журнал.
— Я подумываю вот о таком, — продолжала Линда, указывая Ханне на белое платье с кружевным лифом. — Или, может быть… о чём-то таком, — она пролистала ещё несколько страниц и указала на платье схожего фасона с глубоким вырезом на спине.
Энтузиазм Линды обрадовал Ханне.
— Ты планируешь шить сама? — поинтересовалась она, прикидывая по таблице сложность кроя и расход ткани.
— Я? Да ты что, с дуба рухнула? Я едва способна занавеску подшить. А вот сеструха моя шьет. Она обещала.
— Не знаю, что и сказать, — призналась Ханне. — Они оба очень красивые.
Дверь распахнулась, и в конференц-зал вошли Лео и Роббан. Линда поскорее запихнула журнал обратно в папку.
Когда Роббан кивнул, в выражении его лица Ханне почудилась некая отчуждённость. Натянутость, которой прежде не было.
Роббан избегал встречаться с ней взглядом, а когда она брала слово, опускал глаза вниз, упираясь взглядом в полированную столешницу.
Ханне констатировала, что Роббан острее отреагировал на её отказ, чем она вначале предполагала. Возможно, ей следовало разрешить эту ситуацию каким-то иным способом.
«Ну уж нет, — подумала она. — Это он вёл себя мерзко. А не я».
Однако возникшее ощущение неловкости быстро обосновалось в груди, словно невидимый груз, который Ханне безуспешно пыталась сбросить.
Следующие полчаса группа посвятила краткому обобщению всей информации о деле на данный момент, и Ханне вскоре стало ясно, что за время каникул расследование не продвинулось сколько-нибудь далеко. Однако им удалось отыскать небольшую квартирку с видом на Берлинпаркен, где отныне разместился наблюдательный пункт. А Линда за это время успела изучить вещи, принадлежавшие Бритт-Мари.
— Самое для нас интересное — это, конечно, её блокнот, — заговорила Линда. — Вообще говоря, в нём не содержится особенно новой информации. Много деталей расследования, но всё это в целом нам уже известно. Из её записей также следует, что Бритт-Мари по собственной инициативе совершила поквартирный обход жителей района. Она, судя по всему, искала матерей-одиночек с маленькими детьми, которые проживали на верхних этажах.
— Потенциальных жертв, — констатировал Лео, засовывая за щёку свой всегдашний снюс.
— Именно. И эта последняя запись как раз об одной из таких девушек. Гунилла Нюман проживала на Лонггатан, 27. Насколько нам известно, с ней ничего плохого не произошло, но мне удалось её разыскать. Она живёт в городе, на Рингвеген.
— Отлично, — сказал Роббан. — Поезжай и переговори с ней. А мы продолжим следить за Берлинпаркен. Правда, ресурсов, чтобы находиться там круглосуточно, у нас нет.
— Убитые женщины работали в дневное время, — сказала Ханне. — Мне кажется, наблюдение в парке необходимо только по выходным, а в будни — по вечерам.
— Таков наш план, — коротко отозвался Роббан, упёршись взглядом в белую столешницу. — Но ребята из наружки говорят, что им сложно надолго оставаться в парке — там они привлекают к себе излишнее внимание. Так что по большей части они, к сожалению, находятся в квартире.
— В парке в основном гуляют мамаши с детьми, — пояснил Лео. — Ребята ведь не могут сидеть на лавочке, почитывая газетку, когда на дворе десятиградусный мороз. Или, ещё хуже, стоять и пялиться на малышей, как извращенцы.
В конференц-зале стало тихо. Лео немного подтянул свой тощий конский хвост, а Линда задумчиво наклонила голову.
— Ну а я могла бы, — произнесла она, и её тёмные глаза заблестели. — Я могу даже взять коляску, чтобы всё выглядело правдоподобно.
Роббан глубоко вздохнул и принялся растирать виски большим и указательным пальцами одной руки.
— Линда, милая, мы не можем впутывать ребёнка в это дело, ты же понимаешь.
— Но если…
— Нет, — с нажимом произнес Роббан. — Это решено.
— Преступник ни разу не причинил вред ребёнку, — упорствовала Линда. — Я могла бы иногда брать с собой туда младшего сына своей сестры и общаться там с другими мамашами. А потом, когда примелькаюсь, я смогу там появляться вообще без ребёнка.
Линда на мгновение замолчала, а потом снова заговорила:
— Или можно вовсе засунуть в коляску несколько одеял. Такие малыши ведь всё время только и делают, что спят.
В тот же день после обеда Линда и Ханне отправились на встречу с Гуниллой Нюман.
По дороге Линда без умолку болтала о своей сестре и замечательных, но безумно шумных племянниках.
Ханне мычала в ответ что-то нечленораздельное и улыбалась, но никак не могла перестать думать о том, как изменилось по отношению к ней поведение Роббана.
— Послушай, а что стряслось с Роббаном? Что-то случилось? Он показался мне каким-то кислым.
— Полосатый-то? Не, ему просто не по себе от того, что у нас до сих пор нет подозреваемого. На него же давят и начальство, и пресса.
Ханне не стала упоминать об их с Роббаном походе в бар после работы, потому что вся эта ситуация заставляла её чувствовать себя замаравшейся.
Тридцатипятилетняя Гунилла жила в маленькой съемной квартире в районе Сканстулль. Её густые волосы, выкрашенные в блонд, были заплетены в толстую косу, а на мускулистых руках красовались крупные татуировки.
— Мне повезло, — сказала она, когда Линда похвалила квартиру. — Здесь совсем рядом Южная больница, а я там работаю. И есть отдельная комната для Карины — на то время, что она живет у меня. Но почему вы хотите поговорить со мной об Эстертуне, я ведь уехала оттуда почти десять лет назад?
Линда рассказала ей о Болотном Убийце и Бритт-Мари.
— Я видела заголовки, — кивнула Гунилла. — И помню её, эту Бритт-Мари, только я не знала, что она пропала.
— Тогда этого никто не понял, — сказала Линда. — Можешь рассказать, при каких обстоятельствах вы познакомились?
Гунилла изогнула бровь.
— Она позвонила мне как-то вечером и попросила разрешения прийти. Объяснила, что расследует убийство. А потом… Да, она интересовалась, не видела ли я кого-то подозрительного в округе. Или на крыше. Простите, но мне показалось, что это звучит смехотворно. Почему и каким образом я должна была увидеть кого-то на