— Полагаю, вам хотелось бы узнать о причинах, побудивших меня ко лжи.
Эш стоял и смотрел на нее. Теперь, когда он знал, кто она, вечная грусть в ее глазах была вполне объяснима. Она рассказала о причине своей ненависти к нему. Маргарет никогда не лгала ему. Он сам не хотел слышать правду.
— Полагаю, — начала Маргарет, — после того, что между нами произошло, вы имеете право знать обо всем, что мы планировали и начали воплощать в жизнь несколько недель назад, когда…
— Не надо ни о чем рассказывать, Маргарет. Меня это не интересует. Единственное, что важно, — она была вашей матерью. Не герцогиней, не хозяйкой. И она умерла. Во всем произошедшем вы обвиняете меня. И по праву.
Маргарет замолчала на полуслове. Она продолжала шевелить губами, но не произнесла ни звука. Затем она потерла виски, собираясь с мыслями, и заговорила:
— В ту ночь, когда я бросила в вас ком земли… Оранжерея была ее любимым местом. Мне было необходимо почувствовать себя ближе к ней. А потом появились вы и все испортили.
— Вы носите по ней траур.
Маргарет рассеянно оглядела темное платье.
— Я была в сером все время нашего знакомства, Эш.
— Я не имею в виду одежду, я говорю о состоянии души.
Она горько вздохнула:
— Эш, вы многое понимаете. Но, простите, что вы можете знать о трауре по матери?
Он чуть повернулся назад, условно хотел удостовериться, что бдительный взгляд горничной не сможет уловить происходящее, если он переместится на диван, где сидела Маргарет. Эш опустился рядом и положил руку ей на колено. Этот жест показался ей не интимным, а скорее дружеским, с целью поддержать ее.
Эш склонился ближе и перешел на шепот:
— Моя мать была сложным человеком, много болела, а в конце жизни совсем помешалась. Но это не мешает мне вспоминать те моменты нежности и любви, когда она оставалась еще в здравом рассудке. Тогда она была моим ангелом-хранителем. Поэтому ее безумие было таким пугающим. Не из-за побоев и болезней. Я помнил ее такой, какая она была раньше, и все ждал, что тот человек вернется. Вместо этого она удалялась все дальше в одной ей понятный мир.
Маргарет не сводила с него удивленных глаз.
— Возможно, — продолжал Эш, — именно это и послужило причиной того, что я так рано занялся делом. Мне казалось, если я достигну большего, она точно будет мной гордиться, начнет ценить меня, если я добуду благосостояние для семьи. Если братья будут учиться в Итоне, она будет знать, что им помог в этом я. Я ждал, когда ее материнские инстинкты возьмут верх.
Маргарет погладила его по ладони.
— Но — увы. Мечтам не суждено было сбыться.
— Я уверена, что когда-нибудь, где-нибудь ваша матушка оценит все, что вы сделали. И пусть она не призналась в этом при жизни, она понимала — понимает, — как многого вы достигли.
— Я так плакал, когда ее не стало. Только не говорите братьям — не хочу признаваться в слабости. Потом понял, что мамы, которую я любил, уже давно нет. Тогда я убедил себя в том, что матушка — моя настоящая матушка — просто спряталась куда-то. Прошли годы, прежде чем я привык к мысли, что она сейчас там, где ей хорошо. Даже сейчас я иногда просыпаюсь среди ночи с ощущением пустоты в душе от невосполнимой потери. У вас еще не было времени прочувствовать все до конца.
— Вы всегда так поступаете, Эш? — резко спросила Маргарет. — Позволяете пользоваться собой и прощаете при этом людям их грехи? Я солгала вам, Эш. Вы обязаны меня презирать.
— Вы, должно быть, не заметили, что я редко поступаю так, как должен. Это мой недостаток, и я надеюсь, вы меня простите. — Он прикоснулся губами к ее щеке. — И еще простите за то, что вам пришлось от меня выслушать. Неужели я действительно назвал вас жалким существом?
Маргарет кивнула.
— Почему же вы пришли ко мне прошлым вечером после всего этого?
Глаза ее стали огромными от ужаса.
— Потому что вы заставили меня поверить, что если я просто исчезну, то буду очень страдать. И потому… потому что мне трудно долго вас не видеть.
— Так вы выйдете за меня замуж? — Эш затаил дыхание.
Маргарет не ответила, не сразу ответила. Но взгляд ее объяснил ему все. Руки непроизвольно сжались в кулаки.
— Брат говорил с доктором. Они приняли решение, что отца можно перевозить, поэтому его необходимо отправить в Лондон к специалисту по апоплексическим болезням. Я еду с отцом.
— Прошу вас, не делайте этого. Останьтесь со мной. Завтра я пошлю прошение.
Маргарет подняла глаза:
— Эш, отец сделал своих детей бастардами, потому что всю жизнь эгоизм подталкивал его к исполнению лишь собственных желаний и наслаждениям. Если я выйду за вас — это повлияет на возможность братьев вернуть свои права, — я, в свою очередь, опять сделаю их бастардами. Я не хочу поступать так же, как мой отец.
Эш закрыл глаза и вздохнул. Ему необходимо время. Он сможет убедить ее побороть сомнения и выбрать его.
— Что ж. Могу ли я рассчитывать на должное прощание? — Он покосился на горничную, сидящую в дальнем углу комнаты, притворяясь, что не слышит их разговор. — Наедине.
Маргарет кивнула и понизила голос:
— Вы знаете где, верно? Не в вашем кабинете. За ним следят.
Нет, только не там.
— Я знаю где, — почти шепотом ответил Эш.
Глава 18
Эш знал, что будет ждать Маргарет в оранжерее.
Он постоянно покручивал колесико на лампе, стараясь увеличить фитиль и прибавить света, надеясь разогнать темноту ночи.
Ему это не удалось; желтый свет лишь украсил стены комнаты приземистыми тенями. Маргарет огляделась, стараясь найти его глазами, но единственное, что смогла увидеть, — взмах полы собственного халата, когда она пыталась запахнуть его. Тонкий шелк с затейливой вышивкой казался слишком мягким и элегантным после стольких недель ношения грубого сукна. Не самое подходящее одеяние, но в своде правил этикета не было рекомендаций, что надевать благовоспитанной женщине, собираясь на свидание с мужчиной в полночь.
Эш вышел к ней из темного закутка оранжереи, ступая так тихо, что звук шагов был едва уловим. Маргарет повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Она не знала, что сказать, колебалась, не представляя, с чего начать, и все сильнее чувствовала, что не способна произнести ни слова. Она указала рукой на горшок, в который несколько недель назад высадила ростки.
— Думаю, они приживутся.
Он молча положил руку на деревянный стол и присмотрелся. За прошедшее время мало что изменилось — маленькие ростки бодро зеленели над слоем земли.