— Зря мы ее запретили. Надо было тогда мне самому ее прочитать. Ничего антисоветского в ней нет.
Нынешнее признание отца в своей неправоте запоздало на много лет. Однако в тот тяжелый период, пусть и в самый последний момент, именно он остановил травлю поэта. Получив письмо от Бориса Леонидовича, он сказал примерно следующее:
— Довольно. Он сам признал свои ошибки. Прекратите.
А ведь все шло к тому, что комсомольские ретивые активисты и иже с ними выслали бы из страны Пастернака.
Вообще взаимоотношения отца с деятелями искусства были далеко не так однозначно негативны, как это пытаются представить сегодня многие комментаторы. В этом контексте хочу рассказать еще об одном эпизоде.
Шел Московский международный кинофестиваль 1963 года.
Традиции отдавать главные призы только нашим фильмам тогда уже отошли в прошлое. Жюри присудило первое место ленте «Восемь с половиной» знаменитого итальянского кинорежиссера Федерико Феллини. Решение, для киношников естественное и справедливое, у идеологов вызвало бурную реакцию. Аргументация сводилась к ставшей уже привычной формуле: фильм далек от реалистических традиций, заражает буржуазной идеологией здоровое социалистическое общество. Решение предлагалось традиционное: главного приза не давать, фильм к широкому показу не допускать. Легко представить масштаб скандала: что там Манеж…
Суслов уехал в отпуск, и Ильичев оставался ответственным на идеологическом «хозяйстве». Оказавшись между молотом международного жюри и сусловской наковальней, Леонид Федорович бросился к Хрущеву. Отец собрал на заседание Президиума ЦК оставшихся в Москве «заинтересованных» лиц: Брежнева, Кириченко, Полякова, Рудакова, Пономарева, Ильичева и Андропова из ЦК, плюс председателя Кинокомитета Алексея Владимировича Романова. Ни Брежнева, ни Кириченко, а уж тем более «селькохозяйственника» Полякова с «промышленником» Рудаковым Феллини и не интересовал, и о его фильме они не слышали. Тем не менее собравшиеся дружно обругали Романова. Кто-то, в записках Малина не обозначено кто, назвал его «обывателем», прозвучало предложение «дезавуировать приз», но потом, поразмыслив, решили не рубить с плеча, поручили с Феллини, его фильмом и присужденной ему премией «разобраться» и высказать свое отношение Секретариату ЦК, то есть Хрущеву.[48]
Фильм тем же вечером прислали к нам на дачу. Обычно о показе фильмов на даче широко оповещалась вся семья — на этот раз отец не позвал никого.
Я заехал на дачу случайно. В доме пусто. На вопрос, где отец, мне ответили, что он смотрит фильм, присланный из ЦК, а не из кинопроката, как обычно. Я заглянул в зал. Бросил взгляд на экран и ужаснулся: «Восемь с половиной» я уже успел посмотреть во время конкурсного показа.
Нужно сказать, что я, как и сусловцы, полагал, что реакция отца будет крайне негативной. В произведения такого рода «рядовому» зрителю достаточно сложно разобраться, залы в кинотеатрах при их демонстрации пустуют. Не скрою, и мне фильм казался вычурным и скучным.
Я проскользнул в зал, тихо сел на диван рядом с отцом, выждал несколько минут и стал нашептывать: какой Феллини гениальный режиссер, какой фурор произвел его фильм в мире, что он символизирует… тут я запнулся. По правде говоря, я понятия не имел, что он символизирует.
— Иди отсюда и не мешай. Я не для своего удовольствия здесь сижу, — прошипел он.
Расстроенный, я ушел.
Вскоре сеанс закончился. Отец вышел в парк, и мы отправились на прогулку.
— Как тебе показался фильм? Это знаменитый режиссер… — начал я.
— Я тебе сказал, не приставай, — оборвал меня, теперь уже беззлобно, отец. — Фильму дали главный приз на фестивале. Суслов с Ильичевым против и просили меня посмотреть.
— И что? — заикнулся я.
— Я мало что понял, но международное жюри присудило приз. Я здесь при чем? Они лучше понимают, для этого они там и сидят. Обязательно надо мне подсовывать… Я уже позвонил Ильичеву, сказал, чтобы они не вмешивались.
Я вздохнул с облегчением. Разговор перешел на другую тему и больше к Феллини не возвращался.
Скандала не получилось, ведь в случае вмешательства «сверху» в решение жюри, его иностранные члены грозили покинуть Москву. Теперь все вздохнули с облегчением, в том числе и Ильичев. Сам он против Феллини ничего не имел, а теперь еще, с помощью отца, утер нос Суслову.
Роль и место Ильичева в развитии нашей идеологии в те времена далеко не однозначны и даже загадочны. Ведь в отличие от многих он разбирался в искусстве. В конце 1980-х годов по телевизору даже показывали, как академик Ильичев дарил Советскому фонду культуры свою коллекцию живописи. И она состояла далеко не из одних социалистических реалистов…
Заговорив о кино, я вспомнил, насколько резко отрицательно отец отзывался о фильме «Кубанские казаки». Он его просто ненавидел за лакировку, за столы, ломящиеся от яств…
…Но вернусь к кругу чтения отца.
Что еще читал он?
Прочитал он Солженицына — «В круге первом» и «Раковый корпус», а также «1984» Оруэлла. Эти книги ему не понравились.
Как это ни удивительно, но отец не любил читать мемуары. Я неоднократно пытался его приохотить к этому виду литературы, привозил книги Черчилля, де Голля, дневники Валуева, записки Витте, но отец только листал их и отнекивался, откладывая на потом это чтиво, столь почитаемое пенсионерами.
На воспоминания военных, публиковавшиеся в те годы, он реагировал резко отрицательно. Это же относилось и к фильмам о войне. Ему тяжело было вспоминать об ужасах тех лет, прочитанные страницы восстанавливали перед его мысленным взором картины разгрома, которому подверглась страна.
Посмотрев фильм о войне, отец потом не мог заснуть всю ночь. Главное же, он считал, что и мемуары, и художественная литература о войне (ее он тоже не жаловал) не отражают правды, искажают истину то ли в угоду автору, то ли в угоду времени.
Однако как человек, прошедший отступление и наступление, Киев и Барвенково, Сталинград и Курскую дугу, он не мог не вспоминать о войне. Она жила в его душе до самой смерти. Поэтому он так глубоко переживал доходившие вести об измене боевых товарищей.
Началось все с генерала Павла Ивановича Батова, полвойны провоевавшего бок о бок с отцом. Кто-то рассказал отцу, что Батову на одном из собраний, посвященных годовщине то ли Победы, то ли Советской Армии, задали вопрос о роли Хрущева в войне и конкретно: был ли Хрущев в Сталинграде?
Генерал замешкался на секунду и нетвердо проговорил, что он не знает, был ли Хрущев в Сталинграде, и вообще не знает, что он делал во время войны!..