В комнату заглянула Надежда.
— Пора Климу спину смазывать... Можно прервать ваш разговор на минуту?
— Да мы уже закончили, Надежда, можешь смазывать. Кстати, должен признаться, что гадание твое оказалось верным, однако труднопостижимы — мы его поняли, только когда оно сбылось, а до того Филипп два раза ошибался — очень уж похоже все выглядело.
Надежда улыбнулась.
— Гаданье — это как предупреждение и полезно, лишь когда удается правильно его истолковать. Перед пропажей Селивановых и этого пленника, что в старой бане сидел, я нагадала Климу и сыновьям большую потерю из-за слишком долгого сна в грозу. Но на этот раз они истолковали мое гаданье шутливо, решив, что, должно быть, заснут с утра до самого вечера, выпив браги, в свободное от ночной охраны время, да и потеряют Ульянин ужин, который она обещала в этот день особо вкусно состряпать. Они браги не пили, проснулись вовремя, как раз к ужину, а свое последнее угощенье Ульяна действительно приготовила очень вкусно, особенно всем понравился сладкий компот из облепихи...
После того как Клима унесли, Медведев, оставшись один, в глубокой задумчивости смотрел на ночных мотыльков, вьющихся вокруг лучины.
Кто же такие эти Селивановы? Зачем обманули Антипа насчет гибели детей, которых у них никогда не было? Чтобы попасть к нему в лагерь? Что искали в непроходимых болотах? Надо будет как-нибудь найти время и все там осмотреть...
Как ряженому нищему удалось подбить Селивановых на такое дело? Могли ли они быть знакомы раньше? А может, как раз с нищим они и встречались на болоте еще тогда... С какой целью? И зачем им настолько понадобился Степан, что они рискнули полной переменой жизни ради этого? Действительно ли они направились в сторону Москвы? Степан-то с ними туда точно не поехал он направился прямо в замок Горваль и успел туда вовремя... Что же это все значит?
Медведев повертел в руках обрывок цепочки и при слабом свете лучины внимательно вгляделся в странный и сложный узор, вытисненный на обратной стороне креста Ефима.
Где-то я уже видел подобный рисунок… Да, конечно — на пальце Никифора Любича, королевского бобровника из Горваля, был большой перстень с очень похожей вязью... Что же тут изображено? Как бы инициалы, переплетенные лентой, что ли… «ЕС»... Ну, да — Ефим Селиванов... Какая-то маленькая книга... Раскрытая... Строчки... Пять с одной стороны, пять с другой... Четвертая строчка с левой стороны как бы глубже вырезаем, случайно, или это что-то значит? Очень красивый и какой-то таинственный узор... Действительно хорошим мастером был Ефим... А может, он делал такие вещи на продажу, всякие крестики, перстни, украшения? И Никифор Любич из Горваля где-то купил кольцо его работы? Нет, все это бред кикой-то... Пора спать...
...Обитатели Березок схоронили своих мертвых, и отец Мефодий после заупокойной панихиды, отслуженной прямо на кладбище, произнес над свежими могилами проповедь. В ней, отдав должное мертвым, он призвал не предаваться скорбной печали, а позаботиться о делах насущных и людях живых, ибо покойные, сподобившись принять мученическую кончину за свою родную землю, по милости Господней сподобятся также жизни вечной, и ему видится, как они благословляют оставшихся на земле и просят прожить свою жизнь так, чтобы Господь, призывая их к себе, когда будет на то Его воля, не сомневался относительно того, что место этим душам — в раю, где теперь будут ждать их усопшие ныне братья...
Своей проповедью отец Мефодий произвел огромное впечатление на всех присутствующих, и даже Медведев, хорошо помнящий необыкновенно чарующее красноречие нынешнего игумена Волоцкого Иосифа, был растроган.
Вернувшись с похорон, благочестивый и рассудительный Епифаний в приливе восхищения пожелал уступить отцу Мефодию свой почти не сгоревший дом, заверяя, что со временем они с сыном построят себе новый. Но отец Мефодий, сердечно поблагодарив его, отказался и принял только приглашение пожить в доме Епифания временно... Он заявил, что позволит построить для него дом лишь после того, как у всех остальных обитателей будет своя крыша над головой.
Слух о скромности нового священника немедленно разнесся из уст в уста, и авторитет Мефодия среди его паствы был окончательно утвержден. А людям уважаемым обычно прощают маленькие слабости, поэтому единственная просьба отца Мефодия — помочь ему построить небольшую голубятню — была выполнена тотчас, не вызвав ни одного косого взгляда, ни одной улыбки, которых не избежать бы менее уважаемому человеку.
Отныне обитатели Березок каждое утро и вечер видели своего батюшку подолгу стоящим на лестнице голубятни и вскоре настолько к этому привыкли, что сами часто приносили зерно и хлеб для «поповских божьих птичек». Они долго выслушивали длинные рассказы отца Мефодия о породе, родословных и привычках его любимцев, а в небе над Березками вскоре стали летать целые стаи голубей.
В те дни Медведеву было не до этого, и он ничего не заподозрил.
Глава четвертая. Алексей Бартенев.
Медведев не мог дождаться воскресенья. Он был уверен, что Анница непременно приедет в Картымазовку вместе с Филиппом навестить Настеньку, и тогда...
Но все случилось иначе.
Утром следующего дня прискакал из Бартеневки мальчик и передал Василию, что хозяева ждут его в полдень по важному делу.
Удивленный и немного встревоженный Василий переплыл Уфу на новом пароме и высадился на западном берегу почти на полчаса раньше назначенного времени.
Он медленно ехал в Бартеневку по тропинке, петляющей в зарослях, и вдруг за одним из поворотов увидел Анницу.
Она стояла у мостика через ручей, какая-то необычная, скорбная и печальная.
Увидев ее, Василий остановился, и вспыхнувшая было улыбка угасла, лишь только он увидел ее глаза: они стали похожи на глаза Картымазова в тот первый день, когда он его увидел, в такой, казалось, уже далекий день похищения Настеньки...
Василий, взволнованный предчувствием недобрых вестей, молча спешился и двинулся к девушке. Она пошла ему навстречу, и вдруг они оба, сами того не ожидая, тихо и ласково обнялись, как брат и сестра, которые встретились после долгой разлуки.
Потом Анница мягко отстранилась, и Василию показалось, что она с трудом сдерживает слезы, хотя глаза ее были сухими и только губы чуть заметно подрагивали.
— Что случилось? — с тревогой прошептал Василий, крепко сжав се плечи.
— Горе случилось. Отец... Он... Его...
Анница не смогла договорить.
— Анница! — Василий легонько тряхнул ее плечи и заставил поднять голову. — Анница, ты... Я хочу, чтобы ты знала, что...