Тедди и Джейми недоуменно переглянулись.
— Кажется, мы только начали обсуждать, кто будет этим заниматься, — сказал Джейми, — и, может быть, это буду я…
— Хорошо, на этом и остановимся.
Тедди вышла из кабинета с поджатым хвостом, а Джейми — с опущенными плечами в знак смирения.
Оставшись в одиночестве, Кандида растянулась на диване для собеседований. Она заложила ногу за ногу, устроив их отдыхать на подлокотнике дивана, и зажгла сигарету. Она чувствовала себя так, что была готова послать Джулию за бутылкой шампанского. Все должно было сработать как надо, она только что узнала это. Фиц ел с ее руки, Майк ел с руки Фица, а Глория ела с руки Майка. Это было искусно, это было чисто, но главное — это было. Она выпустила над головой облачко дыма, а когда оно развеялось, почувствовала, что может смотреть в будущее впервые за много дней.
Кандиду забавляло, что она лежала, растянувшись на ложе, как герои кино, когда им хотелось укрыться от жизни. Но ее уход в себя не решил ее проблем, она решила их сама. У нее заняло много времени выследить призрак прошлого, но наконец она настигла его и собиралась похоронить раз и навсегда. Все эти годы кропотливого труда работали на это. И те слезы. И те страдания. Алекс был хорошим партнером. Кандида не дурачила себя мыслями о нем, как о хорошем человеке — пусть Тедди об этом беспокоится — для нее имело значение только то, что он выполнял обещания. Ей было плевать на его мотивы, ей было все равно, что он думал или чувствовал. Они образовали союз, в котором у каждого были свои цели. Если Алексу хотелось иногда оттрахать ее, она ничуть не возражала. Она даже, по-своему, получала от этого удовольствие. Это подводило ее все ближе и ближе к цели. Если что-то и было постоянным и несомненным в Кандиде — это ее неуклонное стремление к цели. А ее цель была так изумительно проста — око за око, зуб за зуб. Так всегда говорил ее отец. Это не привело его слишком далеко, но она — это совсем другое дело. Она головой ручалась, что была у цели, и никто не мог остановить ее теперь.
Одна в кабинете, в счастливом одиночестве, Кандида закрыла глаза и погрузилась в сон, глубокий, сладкий, без сновидений.
18 февраля, 1984
В тот вторник Кандида выглядела совершенно другой женщиной, когда с опозданием явилась в кабинет доктора Балантайна. Вместо потрепанных джинсов на ней была короткая юбка из шотландки и ярко-красный охотничий жакет. Она зачесала кверху свои каштаново-рыжие волосы, чтобы выделить изящество скул и сильную челюсть, а также подчеркнуть длину стройной шеи. Ничто, однако, не могло скрыть ни усталости в ее глазах, ни синих кругов под ними.
— Что вы думаете? — Кандида повернулась перед ним. — Наконец я взяла себя в руки?
— Вы очень мило выглядите, Кандида. Теперь вы лучше спите?
— Да. Мой лечащий врач дал мне пилюли. Они очень помогают от всего… кроме снов.
— Расскажите мне о ваших снах.
— В них есть повторения — не совсем одни и те же, но узнаваемые в каждом сне. В основном, мне снится, что я нахожусь на лестнице или в лифте — всегда есть что-то вертикальное. Я за чем-то иду. Я не знаю, что там, я никогда не доходила. Пока я туда иду, на лестнице появляется фигура. Я не знаю, кто это, но точно не Джек, не волнуйтесь, Роберт. Это точно мужчина, пожилой, хорошо одетый… возможно, даже вы! Я никогда не думала этого раньше! — рассмеялась Кандида естественным, чистым, кокетливым смехом. — В любом случае, я иду вверх, или вниз — бывает по-разному — и чувствую, что ищу что-то потерянное, но не Томми — Томми мне больше не снится. Это что-то более обыденное, наподобие сумочки или ключей от машины. Я знаю, что это здесь, за дверью на лестнице, ведущей в совершенно другое место. Я знаю, что этот человек хочет остановить меня, чтобы я это не получила. Я знаю, что он хочет причинить мне вред. Я оборачиваюсь, вынимаю нож и бью его снова и снова. Крови нет. Я просто знаю, что он умер. Затем я просыпаюсь. Вот и все.
— Как вы думаете, что означают эти сны?
— О Боже, Роберт, я не знаю. Я даже не уверена, стоит ли из-за них беспокоиться. Я думаю, что они вызваны тем, что у меня масса волнений, связанных с устройством нового бизнеса. А мужчина на лестнице — наверняка мой юрист! — она рассмеялась, но Роберт Балантайн выглядел мрачным.
— Знаете, все мои мысли связаны с моей компанией, — продолжала Кандида. — Я пытаюсь найти для нее название. «Редмейен и партнеры» выглядит скучновато — я не хочу, чтобы мою фирму путали с юридическими. «Товарищество по исследованиям» кажется несколько вычурным. Как вы думаете, какое название будет хорошим?
— Трудно сказать… Кандида, я очень настроен послушать от вас о смерти Томми. Мне хотелось бы снова поговорить о том дне, а ваше сегодняшнее настроение исследовать чуть позже…
Кандида не ответила, но ее губы заметно поджались.
— Когда вы впервые выглянули из окна и увидели Томми без детских вожжей, вы почувствовали страх?
— Нет, зачем мне было бояться? Я же просила Джека надеть их. Я думала, что могу доверять ему.
— А после того, как вы увидели, что Томми утонул?
— Я не думала о Джеке, по крайней мере, в тот момент. Я не думала ни о чем, кроме того, что это не может быть правдой. Я сказала себе — это неправда… это не может быть правдой. Бог не допустил бы, чтобы такое случилось. Это казалось ненастоящим. Ничто, связанное с этим, не казалось настоящим. Мы были далеко от дома, на другом краю земли… я просто не могла в это поверить. В тот момент вокруг никого не было, кроме нас троих. И вдруг это место заполнилось людьми — весь штат отеля, доктор, полиция. Джек и доктор стояли на коленях около Томми — наверное, они пытались оживить его. Позже, я не знаю, зачем, доктор сделал мне укол. Думаю, это было успокоительное. Наверное, я уснула.
— Как вы реагировали на шок? Вы были в истерике или молчали?
— Не помню. Наверное, у меня была истерика, раз доктор дал мне успокоительное. Я помню, что Джек просил кого-то помочь мне — и больше ничего не помню, до следующего дня.
— А на следующий день? Что вы чувствовали тогда?
— Вину.
— Почему?
— Потому что если бы я осталась с Томми, этого не случилось бы. Если бы я поверила своему инстинкту и пошла к бассейну, как собиралась сначала, я бы увидела, что Томми без детских вожжей, и он был бы жив.
— Так вы инстинктивно чувствовали тогда, что Томми в опасности?