Да я не тебе! Терпсихора-а-а!
И в шаге от Эвтерпы ударила еще одна молния. Полотно вечернего небо будто вспороли кривым ножом, обнажив мерцающую изнанку, и к нам, как из-за кулис, вышла другая муза. С густыми каштановыми локонами и янтарными глазами олененка.
— Пресвятая Терпсихора! — выпалила Соль.
Она и без того уже стояла на коленях, а теперь еще и лбом в траву уткнулась от переизбытка религиозности.
— Твоего Фламиандра тут хотят видеть! — нехотя сообщила музе танца Эвтерпа. — Только скажи ему: если возле моей статуи будет хоть одна подпалина…
В отличие от своей сестры, Терпсихора была ко мне расположена более благодушна. Во всяком случае, она сразу меня узнала и заулыбалась, словно встретила старую знакомую.
— Ах, это ты! Флами много мне говорил про тебя… А зачем ты пришла? Он же ниспослал тебе пророчество!
— Ничему тебя жизнь не учит. — Эвтерпа качнула головой. — Ну, где смертные — и где пророчества?! Чтоб хоть раз кто-то разгадал наш божественный замысел…
— Прошу вас, объясните мне! — взмолилась я, сложив ладони лодочкой.
— Я не могу, дитя. — Терпсихора, казалось, искренне огорчилась. — Это замысел Фламиандра… А он не придет, здесь даже крошечного костра нет! И вообще, между нами, он не любитель светских раутов!
Шасть выскочила из рук Нарта, словно все это время только и ждала своего часа. Юркнула в траву и бешено завертелась вокруг своей оси, испуская фонтаны искр.
— Моя клумба! — ужаснулась Эвтерпа, но было поздно.
Цветник перед статуей весело запылал, как будто целиком состоял из сухого хвороста. Прямо на наших глазах пышные соцветия роз чернели и загибались, охваченные огнем Шасти. Музы отшатнулись от пламени, мы с мамой и Нартом тоже невольно сделали шаг назад, и только Соль немного замешкалась. Одна из ее прядей-пружинок вспыхнула, и оранжевая в панике захлопала себя по волосам, чтобы не превратиться в факел.
Костер разгорался, облизывал небо и тянулся к кровавому диску луны. Саламандры уже не было видно: огонь поглотил ее целиком, поднялся выше моей головы, принимая причудливые формы. Желто-рыжие языки сплетались в человеческий силуэт: сначала показался шар, напоминающий череп, затем проступили широкие плечи, крепкие огненные мускулы, руки, и, наконец, ноги.
— Флами, милый, ты бы хоть прикрылся, — смутилась Терпсихора.
Зря она беспокоилась: разглядеть что-то в слепящей фигуре, сотканной из пламени, было невозможно. Разве что угольно-черные глаза и прорезь рта.
— Приветствую тебя, Эренида! — Огненный владыка обдал меня дымом с отчетливым запахом сандала и сосновой смолы.
Мне полагалось что-то ответить, но у меня язык приклеился к зубам. Сразу три божества явились ко мне, — тут кто угодно бы утратил дар речи!
— Не бойся, — снисходительно произнес Фламиандр, протянув ко мне руку и потрепав по щеке.
Странно, но его огонь не обжигал, а вселял силы, дарил живительное тепло.
— Я знаю, зачем ты пришла, девочка моя. Ты хочешь обрести своего дракона? Ну что ж, твое время настало.
Глава 22
Фабиан Магнолли
— Ты был прав.
Такой фразой встретила брата королева. И если раньше Фабиан дорого бы заплатил, чтобы услышать подобное признание от сестры, то сейчас что-то в тоне Аэды заставляло напрячься.
Она сидела в своей любимой лавандовой гостиной, мерно покачиваясь в кресле-качалке, и скрип полозьев потихоньку сводил Фабиана с ума. А как Аэда барабанила пальцем по гнутому подлокотнику… Королева отбивала не простой ритм, а увертюру к симфонии возмездия. До диез минор. Ох, дурной знак, на редкость дурной!
— Поясните, ваше величество? — Фабиан прошел к софе и сел у ног сестры.
Аэда специально приказала сделать всю мебель ниже своей, чтобы собеседник ни на минуту не забывал о подчиненном положении и о том, с кем вообще разговаривает.
— Брось, Фаби, мы же одни! — Аэда потерла виски, словно у нее начинался приступ мигрени. — Я все поняла, можешь прекращать свой спектакль.
Кронфей замер. Грешно, конечно, сомневаться в проницательности своей королевы, но чтобы Аэда так быстро раскусила его? Тем более, что и до спектакля дело толком не дошло…
— Не понимаю, о чем ты…
— Серьезно?! — Аэда качнулась вперед и оперлась на ноги, заставив кресло остановиться. — Я знаю, со мной порой бывает сложно. И мне не следовало навязывать тебе студентов от смешанных браков. Теперь я отчетливо вижу, как сильно заблуждалась. Это же сущий кошмар! Им не место в академии. Решай на свое усмотрение, Фаби. Можешь отчислить их сразу, можешь после зимней сессии… Я умываю руки. Эксперимент, очевидно, провалился.
— Я не хочу никого отчислять. Ни Нарта, ни, тем более, Эри! Они оба талантливые, умные…
— Не можешь себе отказать в удовольствии поиздеваться надо мной, да? — королева цокнула и вновь откинулась на спинку. — Пресвятые музы, Фабиан! Ведешь себя, как ребенок! Помолвка с дочерью Янброка… Признайся уже: ты просто хотел меня напугать!
Фабиан скрипнул зубами, подбирая правильные слова. Аэда с легкостью переключалась с роли сестры на роль королевы и обратно, всем остальным от этого следовало воздержаться. Дерзить в открытую Фабиан ей не мог, но… Неужто она свято верит, что весь мир вращается вокруг ее монаршей персоны?!
— Мои отношения с Эри никак не связаны с тобой, — как можно мягче произнес Фабиан. — Но насчет свадьбы действительно…
— Хватит! Эта девушка тебе совершенно не подходит. А ее родители?! А остальные драконы? Ты же не хочешь, чтобы твоих детей воспитывали в том же духе?! Ладно бы только саламандра, ее я готова простить. Неадекватную реакцию на известие о братике тоже… Я сама через это прошла — и правда тяжело. Но ложь! Фаби, она солгала родному отцу, подставила однокурсников, чуть не довела двух гердов до поединка… На моем званом ужине! — Аэда презрительно фыркнула. — Я думала, она воспитана, как воин, а она просто невоспитанная избалованная девчонка. Еще скажи, что любишь ее!
— Люблю, — искренне ответил Фабиан.
Впервые он произнес это вслух, и у него будто камень с души свалился. Да, он не признался в чувствах Эри, но все же признался! Какое удивительное ощущение легкости, почти невесомости…
— Не-е-ет… — Аэда упрямо мотнула головой.
— Да.
— Ты не женишься на ней! Слышишь?! Я запрещаю! — Она стукнула по подлокотнику и тут же сморщилась и потерла ушибленный кулак. — И зачем было доводить до этого?!
Вроде