- Я не стал бы возлагать на это больших надежд, - впервые за все время подал голос Гвикка Ирландец. - Сам остров и его жители неплохо мне известны. Бонды, живущие за счет своих одалей, едва ли бросят дома, чтобы напасть на франков на побережье. А что касается тех, кто по своим причинам скрывается на острове, то для многих из них угроза с юга мало что значит. Умелому бойцу всегда сыщется место и на скамье драккара, и в дружине, будь то под предводительством франка, норвежца или, - тут он лукаво подмигнул, как бы желая подсластить пилюлю, - ирландца.
Сколь бы мрачными ни были предостережения Гвикки, лукавство ирландца несколько рассеяло царящую в палате мрачность.
- И кого же предлагает послать совет? - снова посерьезнел Гранмар.
А Бранр тем временем в который уже раз думал, что не нравится ему расчетливое выражение, вновь появившееся на лице молодого конунга, и то, как поглаживает он лики на точильном жезле.
- Думаю, отправиться в Каупанг и вверх по Ойстрис-фьорду к Усебергу следует мне, - все взгляды обратились на Карри Рану, - земли отца моего Раны Мудрого лежали на границе Страны Свеев и земель Харфарга, так что в этих краях никто не посмеет назвать меня пришлым чужаком и отказать в должном уважении, положенном посланцу йотландского конунга. - Она чуть склонила голову в сторону Вестмунда в подобии поклона, только на взгляд Гвикки и Стринды, хорошо знавших дочь рода Асгаута, да, может быть, еще Гранмара, поклон заметно отдавал насмешкой. - А кроме того, с самим Эйриком Кровавая Секира мне также доводилось уже встречаться.
- Хорошо, - кивнул головой Вестмунд и тут же к немалому неудовольствием услышал слова Хакона о том, что дружина Карри слишком малочисленна.
- Прости меня, гаутрек, но справятся ли твои люди с драккаром в бурных водах Скаггерака? - добавил он.
- Наверное, мне с частью своей дружины стоит отправиться с гаутреком, если она позволит, - улыбнулся Гвикка, разом разрушив надежды Вестмунда на то, что Карри Рану надолго могут задержать Эйрик в Усеберге или многочисленная родня в Мармире.
Отправляя их в спешке из Фюрката, Стринда отдал им четырех лошадей с тем, чтобы до Ольсборга они добрались к вечеру того же дня, однако отсоветовал заявляться в лагерь после наступления сумерек.
- В Берси Золотом Зубе никто даже и не подумал бы заподозрить предателя, пояснил целитель свое предостережение, - как и в Ловунде тоже. К тому же, до того как стать грамом охраны конунга, он с десяток лет пробыл в дружине Фюрката. Что, если там уже как-то прознали о его смерти?
- Если тело его нашли только с полчаса назад? - недоверчиво переспросил Грим.
- А как ты объяснишь там свое появление? - ответил ему вопросом на вопрос Стринда.
- А почему нам нужно отправляться в Ольсборг? - подал голос Скагги. - Не лучше ли было бы добраться до Скаггена. Скули-бонд не может нас не помнить, и Бьерн там...
- На той дороге нас скорее всего и станут искать, если Вес решит объявить погоню, - ответил ему за целителя Грим. - Но действительно, почему именно Ольсборг?
- Мнение Эйнара и Хальвдана, если уж не Хакона и скальдов, заставит конунга согласиться послать кого-нибудь к сыну Харфарга в Усеберг. Посланцы выедут скорее всего сегодня же, а я или Скальдрек постараемся заставить их взять нас с собой... - Он помедлил. - Придумаем какую-нибудь надобность в Ольсборге. Впрочем, если расчет мой верен, отправится дочь Раны Мудрого.
- Значит, ее корабль по пути доставит нас на Гаутланд, так? - обрадовался Скагги.
Грим задумчиво побарабанил пальцами по столу.
- Тогда необходимость в поездке твоей или Скальдрека есть только в том случае, если корабль поведет не она. Тогда вам придется как-то заставить форинга взять нас.
Амунди кивнул, подумав при этом, что все его предостережения, очевидно, пропали впустую, поскольку едва ли они заставят сына Эгиля провести ночь у костра в лесу, когда так близкo таверны морского порта. А значит, жди неприятностей.
"Линдормр" Карри Рану из рода Асгаута подошел к пристани Ольсборга в час пополудни. Дочь Раны Мудрого с тремя доверенными дружинниками отправилась приветствовать Иви-конунга, Гвикка же, спрыгнув на палубу, поинтересовался, где им искать Квельдульва и будущего ученика травника. В ответ на это Стринда только мрачно пожал плечами, с раннего утра небо над северным морем заволокло тучами, и у целителя тупой болью ломило висок.
- Хочешь поспорить? - рассмеялся ирландец.
- Что ты знаешь, где искать Квельдульва? - хмуро переспросил целитель. - И спорить тут нечего.
Во второй же по счету харчевне недалеко от пристани Амунди молча кивнул Гвикке, подойти к сгрудившимся в дальнем углу ратникам, из-за спин которых под отчаянные завывания безжалостно терзаемой харпы раздавался знакомый голос. Но вот песня окончилась - Амунди еще подумал, зачем сыну Эгиля понадобилось столь гнусаво фальшивить и как дружинники Ольсборга способны мириться с таким завыванием. Еще несколько минут Скагги жалобно рассказывал что-то... Но интерес слушателей уже иссяк, кольцо распалось - и Гвикка едва не задохнулся от хохота при виде представших перед ними гротескных фигур.
- Лошади стреножены на лесной прогалине в получасе ходьбы от лагерного вала, - только лишь они сели за грубый дощатый стол, сказал Грим, не дожидаясь вопроса Амунди Стринды.
- Гвикка, - обернулся целитель к ирландцу, - пошли за ними кого-нибудь из своих людей.
И Скагги взялся подробно объяснять подошедшему по знаку Гвикки дружиннику, где найти оставленных пастись лошадей.
На руку им сыграла собственная их неумелость, принялся с веселым смехом рассказывать Квельдульв.
- Разве я не понимаю, что за профессионального певца мне не сойти. Умеешь ты выбирать учеников Стринда, - хохотнул он. - Без личины, какую придумал мне будущий скальд врачевательницы, ничего подобного бы не вышло.
А так, оба они сошли за бродяг, какие переполняли не только Ольсборг, но и почти все селения на северо-восточном побережье Йотланда: калеки, раненые, те, кому удалось бежать с завоеванных отрядами Вильяльма островов. Грим выдавал себя за увечного, к тому же отставшего от корабля дружинника из земель Горма Старого, а Скагги - за какого-то младшего сына, дренгу, покалеченного в битве и за бесполезностью выброшенного собственной семьей, - теперь вот оба убогих-де пытаются не умереть с голоду, перепевая, как умеют, сказания о славе былых времен. Сообразительность Скагги создала из тела Грима целую историю, понятную каждому встречному с первого взгляда.
Сперва Скагги осторожно и едва ли не артистично намалевал на лице Грима роскошный и ужасающий шрам, отметину, память о пришедшемся по глазам ударе мечом или секирой. Потом он перевязал Гриму голову грязными тряпками, как это было в обычае у лекарей франкской армии, но так, чтобы с обеих сторон повязки выглядывали кусочки раскрашенной кожи, позволяя догадываться, что за страшная рана скрывается под тряпками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});