Дженни слушала эту беседу, раскрыв рот, что облегчало задачу Люсинды скормить ей как можно больше супа.
– Закрой рот и глотай, дорогая, – сказала она.
– Но я не отказываюсь от идеи прикрыть салуны по воскресным дням, – добавила Кэт.
– Вы методистка в душе, дитя мое, – вздохнул отец Дайер. – Вам следует освободиться от ложных тенет папы Римского и…
– Но, отец Дайер, мы с вами уже обсуждали этот вопрос, – прервала его Кэт. – Я решила, что надежды на закрытие салунов могут осуществиться, только если женщины получат право голоса.
– Бог не предусматривает право женщин голосовать на выборах.
– Почему? – удивилась Кэт.
– Откройте рот, дорогая, – потребовала Люсинда. Кэт повиновалась, проглотила ложку супа и продолжила:
– Если женщины получат право голоса, мы без труда проведем закон о закрытии салунов по воскресным дням.
– Место женщины в доме, а не на избирательном участке.
– А кого вы предпочли бы видеть на избирательном участке, отец Дайер? Какого-нибудь пьяного горняка или миссис Дайер? – Кэт не могла продолжать спор, так как Люсинда, скормив еще одну ложку хихикающей Дженни, сунула очередную порцию супа и ей.
– Право голоса для женщин – неметодистская идея, – заявил отец Дайер.
– Но я же не методистка.
– Вы ею станете.
– В самом деле, дорогая, вам нужно стать методисткой, – поддержала мужа Люсинда.
Как можно спорить с женщиной, которая без конца пихает вам в рот ложку с супом? Кэт пришлось смириться, но все же она была уверена, что получение права голоса для женщин гораздо более эффективный метод борьбы за трезвость, чем дежурство возле салунов по воскресеньям, попадание в тюрьму и преодоление недовольства Коннора.
* * *
– Сегодня открывается новая школа, – задумчиво проговорила Дженни первого августа. По настоянию доктора, она все еще лежала в постели.
– Знаю, – ответила Кэт. Ей тоже хотелось присутствовать на открытии школы-пансиона при монастыре Св. Гертруды.
– Мне должны были дать награду за успехи, – сокрушалась Дженни.
– Ты в списке лучших учеников? Это замечательно, Дженни.
– Если она может попасть в список лучших учеников, то и я тоже могу, – заявил Джимми, который сидел в их комнате, вооруженный для пущей важности револьвером.
– Ты не можешь попасть в этот список, потому что не ходишь в школу, – заметила Кэт. От ее внимания не укрылось то, как сильно Джимми захотелось бросить работу на руднике и взять на себя обязанности их стража.
– Я могу вернуться в школу, – сказал Джимми.
– По-моему, идея замечательная.
– А я могла бы стать пансионеркой, – предложила Дженни.
Кэт нахмурилась. Если Дженни хотела жить в пансионе при монастыре, значит, она хочет быть подальше от Кэт.
– Тебе там не понравится, – предупредила она. – Монахини очень строгие.
– Да?
– Почему бы нам не встать и не пойти на церемонию? – предложила Кэт. – Просто глупо, что доктор держит нас в постели. Мы уже давно перестали кашлять. – Джимми открыл рот, чтобы возразить, и Кэт поспешила добавить: – Конечно, для большей безопасности мы возьмем с собой Джимми, и он заодно сможет записаться в школу.
– Папа снимет с нас скальпы, – сказала Дженни, обдумав столь соблазнительное предложение.
– Не думаю, что твой отец знает, как снимаются скальпы.
– Конечно, знает, – возразил Джимми. – Он был здесь, когда индейцы еще убивали людей. Хотите расскажу, как это делается?
– Нет, спасибо, – поспешила отказаться Кэт.
* * *
– Кэт, проснись!
Кэт зашевелилась и зевнула.
– Дженни, почему ты встала с постели? – ворчливо прошептала она.
– Тебе снился плохой сон. – Дженни вернулась на свою кровать и уселась, скрестив ноги. – Что тебе снилось? Пожар?
– Мой отец, – сказала Кэт. – Мне снилось, как он умер. – Она поежилась, хотя августовский день был довольно теплым.
– С ним случилось что-то ужасное? – спросила Дженни, питая жадное любопытство юного существа к страшным историям.
Кэт подумала о медленном, страшном разложении, которому подвергся ее отец, и описала этот процесс Дженни.
– Сначала у него пропал аппетит и он похудел, хотя всегда был упитанным человеком. Мама думала, что у него рак, потому что у него болел желудок, его рвало, он слабел. Но причина была в печени, разрушенной алкоголем. Доктор сказал, что ему нужно бросить пить, а папа никак не мог отказаться от выпивки.
Потом он пожелтел и начал распухать. А вскоре потерял разум. То он звал мою мать, а в следующий момент не мог вспомнить, кто она такая и что происходит. Папа принимал ее за свою первую жену и спрашивал, что она сделала с малышом Шоном. Руки у него тряслись. Наконец, он перестал пить, потому что уже не мог удержать стакан в руке, а мама не давала ему виски. В самом конце он кашлял кровью, весь распухший и гниющий изнутри. – Кэт содрогнулась.
– Теперь я понимаю, почему ты против пьянства, – тихо сказала Дженни.
– Да, по этой причине и потому, что мой муж умер бы таким же образом, если бы в пьяном виде не попал под повозку с бочками пива.
– Я рада, что папа не пьет. Кэт кивнула.
– Твой отец хороший человек. – Она вспомнила о ночи, проведенной с Коннором на ранчо недалеко от Диллона, и добавила: – По-своему хороший.
– Папа и вправду без ума от тебя, Кэт, – сказала Дженни. – Час назад он приходил, но я не позволила ему тебя будить. Он был ужасно сердит. Может быть, стоит ему рассказать о смерти твоего отца?
– Коннор знает. Что он сказал?
– По округе пронесся слух, что ты собираешься добиваться права голоса для женщин, а уж тогда в первую очередь закроешь салуны. Он сказал, что горняки прекратят работу на наших рудниках раньше, чем это случится.
– Они приписывают мне больше, чем я могу сделать, – сухо проговорила Кэт и вскочила с постели.
– Что ты делаешь?
– Объявляю себя здоровой, – отметила она и начала одеваться.
– Но доктор сказал, что еще рано вставать. Кэт натянула платье и принялась шнуровать ботинки.
– Папа будет в ярости.
– Судя по твоим словам, он уже в ярости.
– Но куда ты идешь?
– Выяснить, откуда пошли эти слухи.
* * *
Расследование началось не слишком успешно. Кэт провела несколько дней в постели, поэтому была еще слишком слаба. Она с трудом добралась до конюшни, чтобы оседлать лошадь. Кроме того, Кэт давно не ездила верхом, поэтому упала с лошади прямо перед мэром. Поднявшись, она не преминула сделать ему выговор за плохое состояние улиц и прочесть сердитую лекцию о его гражданских обязанностях.
– Ну, положим, миссис Фицджеральд, в том что вы упали, скорее виноваты не улицы, а ваша манера езды верхом, – снисходительно заметил мэр. – Дамы очень украшают жизнь, но всадницы из них никудышные.