не о том, Говард, – грустно проговорила Мамаша. – Совсем не о том. Да и где ж ты достанешь гуся? Они ведь дорогие и на дороге так просто не валяются.
– Не беспокойся, я добуду! – заверил Говард.
Мамаша попыталась его остановить, но он схватил свой котелок и выскочил на улицу…
И именно так для него начался этот невероятно длинный, заполненный злоключениями, словно кошачье брюхо мышами, день.
Говард Бек любил пьески. Это очевидно, ведь он был куклой. И его скитания по заснеженному предновогоднему Габену очень походили на такую пьеску. На плутовской водевиль, который в иное время запросто мог бы быть втиснут между выходами танцовщиц, номерами салонных фокусников и слезливыми романсами о несчастливой любви на сцене какого-нибудь кабаре. Сам же Говард, если бы кто-то позволил ему напялить цилиндр конферансье, назвал бы эту пьеску не иначе как «Гусиные истории».
…Было около десяти утра, и, казалось, буквально все в этом захолустном городишке выбрались из своих нор. Дамы и господа торопились посетить лавки и мастерские, пока всё не раскупили перед праздником, и их головы едва не дымились, учитывая бесконечные списки дел, которые эти дамы и господа заготовили:
«Роберт, мы не можем позволить себе забыть тушь для тушеной рыбы!»
«Да, Бетси…»
«Но только после того, как посетим мадам Клотильду из “Ножничек Клотильды” и заскочим к веревочнику, чтобы купить петлю для твоей мамы – может, это подвигнет старую грымзу, наконец, сделать нам всем подарок…»
«Конечно, Бетси…»
«Роберт, ты меня вообще слушаешь? А то, сдается мне, ты уже весь мыслями в джентльменской лавке “Штиблетс”!»
«Разумеется, слушаю, Бетси: тушь для рыбы, прическа для тебя, петля для моей мамы, новые запонки из “Штиблетс” для… постой, что?..»
Сутолока и сумбур являлись неотъемлемой частью Тремпл-Толл накануне праздника. Взрослые были все в делах и приготовлениях, дети канючили и выпрашивали подарки или сладости, а еще умоляли родителей и нянюшек пустить их хоть одним глазком взглянуть на одно из ярмарочных представлений, которые развернулись по всей Саквояжне. Что касается вездесущих домашних питомцев, то они делали то же, что и всегда: глядели на людскую суматоху с изрядной долей иронии и подворовывали еду где только можно.
Говард, будучи ростом с восьмилетнего ребенка, шмыгал среди длинных штанин, пол пальто и подолов платьев. Никто не обращал внимания на деревянную куклу.
Никто не заметил также и того, что дверь лавки «Мисс Гусыня», которая располагалась в том же квартале, где жила некая кукольница Катрин Дуддо, вдруг открылась, после чего таким же странным образом закрылась, хотя к ней вроде как никто и не подходил.
В темной и тесной лавке в воздухе висели клубы папиретного дыма. Бурчал радиофор, бубнили покупатели, а из глубины помещения раздавался рокочущий голос хозяина лавки, мистера Погга. Народу в «Мисс Гусыню» набилось так много, что можно было решить, будто гусей здесь раздают просто так всем желающим.
Один носатый и деревянный желающий не стал дожидаться своей очереди – протиснулся к стойке и, не обращая внимания на возмущенные оклики тех, кому он наступил на башмак, завопил:
– Мистер Погг, дайте гуся!
Хозяин лавки, вислощекий толстяк в фартуке и колпаке был занят тем, что заворачивал пухлую сизую тушку в коричневую бумагу для нервно перетаптывающегося рядом господина в очках. Заслышав визгливый голосок, он навис над стойкой, высматривая: кто его звал? Увидев куклу, лавочник усмехнулся.
– Какого гуся желаете, маленький господин?
– Самого большого! – заявил Говард, демонстративно игнорируя колченогую старуху, перед которой он влез и которая тут же принялась осыпать его своей присыпанной нафталином бранью.
Мистер Погг между тем завернул гуся, передал его покупателю и подбоченился.
– Самый большой – король-гусь – стоит две сотни фунтов, – сказал он. – У тебя есть две сотни?
Говард покачал головой, и лавочник продолжил:
– Средние гуси – гуси-судьи – стоят по сто фунтов.
– Дорого! – Говард почесал деревянный нос. – Они что, у вас все набиты денежками?
Мистер Погг прищурился, уже понимая, что кукла понапрасну тратит его время – и оттого начиная закипать.
– Есть еще гуси-клерки, – все же сказал он. – Каждый выйдет тебе в тридцать фунтов.
Это Говарда тоже не устроило. Он уставился на тушки, которые ровными рядами висели на крючьях за спиной хозяина лавки. Он не понимал, почему люди в таком восторге от гусей – те выглядели нелепыми и смешными: лысые, общипанные, с короткими кривыми конечностями – у них даже не было головешек.
Говард ткнул длинным пальцем в сморщенного и грустного с виду гусенка – выглядел тот так, словно чем-то долго болел прежде, чем его придушили: зеленоватая кожа, скрюченная шейка, нелепо торчащие в стороны лапки с потертыми перепонками.
– Вон тот! Дайте того!
Отметив сделанный Говардом выбор, мистер Погг ухмыльнулся.
– Билли-гусь? Двадцать фунтов.
Говард полез в карман штанов. Как он и предполагал, денег там не оказалось.
– Мне нужен гусь, – жалобно сказал он. – Но у меня совсем нет денег.
– Тогда проваливай, коротышка.
Говард заканючил:
– Ну да-а-айте Билли! Мамаша очень хочет гуся. – Он вспомнил слово, которое Мамаша заставляла его использовать почаще. Она говорила, что это слово творит чудеса: – Пожа-а-алуйста…
Мистер Погг наделил его хмурым взглядом и… вдруг чудо и правда произошло.
– Хорошо, – сказал он. – Я дам тебе одного Билли.
Говард уже было вытянул ручонки, но мистер Погг даже не пошевелился.
– Не так быстро! – рявкнул лавочник. – Сперва отработаешь его. Мой помощник очень некстати захворал и помер, а старый автоматон окончательно сломался. Между тем мистер Грейди привез уголь – дюжину мешков, – а я слишком занят здесь, чтобы его таскать. Наполнишь угольный ящик – приходи за гусем. Дверь на задний двор открыта, совки и ковши найдешь там же.
Говард задумался: работать он не любил, но ему вдруг отчетливо представились грустные глаза Мамаши. Он кивнул, воскликнул: «Заверните Билли для меня!» – и ринулся к задней двери, расталкивая посетителей лавки, которые все отчего-то ехидно переглядывались и улыбались.
Как и сказал мистер Погг, мешки были на заднем дворе – у решетки ограды, засыпаемые снегом. Вот только он забыл упомянуть, что привалившийся к стене лавки черный железный ящик был от них в трех десятках шагов. Потрудиться предстояло изрядно.
Говард проковылял через снег к ограде, попытался оторвать один мешок от земли и не смог. «Выбора нет, – понял он. – Придется развязывать мешки и