В один морозный денёк речь зашла о поцелуях, и Милорада недвусмысленно намекнула, что хотела бы попробовать… Это стало последней каплей для Цветанки, измученной и совсем озверевшей от воздержания: она так впилась в тёплый, ещё никогда не целованный девичий ротик, что даже звук, послышавшийся при этом из горла Дарёны, её не остановил. Желание госпожи было ей извинением, Цветанка представала как человек подневольный, исполняющий приказы хозяйки, но когда Дарёна уронила домру и выбежала из опочивальни, пришлось оставить Милораду и кинуться за ней.
Та дрожала на морозе без полушубка, и Цветанка промёрзла до костей, прежде чем ей удалось мало-мальски успокоить девушку. Сейчас у неё не было сильных союзников – летней ночи, соловьёв и полевых цветов, под ногами звонко хрустел снег, а мороз вонзал в тело тысячи ледяных игл. Утешение получилось неубедительным и поспешным: срочно требовалось вернуться к госпоже и попросить прощения за самовольный уход. Та милостиво простила и спросила, имея в виду Дарёну:
«Чего это она?»
«А… Так живот у ней прихватило, госпожа моя, – на ходу соврала Цветанка, не желая раскрывать истинного положения дел. – А это, как известно, дело таковское… Неотложное».
«Хммм…»
Милорада невинным детским движением сунула в рот пальчик. Её большие тёмные глаза шаловливо заискрились, и она, подозвав к себе Цветанку поближе, жарко прошептала ей на ухо:
«Я придумала… Сегодня ночью из опочивальни всех девок выгоню, и мы с тобой поиграем».
«А во что, моя госпожа?» – с притворным недоумением спросила Цветанка, а сама ощутила биение жаркого комка желания.
Милорада облизнула яркие, ягодно-наливные губы, и воровке тут же смертельно захотелось снова в них впиться.
«Поиграем… как будто ты отрок, а я девица», – выдохнула купеческая дочка с озорным блеском в широко раскрытых глазах.
Что бы сказала на это Дарёна? Они с Цветанкой хозяевам не рабы, нанялись к ним за деньги, а потому могли уйти в любой миг. Выполнять причуды Милорады Цветанка была обязана лишь постольку, поскольку её батюшка выдал им жалованье вперёд за месяц, а на будущее пообещал не менее щедрую плату. В случае разрыва договора пришлось бы выметаться ни с чем, а Дарёна что-то покашливала. Ещё, чего худого, расхворается от холода! Рассудив, что для них обеих будет лучше остаться в тепле, сытости и при деньгах, чем тащиться пешком по морозу (их лошадёнка пала поздней осенью), да ещё и с пустыми кошельками, Цветанка решила: «А! Где наша не пропадала!» Дарёне она ничего не сказала, но ночёвка в хозяйской опочивальне говорила сама за себя. Ужасный взгляд подруги вонзился Цветанке стрелой меж лопаток, и совесть что-то неразборчиво буркнула, однако найденные оправдания придавали ей уверенности, а мысль о том, что она сейчас будет вытворять с хорошенькой Милорадой, вызывала у Цветанки зуд жгучего вожделения…
Им с Дарёной и поговорить-то было негде без лишних ушей рядом: подклеть была набита слугами, а в хозяйскую часть дома, терем, заходить позволялось только по делу или по зову господ. Дрожа на морозе и выдыхая клубы седого тумана на заднем дворе, Дарёна сказала:
«Ежели ты не прекратишь это, я уйду отсюда. Одна. А ты оставайся, раз она тебе так полюбилась!»
«Помилуй, Дарёночек, при чём тут “полюбилась”? – с возмущённо-честным видом таращила глаза Цветанка. – Была бы моя воля – ни дня бы тут не осталась, да только куда мы в такую трескучую стужу пойдём? Холодище стоит такой, что птицы на лету околевают – видала дохлых голубей у нас во дворе? Так вот, не желаю я, чтоб ты вот так же, поджавши скрюченные лапки, свалилась где-нибудь в сугроб по дороге… Деньжат купец посулил – будь здоров, вот и приходится отрабатывать, веселя его дочурку и прихоти её исполняя!»
Поджав посиневшие от холода губы и щуря схватившиеся инеем ресницы, Дарёна прошипела:
«А ты за деньги себя с потрохами готова продать? Я так разумею, у всего есть свои границы, Цветик… Я б лучше застыла насмерть!»
«Не дури, – рассердилась Цветанка. – С купцом этим нам повезло так, что лучшего приюта на зиму и пожелать нельзя. Такой удачей не разбрасываются. Коли б лето на дворе стояло, можно было бы с места сорваться в любой день… Так зима ж!… Колотун такой, что собаки дохнут, а про людей уж и говорить нечего. А про Милораду ты не думай, плюнь. Телесное всё это, а сердце и душа мои принадлежат тебе одной».
Не один, не два и не три раза довелось Цветанке «поиграть» с хозяйкой. Купец всё не возвращался, и некому было приструнить распоясавшуюся девицу – даже мамка Сорока, её старая нянька, не могла призвать её к порядку. Чуя неладное, Цветанка однажды так искусала Милораду и наставила ей столько засосов, что та дней десять рубашку не решалась снять, а в «играх» решила сделать перерыв. Настало Цветанке самое время помириться с Дарёной, но не тут-то было: подруга исчезла, осуществив свою угрозу.
Синеглазая воровка испугалась всерьёз – махнув рукой и не спрашивая разрешения покинуть дом, носилась по всему городу, умоляя своё ожерелье помочь в поисках Дарёны. Янтарные бусы сочувственно откликнулись теплом, и через несколько дней укрытую овчинным полушубком Дарёну привёз на набитых соломой розвальнях какой-то мужик. Он подобрал её недалеко от придорожного постоялого двора: она упала в голодный обморок и могла бы замёрзнуть насмерть, не дойдя всего полверсты до ближайшего человеческого жилья. Цветанка отсыпала сердобольному мужику половину своего зимнего жалованья, и тот, приятно удивлённый и очень обрадованный неожиданному заработку, затянул весёлую песню, стегнул кнутом лошадь и уехал, а Дарёну уложили в тёплую постель и напоили горячим отваром ромашки с мёдом.
Она проболела почти месяц, и Цветанка, не отходя от её постели, твёрдо отказала Милораде в дальнейших «шалостях». Здоровья и жизни подруги это не стоило, а в душе у неё нарастала и укреплялась уверенность: как только Дарёна встанет на ноги и более-менее окрепнет, они покинут этот тёплый приют. Удача удаче рознь – бывает и с подвохом…
К тому же, к выздоровлению Дарёны вернулся купец, и Милораде пришлось присмиреть и снова стать образцовой благовоспитанной девицей. Однако это не спасло её от отцовского гнева: мамка Сорока, как и обещала, всё рассказала хозяину, и Цветанка с Дарёной, не став дожидаться пинка под зад, сами быстро собрали свой немногочисленный скарб и снова пустились в путь – благо, к тому времени зима ослабила свои мертвящие объятия. Снег напитался влагой и уже не скрипел под ногами: сугробы лежали крупичато-ледяными пирогами под лучами яркого солнца, в которых с каждым днём нарастала весенняя сила.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});