Не удивительно, что с таким постоянными отвлечениями миг, когда при первой пробежке по полосе препятствий подо мной треснул брусок, я немного упустила. Брусок выглядел надёжно, мне хватало ловкости бежать не сосредотачиваясь на движениях, поэтому я бежала, витая в облаках — то есть снова пыталась представить победу Лисара.
Как у него это получилось? — я была погружена в этот вопрос полностью.
Брусок хрустнул, нога провалилась вниз, я потеряла равновесие, соскальзывая в грязевую яму. Сильные руки обхватили меня, разворачивая вверх. Синеглазка всё это время бежал за мной, он успел среагировать и в полёте рывком поменяться со мной местами.
Плюх! Спиной он врезался в грязевую лужу, а я приземлилась на него, уловив его болезненных выдох сквозь зубы.
Несколько мгновений мы лежали неподвижно — я спиной на его груди. Синеглазка крепко меня обнимал, словно боялся отпустить. После падения сердце ещё колотилось слишком часто, к лицу прилила кровь.
А по небу, постоянно меняя форму, мчались белые кучевые облака. В этом извечном небесном движении было какое-то завораживающее спокойствие, особенно в сочетании с сильным и мягким теплом за спиной.
— Не ушиблась? — тихо спросил Синеглазка.
Я обхватила его горячие ладони. Его пальцы дрогнули, он расслабил мышцы, позволяя мне отвести его руки в стороны. Мы не тонули в грязи, хотя глубиной эти ямы были от полуметра до метра. Похоже, Синеглазка успел поддержать нас заклинанием.
Сев и развернувшись на животе Синеглазки, я пихнула ногой край упавшего в грязь бруска: он был подпилен. Как и остальные бруски через яму, по какому ни беги — треснет.
Нетрудно догадаться, против кого ловушка: я и Синеглазка обычно бежали первыми. Примитивная ловушка осталась незамеченной, потому что в неё не вложили ни капли магии.
— Могу я рассчитывать на поцелуй благодарности? — уточнил Синеглазка.
Покосилась на него. Уголок его губ подёргивался, а в глазах, отражавших яркое голубое небо, сквозило беспокойство.
В грязи он не тонул. Но до краёв ямы было почти два метра, мои ноги уже испачкались. Перекинув ногу, я уселась на Синеглазку верхом, уткнув колени в грязь, и немного наклонилась.
— Значит, хочешь поцелуй в награду? — томно прошептала я, надвигаясь и любуясь тем, как расширяющиеся зрачки затапливали ясные синие глаза темнотой.
— Да, поцелуй, — сипло прошептал Синеглазка, пристально меня разглядывая.
Уголки его губ дёргались сильнее, тело напряглось. Я наклонялась, наклонялась, наклонялась очень медленно, приоткрыв губы, разглядывая его в ответ, улавливая его сбивчивое дыхание. Игриво скользнув своим дыханием по его пухлым пересохшим от возбуждения губам, по скуле — к порозовевшему уху.
— Не могу: Кериш огорчится. У вас же любовь!
Лучезарно улыбаясь, я выпрямилась на Синеглазке. Его глаза оставались тёмными, он будто не верил, что я действительно сказала это. Такой обиженный котёночек…
Засмеявшись, я наклонилась и чмокнула его в кончик носа, после чего ухватилась за соседний подпиленный брусок, упёрлась коленом в грудь Синеглазки и, оттолкнувшись от этих двух опор, перебралась на брусок уже сломавшийся. Хотя его конец утопал в грязи, и сам брусок оказался сильно наклонён, по нему можно было выбраться из лужи.
Я спрыгнула на присыпанную песком дорожку и развернулась. Синеглазка сел. Грязь под ним не проваливалась из-за поставленного щита. Видимо, он активировал его недостаточно быстро, потому что на одежде остались влажные и грязные следы. Вздохнув, Синеглазка поднялся и прошёл по грязи до дорожки. Вид у него был странный.
— Эй, — легонько стукнула пальцем по его носу, — я тебя даже поцеловала, не будь таким хмурым!
К нам спешил куратор Ван-Лер, грозно взирая на переломившуюся балку. На его фоне бароны и маркиз-скоро-герцог преувеличенно радостно обсуждали наше первое падение на полосе препятствия.
Синеглазка передёрнул плечами.
— Там что-то острое внизу, — зло сказал он. — В грязи спрятаны колья.
* * *
И был шум, и был гам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Кольями оказались обломки копий, натыканные по всей площади земляной ямы, так что падение в любую её точку становилось смертельно опасным. Несколько таких обломков выдернули из дна и положили на край ямы, позволяя разглядеть рабочую остроту наконечников. У Синеглазки стало такое лицо… страшное.
Когда сокомандники осознали возможные последствия, поняли, что могли оказаться на нашем месте, если бы куратору вздумалось меня и Синеглазку отправить на другое упражнение, они сбледнули с лиц и побежали жаловаться на недостаточный уровень безопасности во все инстанции (то есть ректору и родителям в письмах).
— Это недопустимо! Это могло поставить мою жизнь под угрозу! — маркиз-скоро-герцог удалился с высоко поднятой головой.
Куратор Ван-Лер не возражал, только головой им вслед покачал. Я бы на его месте тоже не стала их останавливать, чтобы не мешались. К тому же наш маркиз-скоро-герцог действительно мог поспособствовать расследованию: он же бастард короля.
Избавившись от балласта, Ван-Лер посмотрел на меня и Синеглазку.
Очень внимательно посмотрел.
В целом я его понимала: хотя ограничений по возрасту для учащихся не было, а налоговые послабления довольно привлекательная приманка, выглядевший почти на тридцать Синеглазка выделялся из общей массы.
Особенно теперь, когда он невольно выдал, как быстро может поставить щит, удержавший двух взрослых людей от насаживания на копья.
Добавить к этому статус простолюдина и присущий аристократам лоск поведения.
Плюс ко всему — оценка магического уровня на экзамене не была по-настоящему глубокой. Как я узнала из книг, высокоточные инструменты проверки магического резерва практически все были сосредоточены в больших магических орденах и нескольких королевских семьях. Вот результаты тех инструментов подделать невозможно, а здесь на входе опытный маг вполне способен осознанно снизить уровень или потративший много маны кандидат получить более низкую оценку. Использование простого прибора не халатность: просто все заинтересованы в том, чтобы показать себя как можно лучше, а до этого года обучение на стражей не обладало достаточным престижем, чтобы опасаться массового умышленного завышения способностей с помощью артефактов или камней маны. И даже если кто-то завысит свои показатели, за несколько лет обучения его разоблачат.
А тут Синеглазка весь такой красиво-подозрительный.
Он смело ответил на взгляд куратора Ван-Лера, тот поджал губы, помолчал и, как благоразумный человек, решил не искать знаний, которые могут оказаться потенциально опасными.
На меня инструктор тоже подозрительно посмотрел.
— Я слышал, — начал он осторожно, — что наследница Рохейзов вовсе не обладала магией.
Вопрос о том, действительно ли я Лилиан, так и повис в воздухе. Но, похоже, я показалась ему менее опасной, чем Синеглазка, раз он об этом заговорил. Или просто любопытство замучило.
— Ошибочный результат измерения, — уверила я.
На самом деле было бы странно, если бы маркиз с его связями не смог добиться более точной проверки магического резерва дочери, но так как она делалась в младенческом возрасте, я могла упирать на то, что он на самом деле проверил другого ребёнка, потому что был не в своём уме и хотел скрыть настоящие силы дочери. Зачем? А кто этих сумасшедших поймёт.
С уже знакомым мне выражением лица Ван-Лер поджал губы и не стал продолжать расспросы, вместо этого сказал:
— Я вынужден сообщить о случившемся ректору. Расследованием этого дела обязательно займутся стражники. И маркиз Эрик постарается привлечь отца. Вы можете идти. Этот инцидент не вызовет закрытия ворот, пока делом не займутся вплотную.
Такой деликатный намёк на то, что если мы тут прячемся под чужими именами и не хотим разоблачения, нам лучше уходить прямо сейчас.
— Спасибо за наставления, — улыбнулась я. — Надеюсь, из-за этого инцидента послеобеденные занятия по элементальной магии не отменят.