- Это все от старости у меня. - глухим, замогильным голосом вымолвила старушка. - Все тело разваливается... уже помирать давно пора...
А Николай прошептал едва слышно:
- Вот-вот. - и вновь в напряжении склонился над своим листом.
- Так, ладно. - ободряюще улыбнулся я старушке. - Сейчас мы вас осмотрим; пропишем лечение...
- Ох... - тяжело простонала она и едва слышно прошептала. - Зачем же лечить то, зачем мне жизнь эта сдалась? Вот дал бы ты мне такой порошок, чтобы выпила я его да и не просыпалась больше.
- У меня такого порошка нет; да вам еще жить да жить... так покажите-ка язык... ага, теперь температуру померим. А вы пока расскажите, где вас боли мучают.
- Да что ты! - вяло отмахнулась она от градусника. - Все тело-то, говорю, болит и не единого живого то места не осталось... ни единого...
Николай резко придвинул свое кресло к столу, с силой вдавил в деревянную поверхность свой лист и вновь зашептал что-то...
- У вас так душно - вы бы форточку чуть приоткрыли - свежий воздух болезнь гонит. - предложил я.
- Ну да... да! - как то взвился со стула Николай, подбежал к форточке и сильно ее дернул; распахнул полностью да так и оставил, вновь плюхнулся в напряженной, выжидающей позе за столом.
"Ну и жизнь у этого человека. - подумалось мне. - Сплошной какой-то надрыв, и напряжение-напряжение, не пойми из-за чего..."
Он прокашлялся и провел своими тонкими, длинными пальцами по взмокшему лбу.
- Ну, что там? - он прокашлялся и повторил свой вопрос громче, подумав, видно, что я его не расслышал.
- Так, я пропишу болеутоляющее и травяную настойку; но для вынесения окончательного диагноза понадобится специальное оборудование. Вам придется посетить нашу больницу.
- Это нет. - тяжело задышала бабушка. - Никуда я не пойду; уговаривайте - не пойду и силой не утащите. Здесь умру - мне недолго осталось.
Я раскрыл чемодан достал банку с болеутоляющим, подошел к столу и протянул ее Николаю.
Тот сразу сжался, перевернул белой стороной лист, который читал, мельком взглянул на меня и тут же потупил взгляд; капелька пота пробежала по его лбу и весь он подрагивал от какого-то чудовищного, рвавшего его изнутри напряжения.
Форточка по прежнему была распахнута настежь и в комнате уже стало морозно, однако духота осталась и голова кружилась от многодневного болезненного жара.
Он на какой-то нестерпимо низкой грани шептал, шипел, не смея при этом взглянуть на меня:
- Ну что... еще... что... вы можете сказать... что... - и он прошипел несколько ругательств, с такой небывалой ненавистью, что я подумал: "Не ослышался ли? Может, это духота навеяла? Да так тихо - у него и губы не шевелились"
Он выхватил баночку, дрожащей рукой быстро поставил ее на стол; и вновь весь перегнулся в невыносимом мученье.
Я негромко прокашлялся:
- Два раза в день: утром и вечером. Завтра днем зайду к вам.
- Ну... - он вздрогнул и нервно пожал плечами.
- А ночью то к вам и не подберешься. - попытался сказать я шутливым голосом.
Однако, Николай сжался еще больше; руки его с силой сцепились, он хотел что-то сказать, но промолчал, и бросил на меня быстрый, выразительный от переполняющей его ярости взгляд.
- А в доме уже никого почти не осталось; всех выселяют да медленно. застонала неожиданно старушка. - Почти никого не осталось уж... а про нас забыли...
- Да не забыли... не забыли! - застонал Николай и совсем тихо. - Ну, скоро же...
- Так, ладно, я ухожу. Завтра, как говорил - днем наведаюсь к вам.
Николай быстро вскочил и встал между мной и столом; загораживая те исписанные листки.
Я повернулся и пошел в коридор, но тут заметил в темном углу между дверью и краем кровати едва приметное движение. Приглядевшись увидел ручку ребенка лет десяти, которая медленно проводила по облезлым обоям.
- Привет. - кивнул я кому-то, кого скрывала густая тень, однако ответа не получил - ручка резко остановилась и быстро отдернулась в темноту.
- Значит, у вас еще кто-то живет? - спрашивал я уже в коридоре, одевая пальто.
Николай, опустив голову, стоял рядом и теперь выдохнул:
- Да, живет...
- Ясно... Послушайте, у вас не найдется какого-нибудь фонарика? Не могли бы вы проводить меня хотя бы до выхода из подъезда?
Николай вздрогнул и даже отступил на шаг.
- Нет. Нет.
- У вас там, видно, крысы банками гремят.
Николай схватился дрожащей рукой за лоб и с какой-то небывалой, огромной страстью выдохнул:
- Не знаю... не знаю...
- Так, все - я ухожу. Не забудьте прикрыть форточку.
Он молча кивнул и быстро распахнул передо мной дверь: бледно-розовый свет из под потолка, слегка теснил тьму, но дальше она сгущалась в непроницаемое, плотное полотно.
- Ну все - до свидания. - на какое-то мгновенье голос его стал искренне дружелюбным, теплым даже, но вот уже вновь задрожал. - Ну же... рука которой он держал открытую дверь подрагивала.
Он смотрел не на меня, но в эту тьму; смотрел и тут же отводил взгляд и вновь смотрел...
И мне стало жутко: да, пожалуй, это слово подходит, хоть оно, конечно, не передает той неконтролируемой дрожи, того состояния, когда мне захотелось броситься назад в эту душную комнату и просидеть там до утра - только бы не идти в эту плотную темень.
Какой-то шорох оттуда и Николай издал стон - я поспешил поскорее шагнуть за порог; дверь за моей спиной тут же захлопнулась; и быстро стали удалятся шаги...
Чернота - она ослепляла; такая же темень, наверно в самой глубокой океанской впадине, куда от рождения Земли ни единого лучика света ни проникало.
После посещения квартирки, ужас мой перед тьмою увеличился многократно. Самое скверное, что я не мог уже сосредоточиться; вспомнить, что все это "бабушкины сказки", объяснить себе, что в этом темном, нежилом подъезде никого кроме крыс быть не может...
Нет - я не мог сосредоточится; не мог себе представить лестницу, с лежащей на ступеньках банкой, с вжавшимися в углы крысами: в черноте роились какие-то неопределенные и оттого особенно жуткие образы...
Где-то в стенах дул ветер и слышалось древнее заклятие, не человеческое и не демоническое даже, но какое-то совершенно не представимое...
Удары сердца с болью отдавались в голове; я медленно пошел от двери, готовый при малейшем шорохе отскочить назад, вдавить кнопку звонка... да, именно так, я бы и поступил тогда - нервы были напряжены до предела...
Провал в бездну... нет, первая ступень; теперь я нащупал перила и стал спускаться.
Ужасающе медленно спустился на один этаж; и тогда уже где-то на пройденных ступенях загремела банка и еще звук какой-то: толи шипение, то ли шелест бумаги.
Я до боли сжал перила... и тут, этажом выше, пронзительно завизжал звонок: "Дрррр!"
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});