Читать интересную книгу Последний бой майора Петтигрю - Хелен Саймонсон

— Здесь есть что-нибудь выпить, кроме этого сиропа?

Ее слова прозвучали для него музыкой, и он увел ее в буфетную, где раздобыл виски и слушал ее болтовню, пытаясь не таращиться на то, как платье обрисовывало мягкие пирамиды ее груди, словно шарф, спадающий на грудь мраморной дриады.

— Что бы сказала мама, если бы увидела, как ты гоняешься по всей Англии за какой-то продавщицей? — вопросил Роджер.

— Если ты еще раз назовешь ее «продавщицей», я тебя ударю, — сказал майор.

— А если ты на ней женишься и она тебя переживет? Если она не согласится отдать дом? После того шума, который ты поднял по поводу ружей, удивляюсь, как ты готов довериться постороннему человеку.

— Ах, так проблема не в верности, а в наследстве, — сказал майор.

— Дело вовсе не в деньгах, — возмущенно ответил Роджер. — Дело в принципе.

— В таких делах никогда не бывает полной ясности, Роджер, — сказал майор. — И, раз уж мы заговорили о твоей матери, ты помнишь, как она умоляла, чтобы я не оставался один, если я встречу достойную женщину.

— Она умирала, — сказал Роджер. — Она умоляла тебя снова жениться, а ты поклялся, что не женишься. Меня бесило, что мы потратили столько бесценного времени на заведомо невыполнимые обещания.

— Твоя мать была бесконечно великодушной женщиной, — произнес майор. — Она говорила искренне.

Наступила тишина, и майор подумал: помнит ли Роджер тот запах карболки и роз, стоявших на тумбочке у ее кровати, видит ли он зеленый больничный свет и тонкое и прекрасное лицо Нэнси, на котором только глаза продолжали пылать жизнью. В последние часы они оба пытались найти хотя бы какие-нибудь неизбитые слова. Тогда слова его оставили. Перед ужасающим ликом смерти — таким близким и таким невозможным — он давился ими, словно рот ему забили сеном. Цитаты и стихи, которыми он утешал других на поминках и в бессмысленных письмах с соболезнованиями, казались теперь лицемерными. Он сжимал хрупкие пальцы своей жены, а в голове у него стучали тщетные мольбы Дилана Томаса: «Не гасни, уходя во мрак ночной»[27].

— Пап, все нормально? Я не хотел тебя обидеть.

Голос Роджера привел его в себя. Он сфокусировал взгляд и взялся за спинку дивана.

— Твоя мать умерла, Роджер, — сказал он. — Твой дядя Берти умер. Думаю, мне не стоит терять время.

— Может, ты и прав, пап, — сказал Роджер и на мгновение задумался, что удивило майора, а потом подошел к нему и протянул руку. — Слушай, я желаю тебе удачи с твоей дамой, — сказал он. — Пожелай мне удачи с Фергюсоном. Ты же знаешь, как важна для меня эта сделка.

— Ценю твой жест, — сказал майор, пожимая ему руку. — Для меня это очень важно. Я желаю тебе удачи, сын. Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь тебе.

— Я надеялся это услышать, — сказал Роджер. — Слушай, Гертруда говорит, что для тех, кто приедет пораньше, будет небольшая охота. Можно я возьму твои ружья?

Майор возвращался домой, оставив ликующему сыну ящик с ружьями, и к нему постепенно приходило тяжелое осознание того, что он опять поддался на манипуляцию. Перед мысленным взором вертелись одни и те же образы: Роджер скрючился в лодке на рассвете; Роджер поднимается, чтобы выстрелить в стаю селезней; Роджер спотыкается о металлическую скамейку и падает; ружье с неслышным плеском уходит в бездонные воды озера.

Глава 21

Удалось бы Дон Кихоту или сэру Галахаду сохранить рыцарский пыл, если бы их путь к приключениям лежал через бесконечные пробки, мимо полчищ дорожных заграждений, изрыгающих дым грузовиков и безликих заправок? Эти благородные образы служили майору путеводной звездой, пока он продирался по трассе М25, то и дело напоминая себе, что именно эта трасса опоясывает пригороды и не дает им расползтись и окончательно поглотить остатки сельской местности. Когда направлявшиеся на юг автомобили свернули, майор попытался не терять духа, глядя, как мчатся на север бесчисленные фуры, словно торопятся доставить на другой конец света донорские органы, а не упаковки с холодным чаем, замороженной курятиной и электроприборами. Сомнения окончательно одолели его в одном из придорожных кафе где-то в глубине страны, где майор был всего лишь очередным пожилым водителем с пластиковым подносом в руках.

Он никому не сообщил о своем приезде. Да будет ли миссис Али вообще дома? Шотландия, где майора ожидали ужин в замке и охота в вересковой пустоши, манила, и он был почти готов сдаться, но тут он слишком сильно нажал на крышечку упаковки с молоком, забрызгал пиджак и вдруг понял, что именно благодаря миссис Али окружающий мир приобрел новые очертания. Благодаря ей он сам словно стал другим. Он допил еле теплый чай и поспешил дальше.

Пытаясь отыскать улицу и номер дома, указанные в письме, которое дала ему Грейс, майор чувствовал себя крайне неловко. Среди прохожих преобладали темнокожие женщины с детьми в колясках. Головы некоторых были повязаны платками на мусульманский манер. Некоторые щеголяли в коротких стеганых куртках и золотых сережках. Проезжая мимо нескольких юношей, столпившихся вокруг открытого капота, майор почувствовал, как его провожают взглядами. Он проскочил нужный дом, но не решился вновь объезжать квартал и припарковался на ближайшем свободном месте.

На одном конце улицы стояли два обветшалых викторианских здания, на другом высилась красная кирпичная стена, отгораживавшая жилой массив из шестиэтажных домов. Материальных и творческих возможностей местной администрации хватило на то, чтобы раскрасить оконные рамы и входные двери домов в три цвета. Между этими двумя представителями процветания и упадка индустриальной эпохи тянулась череда домов, построенных перед войной для представителей среднего класса с претензиями: три спальни, две маленькие гостиные, водоснабжение и приходящая горничная.

Некоторые из домов успели изрядно видоизмениться со времен своего расцвета: двойные стеклопакеты, приземистые пристройки и застекленные двери сделали их практически неузнаваемыми. Краска на немногих сохранившихся деревянных окнах облупилась. Хуже всего, на взгляд майора, было то, что многие владельцы — как богатые, так и бедные — забетонировали выходящие на улицу садики, чтобы ставить под окнами машины.

Дом семьи Али был из числа самых зажиточных. Перед ним сохранилась половина сада — вторую засыпали гравием, и там стоял двухместный спортивный автомобиль. Элегантность автомобиля и белых окон затмевал соседний дом, чьи ворота были украшены танцующими дельфинами, а ставни выкрашены в темно-лиловый цвет. При виде этой явно чужеземной пышности майор позволил себе неодобрительно хмыкнуть. Из дома вышла белая женщина с мелированными волосами, одетая в розовый меховой жакет, зеленые джинсы и черные лакированные сапоги, уселась в маленькую зеленую машину с наклейкой «Я люблю Ибицу» и укатила прочь.

Мысленно извиняясь перед жителями района, майор подошел к тяжелой дубовой двери и замер, глядя на медный дверной молоток. Ему вспомнилось, как они с миссис Али стояли у дверей гольф-клуба, дрожа от охвативших их предчувствий. Теперь он был уверен, что предчувствия никогда не оправдываются, и готов был поклясться, что сегодняшний день не будет удачным. Он оглянулся, думая, не сбежать ли. Мимо медленно проехал юноша на велосипеде, разглядывая его и пожевывая жвачку. Майор кивнул и, стесняясь уйти, постучал в дверь.

Ему открыла беременная девушка в мягком черном платье и узорчатых черно-белых лосинах. Взлохмаченные по современной моде волосы были повязаны шарфом, а лицом она напоминала Абдула Вахида.

— Добрый день, меня зовут майор Эрнест Петтигрю. Я пришел к миссис Али, — сказал майор как можно более уверенно.

— Вы из самоуправления? — спросила девушка.

— Господи, нет, конечно, — сказал майор. — Неужели я похож на работника самоуправления?

Девушка смерила его взглядом, в котором отчетливо читалось, что именно на работника самоуправления он и похож.

— Я знакомый миссис Али, — добавил он.

— Моя мать ушла в магазин, — сказала девушка. — Вы подождете?

Она не пропустила его внутрь и не вышла на крыльцо, и майор понял, что она смотрит на него крайне подозрительно.

— Я не к вашей матери, — пояснил он, осознав свою ошибку. — Я пришел к миссис Жасмине Али из Эджкомб-Сент-Мэри.

— Ах, к ней, — сказала девушка. — Войдите. Я позвоню отцу.

— Она здесь? — спросил майор, когда его провели в просторную, казенно обставленную комнату, явно предназначенную только для приема гостей. У маленького газового камина друг напротив друга стояли два дивана, обитые алым шелком с узором из роз и покрытые полиэтиленом. Кремовые стены украшали два узорчатых ковра и большая картина, на которой был изображен серо-голубой пейзаж. Книг здесь не было, а на многочисленных столиках стояли декоративные камни, куски хрусталя и чаши с ароматическими семенами и веточками. Эркер был задрапирован синими шторами с ламбрекенами; стеклянная матовая дверь вела в следующую комнату. Главным предметом роскоши в комнате был восточный ковер — восхитительный хаос вывязанных вручную узоров различных оттенков синего цвета. Такая комната, подумал майор, понравилась бы Марджори, и, хотя сама она никогда бы не стала укрывать свою мебель полиэтиленом, ее бы втайне восхитила такая практичная элегантность.