— У-у, — протянул Витюня, — и здесь эта студенческая поросль. Нигде от них спасу нету!
— Брось, — обрубил его Николай, — лучше вон погляди на себя в зеркало.
Витюня намека не понял. Пошел разменивать рубль.
Ребята не слишком дружелюбно покосились на вошедших — их мир был красив, моден, молод, им не нравилось, что в него без спроса входят какие-то серые, помятые личности с клеймами неудачников на лицах. Но длилось это не больше секунды, смотревшие отвернулись, и Николай смог наконец поднять глаза. Даже теперь, зная почти наверняка, что путей-то назад нету, он не мог задавить в себе стыд. И от этого страдал втрое.
Николай не в первый раз видел этих ребят в баре. Он был здесь постоянным клиентом, и многие лица уже давно примелькались. Да, Витюня прав, это студенты. Опытным взглядом человека, когда-то вкусившего плоды студенческой жизни, Николай мог четко определить: первый-второй курс, не старше. Сам он начал баловаться пивком только на последнем. Тогда они, студенты начала шестидесятых, были другими.
— Держи монету, — пробасил Витюня, протягивая двугривенный и одновременно пытаясь почесать подбородок, на котором удобно устроилась маленькая желтая мушка. В другой руке Витюня нес пару кружек, — второй не получишь, как уговорились.
Струя шваркнула из автоматного соска, и из кружки полезла пена. Казалось, что, кроме нее, в стеклянном бочоночке ничего нет.
— Ведь во, заразы! — восторженно хмыкнул Витюня. — Ведь во чего придумали, чтоб трудовую копейку у рабочего человека вышибать. Да с таким напором за ту же цену можно и по четверти порции наливать. Ну дают, торгаши!
Гривастые головы вновь обернулись, теперь они смотрели почти с одобрением, ожидая, что же дальше будет.
Но на большее Витюни не хватило. Он неожиданно засмущался, умолк. В один присест вылакал содержимое, стер тыльной стороной ладони пену с губ, выдохнул и скосил глаза к полу.
— Спекся оратор, не доорал! — съязвил кто-то из соседей.
— Придется еще по одной?! — будто не слыша обращенных к нему слов, предложил Витюня.
Николай кивнул. И они перешли к другому автомату. Тот оказался сознательнее — выдал почти все, что ему полагалось выдать. С кружками в руках приятели пристроились у окна. Закурили. Потом взяли еще по одной, потом еще и еще раз… С последней решили не спешить, Николай отставил свою кружку, присел на парапетик у оконной рамы. Его разморило. Со стороны можно было подумать, что человеку плохо, что надо вызывать неотложку, по крайней мере помочь ему добраться до дому. Но Николаю было хорошо, именно сейчас ему было очень хорошо — он переступил порог, за которым уже не было ни болей, ни страха, ни слабости. Он опять чувствовал свое тело и боялся пошевельнуться, прислушиваясь к току крови в жилах, боясь спугнуть "второе пришествие". И он не хотел верить, что это все ненадолго. Живи, пока живешь, остальное потом.
Витюня испытывал примерно то же самое, но был при этом более непробиваемым и самокопаниями не увлекался, его тянуло к действию. И что именно делать, для него не было столь уж важным. Просто не сиделось. Он дважды подходил к студентам, пытаясь поговорить по душам, не вышло, отбрили, у них были свои темы.
— Уйди, старичок, — сказали они ему в последний раз, не прерывая игры в подкидывание над столом спичечного коробка, — и не мозоль нам глаза, добром просим.
Витюня знал, что такое "просить добром", а потому и удалился безропотно. Он умел быть послушным, когда того требовали обстоятельства. Но тосковать на пару с унылым приятелем ему было не по силам.
Взгляд его начал шарить по столам. Наконец на чем-то остановился.
— Ну-ка, поглядим! — прошептал Витюня.
Он разворотил на одном из ближайших столиков кучу мусора, объедков, скомканных бумаг, и глаза его просветлели.
— Во!
Витюня помахал у Николая перед носом полуобглоданным хвостом воблы. Сделал попытку разломить его пополам.
— Не нужно, — отвернулся Николай, он не любил нищенских замашек приятеля.
— Хозяин — барин, — довольно проговорил тот. — Ох, хороша рыбка!
Облизнулся. Придвинул кружку ближе и намочил губы.
— Рыба посуху не ходит, Колюня, хе-хе.
Управился с находкой он быстро. И снова затосковал.
Выручил случай. Откуда-то из-за двери, на которую Витюня глядел с затаенной надеждой, вдруг вылетел белый теннисный шарик и, пролетев через весь зал (а Витюня цепко проследил за его траекторией), звонко шмякнул одного из студентов прямо в лоб.
Из дверей раздался оглушительный хохот, и одновременно там же возник и хохотавший — очкастый рыжий парень с кожаной сумкой через плечо.
— Привет от ректора! — восторженно заорал вошедший. — Я там за них на семинаре отдуваюсь, а они пивко сосут.
Парень быстро приближался, потрясая в воздухе ярко-красным пластмассовым пистолетом, из которого, по всей видимости, и вылетел шарик. Он был настолько рад этой безобидной детской игрушке, что сам казался непомерно большим и безобидным дитем.
Витюня не мог оторваться от происходящего, прислушивался к обрывкам фраз, долетавшим до него.
И уж совсем защемило в его груди, когда он увидал, как парень достает из своей сумки одну за другой целых три бутылки портвейна. Кадык судорожно заходил в моментально пересохшем горле, перед глазами замелькали черные и красные точки. Витюня отмахнулся от них, задел локтем дремавшего Николая.
— А-а-а, че-ерт слепой, — простонал тот и тоже уставился на ребят.
Одна из бутылок тут же была разлита по пустым кружкам и выпита. Вторая ополовинилась и вместе с еще не початой третьей исчезла в сумке пришедшего.
— Вот ведь малышня, — просипел Витюня, — и выпить-то по-людски не могут. Полторы бомбы на столько рыл. И-эх!
Его тянуло к этой черной сумке, но подойти просто так, ни с того ни с сего, Витюня опасался. И поэтому страдал молча.
А рыжий не унимался.
— Все коробочек подкидываем? А еще интеллектуалы называются! Дедовскими игрищами забавляемся?! Чего б вы без меня делали, мелюзга?
В его руке вновь появился пистолетик. Рыжий крутил игрушку на пальце, поминутно целясь то в одного, то в другого. Чувствовалось, что он уже навеселе.
— Предлагаю новый аттракцион! Давай пустую кружку!
Все кружки были под пивом. Головы завертелись.
И тут не оплошал Витюня:
— Сей момент. — Он уже был возле сдвинутых столиков и услужливо протягивал посудину.
— Опять ты! — раздраженно проворчал здоровенный детина в джинсовой куртке. — А ну…
— Да что ты, Петенька, — мягко оборвал его рыжий, — старших нужно уважать. Давай-те кружечку. Вот так. — А здоровому добавил еще: — Этот дядя нам может очень сгодиться, Петя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});