— Так мои спутники сами знали, куда идут, а ведьмаки о тебе и слыхом не слыхивали. Случайные они люди и страдают, стало быть, ни за что, — пояснила Светлолика.
Магистр мог бы поспорить с логикой лесной отшельницы. Может, он и знал, куда идет, но на плен договора не было. Но Вешил не стал встревать. Зачем? Не съест же его в самом деле такая прекрасная особа. Частокол у нее странный, но каждый имеет право на чудачество. Работы он не боялся. Много чего приходилось делать в пору ученичества: и дрова колол, и воду таскал на самый верх башни учителя, а уж сколько посуды перемыл — и не сосчитаешь. Эта, по крайней мере, проживала не в башне, где одних ступеней столько, что драить замучаешься. Магией от нее, правда, тянет необычной. Но это тоже плюс. Заодно и магию редкую изучит.
— А тебе какая корысть, те или эти на свободе гулять станут? Или ведьмаки по сердцу девичьему пришлись? — не унималась она. — Коли так, выведу к тебе пятьдесят молодцев, узнаешь любых своих — безо всякого выкупа отдам. Чего не сделаешь ради любви истинной.
— Пятьдесят! — потрясенно ахнул водяной, морально раздавленный размахом хозяйки волкодавов.
«Это ж надо такую ловкость иметь, чтобы, сидя в темной чащобе, куда не всякий местный, в Безымянном лесу испокон веков проживающий, путь отыщет, аж пятьдесят молодцев полонить! Вот к кому надобно дочерей на обучение отправить! Они, дурехи, и по одному себе найти никак не могут», — ошалело подумал он, судорожно пытаясь придумать, куда девать такое немыслимое количество конкурентов.
— Да как же я их узнаю, коли ни разу в глаза не видела? — изумилась Светлолика предложенному на первый взгляд простому испытанию. — Ежели только у них посередь лба слово «ведьмак» намалевано будет. Да и то, чтобы не на эльфийском.
Вспомнила ведьма недавнюю бумажку, обнаруженную в волчьей книге. Письмена в ней красивые, затейливые были, каждая буковка с замысловатыми завитками выведена, а что написано, непонятно. Вампир прочел, да наврал, наверное. Не могли в такую важную книгу этакую ерунду положить. А интересно, наверное, читать такие красивые слова.
— Чудны дочери твои, Великая мать! — рассмеялась она, да так заразительно, что невольно улыбнулись все, включая вервольфов. Правда, улыбка последних выглядела, как жуткий оскал. — Зачем же ты, ни разу молодцев не видев, выручать их взялась? Какой тебе от них прок?
— Проку, может, никакого и нет, только я их другу вывести ведьмаков из лесу обещалась, — вздохнула Светлолика. — А давши слово — держать надобно.
— Так ведьмаку слово дадено, его и забрать не грех, — настаивала хозяйка. — Они же все сплошь душегубы и в лес, может, как раз по твою душеньку заявились, а ты за них заступаешься, будто они тебе родня.
— Ведьмак тот матери моей услугу большую оказал. Благодаря ему она жива осталась, а значит, и я на свет появилась, — пояснила Лика. — А такие долги завсегда отдавать следует, коли оказия подвернется.
Она стала серьезной, спрятала улыбку, чинно кивнула, соглашаясь.
— Ну что ж. Раз такое дело — обмену быть! Только потом, как ведьмаков спровадишь, пожила бы у меня недельку-другую. Глядишь, и пользу какую извлечешь. Я, например, о меняющих облик многое ведаю. Ну или на ступе могу научить летать, коли захочешь.
Светлолика ахнула восторженно. Ишь ты! И про предков ее знает, да рассказать может, и летать по небу научить хочет. Кто же от такого предложения откажется, коли сам в здравом уме пребывает.
— Благодарствую за приглашение, — поклонилась Лика хозяйке. — Давно о меняющих облик узнать желала, да рассказчиков не знала, где сыскать.
— Таких сказителей мало в живых-то осталось, — с печалью в голосе сказала она. — Убивали да огнем жгли не жалеючи. Да ты у ведьмаков спроси, как все было. Они тоже к истреблению многих, с волшебством связанных, руку свою приложили.
ГЛАВА 13
В Хренодерках вовсю кипела работа по уборке возле храма. Сельчане торопились успеть как можно больше до заката, словно завтрашний день не наступит и нельзя будет довершить начатое. Отовсюду доносился дробный стук молотков, топоры гулко кололи деревянные чурбаки, сбивали сучья с крупных веток, поломанных стихией и принесенных к храму недавним потопом из-за чересчур разгулявшегося ливня. Дрова и сучья складывали под навес, чтобы хорошенько просохли. После пойдут на растопку. Оно и хорошо, лишний раз в лес ходить не придется. Кто-то ладил новые ставни к окнам, кто-то ловко правил покосившуюся дверь. Работа нашлась всем. Даже Алишер сыскал себе занятие и теперь помогал менять подгнившие на крыше доски. Его широкие плечи, обнаженный, мускулистый, покрытый интригующими шрамами торс заставляли девиц на выданье стыдливо краснеть и игриво хихикать. Рыжеволосая Алкефа, чье пристрастие к сильным мужчинам общеизвестно, опустила волнующий вырез своей блузки настолько низко, что травматизм среди мужчин на стройке резко увеличился, а женщины не сговариваясь решили в очередной раз наставить ей синяков за внезапно поразившее их супругов косоглазие. Муж рыжеволосой кокетки сделал попытку увести супругу домой, но не преуспел и теперь ревниво взирал на предполагаемого соперника. Впрочем, бросать вызов ведьмаку и биться с ним на кулаках он не спешил. Знал: ведьмаки проводят большую часть своей жизни в сражениях. Куда простому селянину тягаться с таким?
Алишер же даже не подозревал о буре эмоций, царящих в душе мужа Алкефы. Ведьмак думал о своем, и мысли его были мрачнее самой темной чаши Безымянного леса. Он таскал доски, подгонял их друг к другу, сильными и меткими ударами обуха топора забивал гвозди, мысленно проклиная себя за проявленное малодушие. Ему следовало остаться в лесу и продолжить поиски Риттера с Миксамом.
Так нет же. Вместо этого он позволил себе расслабиться, доверив случайным людям вести себя на поводу, словно жеребенка-несмышленыша. Поведение, недостойное ни ведьмака, ни мужчины.
Жрец Гонорий сидел на грубо сколоченной лавке за таким же столом с кружкой ароматного чая в руках. Возле него стоял пузатый, медный, начищенный до блеска на крутых боках самовар, из которого Доненька время от времени доливала старику чай, чтобы напиток всегда был горячий. Жрец с умилением наблюдал за обновлением храма. «Вот и дождался, — радостно думал он. — Теперь и помереть не совестно будет. А то приедет новый жрец в Хренодерки, увидит убогость постройки, и какими словами помянет раба божьего?» Но тут же устыдился своих мыслей, ибо грех так плохо думать о другом человеке, обвиняя его в невежливости. Всем известно: о мертвых либо хорошо отзываются, либо помалкивают. Жрец тряхнул головой и поправился: «Нет, не скажет он подобного… Может, только подумает… Да и не подумает, наверное… Все равно… нехорошо дела в таком беспорядке передавать… Вот храм подновим… и заживем…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});