Подрагивают ресницы, что-то дрожит в горле. Выводят девичьи голоса:
Ей плетут косу, не ведая,Кому лента приготовлена,Кому лента заворожена,Кому лента предназначена.
Непозволительно дерзко не то что молиться, думать о таком, но Темка просит: «Создатель! Мне никакой другой ленты не надо, дай мне эту!» Век бы берег.
Королева стянула ленты узлом. Длинная коса упала вдоль спины, принцесса чуть повела головой, почувствовав тяжесть. Все, хоть завтра могут сватать. Глаза Анны вдруг стали испуганными, и она качнулась к матери. Виктолия обняла дочь, поцеловала в лоб. Анхелина отстранилась, повернулась к отцу и по обычаю низко поклонилась.
– Благослови тебя Матерь-заступница и Ларр-покровитель, - произнес король положенные слова.
Зашумели подруги, окружили принцессу пестрым роем, повели из зала. У Темки в груди стало пусто, точно все вынули - и сердце, и легкие. Просватают Анну, не сейчас, так позже. Не будет у нее в косе синей ленты. Может, зеленая будет. Какое оправдание роду Динов, махом снимет опалу! Об этом Темка подумал с тяжелым гневом, стараясь не смотреть на побратима.
Глава 14
Плащ Марк накидывать не стал, и стылый ветер продувал мундир. Влажный после ночного дождя воздух мелкими капельками оседал на аксельбантах и Бронзовом Щите. У лестницы, ведущей на эшафот, разлилась лужа, и плотник забрасывал ее обрезками досок. Рядом стоял палач, ждал. Топор в кожаном чехле он держал, как мужик перед колкой дров. Марк все пытался угадать: тот ли это топор, который когда-то предназначался ему самому.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});