Если человек не управляет своей собственной судьбой, он ничто и всегда будет марионеткой в руках других — этому Долтона научил судья. Усвоив это, он самостоятельно вел дела, диктовал собственные правила и был свободен уйти, отработав свою плату, — за исключением этого раза. Он утратил бдительность, и Джуд присосалась к нему, как сосунок к вымени, лишив Долтона спокойствия, уравновешенности и способности к рациональному мышлению. Джуд была камнем преткновения в интригах, и он должен был обезвредить ее, чтобы все прошло гладко, но она оказалась слишком глубоко втянутой в гущу событий. Он не мог двигаться вперед без того, чтобы не раздавить ее, и не мог отступить без того, чтобы не поступиться своей честью. Он попал в тупик, и пришло время как-то изменить ситуацию.
Засунув руку в карман брюк, Долтон провел пальцем по стершейся от времени поверхности пятидолларовой золотой монеты, которую носил как свой тяжкий крест. Она была напоминанием о том, какую дорожку он выбрал, о том, каким человеком стал и каким всегда будет.
«Сан-Франциско». Долтон решил, что будет думать о Сан-Франциско. Эта цель уже маячила перед ним, ему только нужно было разобраться с текущими неприятностями. И они превратились в Неприятности с большой буквы, когда их источник — Джуд Эймос — появился из туалетной комнаты.
Он выбирал для Джуд платье, мысленно видя ее перед собой. Это должно было быть нечто элегантное, однако чрезвычайно женственное, нечто раскрывавшее ее характер, но не подчеркивавшее какие-либо далекие от совершенства черты, нечто мягкое, однако дерзкое, нечто похожее на саму Джуд. И Долтон выбрал правильно.
Элегантное платье из бледного оранжево-розового шелка соответствовало фигуре Джуд; красная бенгальская роза, приколотая у основания высокого стоячего воротника, и кружевная накидка подчеркивали ее грудь; оборки из тех же кружев делали руки Джуд более длинными и тонкими; подол верхней юбки, надетой поверх узкой нижней бледно-зеленой юбки с вышитыми рубиновыми завитками, был приподнят и закреплен на бедрах темно-красными розетками, и это придавало фигуре Джуд классическую форму песочных часов. В результате платье получилось модным и неподдельно очаровательным.
— Оно прекрасно, — с благоговением в голосе прошептала Джуд, расправляя пальцами складки шелка.
— Да. — Разве мог Долтон не согласиться? — Увидев его, я не мог устоять. Я не мог представить, что его будет носить кто-нибудь, кроме вас.
— Сколько…
— Это подарок, — остановил он Джуд, подняв руку. — А другой сверток на кровати — для Сэма. Не хочу, чтобы он думал, что я его забыл. — Долтон отвернулся прежде, чем она успела что-либо возразить, тем самым упустив возможность заметить, как повлажнели у нее глаза. — Я проявил самостоятельность и отправил отутюжить ваше вечернее платье. Его принесут вам в номер вовремя.
— Вовремя для чего?
— Чтобы сегодня вечером пойти со мной в оперу.
— Я никогда не была в опере, — задумчиво сказала Джуд тихим, охрипшим от волнения голосом, резанувшим его прямо по сердцу: сколь многих вещей она не испробовала, сколь многое он мечтал показать ей.
— Тогда вы должны пойти. К этим спектаклям нужно приобрести вкус, не все ими наслаждаются, но каждый хотя бы раз должен попробовать. Но сначала мы пообедаем.
Обед. Опера. В сопровождении Долтона. Мечтательные мысли Джуд закружились и умчались дальше, к возможности вернуться в эту комнату и насладиться изысканным удовольствием, с которым он познакомил ее прошедшей ночью. Оказалось так легко поддаться этой засасывающей фантазии, что она чуть не позабыла о цели своего приезда, но, тряхнув головой, Джуд призвала себя вернуться к ней.
— Мне очень хотелось бы пойти с вами в оперу, но я, возможно, буду занята. Я здесь по делу, как уже говорила вам, и слишком долго откладывала его.
— Отложите его навсегда, Джуд, — тоном приказания произнес Долтон, обернувшись и пристально взглянув на нее.
— Что? Боюсь, вы не понимаете.
— Я понимаю, что вы здесь, в Шайенне, чтобы разворошить осиное гнездо неприятностей. Оставьте его в покое, Джуд. Это дело не должно принести вам несчастий.
— Оно уже принесло их, Долтон, — спокойно поправила она, не желая вбивать между ними клин.
— Почему? Потому что так сказала вам кучка глупых фермеров? Вам нет нужды участвовать в их крестовом походе. Долина вас не удерживает. Вы можете жить здесь, в Шайенне, можете ходить в оперу, носить красивую одежду, обсуждать Теннисона, Байрона и Шекспира с другими литературными умами. Здесь есть школа для таких, как Сэмми, гдеон может получить помощь, для него найдется работа в платной конюшне. Даже Джозеф спустя некоторое время перестанет чувствовать себя ненужным; я знаю несколько закусочных, которые будут драться за его бисквиты. Больше не будет ни борьбы, ни изнурительной работы, ни угроз. Подумайте об этом, Джуд.
И Джуд задумалась. Ее мысли завертелись в водовороте Раскрытых перед ней перспектив, которые казались таким заманчивым, таким многообещающим воплощением всех ее мечтаний, пока Долтон не подытожил свою убедительную речь:
— Джуд, вы сможете иметь все это, если примете предложение Джемисона.
Упоминание имени Джемисона пробудило Джуд от сна наяву, туман фантазий рассеялся, и она увидела Долтона, по-настоящему увидела его, стоявшего перед ней в элегантной одежде, с отсутствующим видом, старательно прячущего взгляд. Внезапно до Джуд дошло, что он даже не упомянул о своем месте в этих блистательных планах. Конечно, он не собирался принимать в них участие, а, видимо, должен был только уговорить ее согласиться, чтобы она оказалась прямо в руках Джемисона.
До чего же она была глупа!
Теперь Джуд все стало совершенно ясно. Долтона послали вслед за ней, чтобы он отвлек ее от цели и склонил отказаться от дел долины. И до чего убедительно было все организовано — ночь страсти, призванная склонить одинокую старую деву поверить в то, что с крупными средствами она сможет спастись от тягот жизни. Как хорошо им были известны ее слабости!
Что ж, Долтон узнал всю убогость ее существования и, воспользовавшись ее отчаянием, заставил поверить, что старается от чистого сердца. И Джуд чуть не уступила его убедительным доводам.
— Вы рисуете соблазнительную картину, мистер Макензи, и все на холсте Джемисона. А я, очевидно, не должна была заметить этого, пока не было бы слишком поздно, верно? — Джуд, к своему крайнему огорчению, полностью уверилась в своей правоте, когда Долтон даже не моргнул и не сделал попытки возразить. — Вам, должно быть, невероятно хорошо платят за то, что вы делаете, — вьмученно улыбнулась она. — Иначе как бы вы еще могли сделать все таким убедительным? — Джуд сделала быстрый вдох, прозвучавший хрипло и прерывисто, но слова, последовавшие за ним, были твердыми как сталь. — Скажите Джемисону спасибо, но не только спасибо. Ему придется прийти с более убедительными аргументами. — Вскинув голову жестом оскорбленной гордости, Джуд прошла мимо Долтона и вышла за дверь.