В то же время германские промышленники во главе со Стиннесом продолжали саботировать все мероприятия правительства, направленные к выплате репараций. На собрании предпринимателей Северо-Западной Германии 6 июня 1922 г. Стиннес открыто призывал к сопротивлению и срыву репарационных обязательств. Угрозу оккупации Рура он объявлял несерьёзной. Расширение оккупации, по его словам, только доказало бы французам, что этим путём они ничего добиться не могут.
Общий тон выступлений Стиннеса и его печати становился всё более вызывающим. Газета Стиннеса «Deutsche Allgemeina Zeitung» поместила в номере от 7 июня 1922 г. на первой странице напечатанные жирным шрифтом условия, на которых Германия якобы может согласиться на уплату репараций; то были: очищение от войск союзников всех занятых ими территорий, в том числе Саарского бассейна; отказ от 26-процентного сбора с внешней торговли, установленного в 1921 г. Лондонским меморандумом; предоставление Германии права свободно торговать с Данцигом и через Польский коридор; исправление границ Верхней Силезии в интересах Германии; отказ от предоставления всем союзникам «права наиболее благоприятствуемой нации».
Эта программа под прикрытием патриотических лозунгов явно вела к конфликту с Францией.
При помощи своей печати и широкой агентуры Стиннес разжигал в массах жажду мести и реванша. Он первый стал ссылаться на то, что Германия неплатёжеспособна. Среди промышленников Германии Стиннес пропагандировал мысль, что оккупация Рура может оказаться для них даже выгодной. Она обострит взаимоотношения Англии с Францией, обеспечит англо-германское сближение, приведёт к отмене репараций и даст возможность германским промышленникам усилить нажим на рабочий класс.
Этот план легкая в основе «политики катастроф», на путь которой Стиннес толкал германскую дипломатию ещё со времени конференции в Спа в 1920 г. Однако преградой на пути этой политики стоял такой последовательный сторонник «политики выполнения», как Вальтер Ратенау. Вот почему именно против него и был направлен огонь Стиннеса и его единомышленника Гельфериха, который возглавлял в Рейхстаге «национальную оппозицию».
Немедленно после Генуэзской конференции Гельферих опубликовал демагогическую брошюру с резкими выпадами против экономических мероприятий правительства. Там же он высмеял и поведение Ратенау в Генуе. Ещё более яростную атаку против Ратенау Гельферих открыл в Рейхстаге 23 июня 1922 г.
Выступая по саарскому вопросу, Гельферих изображал германского министра иностранных дел как злостного союзника французских захватчиков. В результате такой политики, говорил Гелъферих, саарское население чувствует себя «в подлинном смысле слова преданным и проданным».
Обвиняя Ратенау, Гельферих требовал от правительства отказа от выполнения репарационных обязательств.
«Перед нами откроется путь к спасению лишь тогда, — говорил он на заседании Рейхстага 23 июня 1922 г., — когда окажется, что имеется германское правительство, которое повернётся спиной при предъявлении ему невыполнимых требований. Спасение будет возможно, когда мир поймёт, что в Германии снова — разрешите мне выразить мою мысль одним словом — можно иметь дело с мужчинами».
На другой день после этой провокационной речи, 24 июня 1922 г., когда Ратенау из своей виллы в Грюнвальде направлялся на автомобиле в министерство, его нагнал быстро мчавшийся автомобиль. В нём сидели два германских офицера. Управлял автомобилем студент. Поровнявшись с машиной Ратенау, они произвели несколько выстрелов из револьверов и бросили в Ратенау ручную бомбу. Ратенау был убит наповал. Убийцами оказались три члена реакционно-монархической «Организации С» («Консул»), активные участники капповского путча. За спиной убийц скрывался их подлинный вдохновитель — Стиннес.
«Курс на Рур». Убийство Ратенау, активного сторонника политики выполнения Версальского договора, отвечало интересам не только Стиннеса, но и Пуанкаре, давно уже взявшего «курс на Рур».
Этот курс политики Пуанкаре диктовался двумя основными мотивами. Один заключался в стремлении утвердить в Европе гегемонию французской тяжёлой индустрии, добиться экономического преобладания Франции как условия её политического господства. Другим мотивом была боязнь военного реванша со стороны побеждённой Германии.
Мотивы дипломатии Пуанкаре нашли своё отражение в секретном докладе, составленном по его поручению председателем финансовой комиссии французского Парламента Дариаком.
Доклад начинался с выражения сожаления, что «экономические санкции», состоявшие в контроле над рейнскими таможнями и в установлении таможенного барьера по Рейну, совпадающего с линией французской оккупации, были сняты Д октября 1921 г.). Автор доклада усиленно подчёркивал исключительное значение Рура для экономической жизни Германии.
«Тяжёлая индустрия Рурской области, — писал Дариак, — находящаяся целиком в руках нескольких человек, сыграет решающую роль в тех событиях, которые должны в будущем разыграться в Германии. В этом плане хозяйственная роль Стиннеса, Тиссена, Крупна, Ганнеля, Клекнера, Функе, Маннесмана и ещё трёх или четырёх лиц подобна роли Карнеджи, Рокфеллера, Гарримана, Вандербильда и Гольда в Америке. Кроме того, они развивают политическую деятельность, незнакомую американским миллиардерам».
Дариак ставил вопрос о возможности и способах использования Францией богатств Рура. Итти ли на прямой захват этих районов с устранением германских промышленников или сперва попытаться достигнуть с ними соглашения?
«Можно предложить германскому правительству, — рассуждал Дариак, — одну четверть или одну треть акций концернов и использование прибылей под контролем союзной комиссии. Разве Франция не может предложить в обмен на германский кокс французскую руду в целях мирной эксшюатации, при условии действительного взаимного промышленного сотрудничества?»
Дариак напоминал о Висбаденском соглашении 6 октября 1921 г. между Лушером и Ратенау о товарных поставках, которыми в известной мере заменялись платежи наличными. Не повторить ли этого опыта?
В Германии, как и во Франции, представители тяжёлой индустрии кровно заинтересованы в подобном сотрудничестве.
«Германские промышленники, — развивал Дариак своё предложение, — открыто заявляют, что объединение германского кокса и французской руды будет иметь крупные последствия, и, если между обоими народами непосредственно будет заключено репарационное соглашение, прелюдией чему явилось соглашение в Висбадене, все проблемы очень быстро упростятся».
Намечая план экономического использования Рурского бассейна, Дариак ставил также вопрос и о продлении оккупации Рейнской зоны.
«Надо задержать оккупационную армию, — писал он, — дольше чем на 15 лет и дать возможность французским войскам избавить рейнское население от опасности возвращения прусской палки: этим будет обеспечено его будущее».
Дариак настаивал на том, чтобы французская дипломатия разработала и осуществила в отношении Рейнской области тщательно продуманную программу действий с целью создания рейнского государства как буфера между Германией и Францией.
В соответствии с выводами доклада Дариака Пуанкаре выдвинул в середине 1922 г. новую программу — «продуктивных залогов». Вместо финансовых платежей французская дипломатия в репарационном вопросе теперь требовала выплаты репараций поставками натурой. Наиболее конкретное выражение программа «продуктивных залогов» нашла в следующих семи пунктах требований, выдвинутых французской дипломатией на Лондонской конференции по репарационному вопросу (7— 14 августа 1922 г.):
Контроль над ввозными и вывозными лицензиями, осуществляемый межсоюзной комиссией по ввозу и вывозу в Эмсе.
Установление таможенной границы на Рейне со включением Рурской области.
Введение особых пошлин на вывоз из Рурской области.
Контроль над государственными рудниками и лесам в занятых областях.
Предоставление победителям 60 % участия в химической промышленности занятых областей.
26-процентная вывозная пошлина в счёт репараций.
Передача победителям германских таможенных пошлин.
Эта программа Пуанкаре вызвала на Лондонской конференции решительные возражения большинства делегатов. Особенно резко выступила против неё английская делегация.
Дипломатическая полемика между Англией и Францией в вопросе об оккупации Рура была по существу борьбой за влияние в послевоенной Европе. Британская дипломатия принимала все меры, чтобы не допустить дальнейшего усиления Франции и завоевания ею гегемонии на континенте. Она стремилась сохранить «европейское равновесие» и закрепить за Англией роль арбитра в международных спорах.