знал, что у неё есть проблемы с семьёй. Всё это время Марина помогала мне во всём, и мы стали очень близки. Поэтому я здесь: меня, так же, как и вас, в первую очередь волнуют безопасность и будущее любимого человека.
Теперь Виктор смотрел на меня иначе: во взгляде мужчины появилось уважение. Я решил, что самое время установить правила:
— Прошу вас обоих во время нашей беседы не переходить на крик и не пытаться друг друга провоцировать. Виктор Олегович, не угрожайте Марине возвращением домой, этим вы ничего не добьётесь. Иволга, не груби отцу. Чтобы прийти к пониманию, нужно уважать друг друга.
Отец и дочь потупились, не отвечая. Сейчас особенно сильно стало заметно их внешнее сходство, так что я даже улыбнулся.
— Что ж, если возражений и дополнений не будет, начнём переговоры.
— Я никуда не поеду!
— Да куда ты денешься!
— Куда угодно, только не к тебе в клетку!
— В клетку? Да я тебя из притонов вытаскивал!
— Тихо! — я развел руки в стороны. — Так ничего не получится. Давайте поступим иначе: Ива, ты сейчас будешь называть причины, по которым не хочешь и не можешь жить с отцом. Виктор Олегович, а вы слушайте и отвечайте. Устраивает такой вариант?
— Устраивает! — кивнула красноволосая, глядя отцу в глаза. — Причина номер один: твоя мания контроля. Всё должно быть таким, как это видит папа! Задержалась на полчаса — отчитайся, где пропадала. Пошла гулять — сообщи, куда, с кем, до скольки! Это невыносимо, понимаешь? Почти физически тяжело!
— Это безопасно, — ответил Виктор. — Так я всегда смогу прийти на помощь, куда бы ты ни завалилась со своими друзьями.
— Это превращает меня в робота, понимаешь? — всхлипнула Иволга. — Буквально закупоривает эмоции. Живешь на автопилоте, всё по правилам, шаг вправо, шаг влево — расстрел!
— Можно подумать, ты подчинялась хоть одному правилу!
— Это не оправдание. В начале я подчинялась. А потом ты стал меня бить!
Виктор устало вздохнул и помассировал виски.
— Это было один раз.
— А я должна была дожидаться второго?!
— Ты пришла домой пьяной. У тебя в кармане были таблетки. Прими это во внимание.
— Это не оправдание!
— А я не оправдываюсь.
Так продолжалось ещё около получаса. Потом они оба выдохлись. Иволга тяжело дышала, не замечая, как сбившиеся волосы лезут в глаза, Виктор откинулся на спинку стула и достал сигарету. Я сцепил пальцы в замок.
— Ив, а теперь открой рот и скажи настоящую причину происходящего.
— Что? — она вздрогнула.
«Ну почему с тобой всегда какой-нибудь лабиринт?»
— Все претензии, которые ты только что высказала, не приближают вас к пониманию. Вы спорите о том, кто первый начал переходить черту, но не можете признаться, как и чем черта была проведена. Ива, скажи ему, наконец.
Маленькая отвернулась. Уголки рта поползли вниз в судорожной гримасе, но потом Иволга справилась с собой и, глубоко вдохнув, посмотрела на отца.
— Из-за тебя погибла мама. Я никогда этого не забуду и не прощу.
Слово сказано, слово рухнуло, раскрошилось по столу, разбежалось стеклами под ноги. Не наступать — острый пол. Не шевелиться — громкий вдох, кажется, может разорвать воздух в клочья. И останется вакуум, ледяной и голодный, как смерть. Иволга сказала и замолчала, бессильно растянувшись на стуле. Казалось, теперь это лишь тело моей любимой, темная пустая оболочка. А справа сидит такая же, только мужская, потасканная. Ни звука. Ни взгляда. Лишь всепоглощающее, всеподавляющее горе.
— Я не убивал её, — напрасно произнёс Виктор.
И, словно он зажёг фитиль, Иволга взорвалась.
— Конечно же, не убивал! Ты всего-то выпил две рюмки коньяка, какая малость! Выпил, сел за руль, и похоронил маму под тонной металла! Ну что ты, какое убийство? Не справился с управлением, пап! И купленные гаишники это подтвердят! Да, — казалось, она собрала в голос всю скопившуюся ненависть. — Да, ты её не убивал!!!
Виктор потупился, сцепив пальцы рук в трясущийся ком.
— Все эти годы… Все эти годы я больше не брал в рот ни капли…
«А больше и не надо».
— …И берёг тебя, единственное сокровище, которое осталось от Саши. Что ещё я мог делать для искупления вины? Тебе было бы легче, окажись я за решёткой? Я бы пошёл, поверь. Но тогда тебя отправили бы в интернат. Можешь не верить, но, покрывая себя, я спасал тебя.
— Спасатель хренов! — уже гораздо тише огрызнулась Иволга. Я отчетливо ощутил, что после открытого обвинения ей стало легче. Переговоры сдвинулись с мёртвой точки.
— Наверное, я перегибал с желанием всё контролировать. После той аварии я дал себе клятву: больше ничего не упускать из виду. Не позволять судьбе подстраивать несчастья, которые не смогу предотвратить. И всё равно, каждую ночь перед сном думаю: «Ты должен был себя контролировать».
— Себя. Не меня.
Виктор кивнул, уронив лицо в ладони.
— Мариш, я же… Всего лишь не хотел потерять и тебя.
— Я поняла, — неловко кивнула Ива. Её растерянность бегала по моей коже липкими мурашками. — И что же… Что теперь делать?
— Прошу тебя, вернись домой.
— Об этом не может быть и речи. Мы с тобой были порознь два года, я не смогу просто вернуться. Да и не захочу. Там всё будет напоминать.
— Но…
— Я готова поддерживать связь. Поступлю в универ, получу место в общаге. Буду приезжать в гости. Не сразу, но буду. А звонить можешь хоть каждый день, обещаю брать трубку. Устраивает?
— Если ты не сможешь приезжать, позволь мне самому иногда у тебя появляться.
— Идёт.
Иволга потянулась за водой. Её пальцы дрожали так сильно, что пришлось помочь, придерживая стакан.
— Спасибо, Глеб, — сухо поблагодарила маленькая. — А теперь дай мне побыть с отцом наедине. Мы ненадолго.
Я молча кивнул и вышел на улицу. Здесь уже вовсю полыхал летний вечер, заливая стекла домов и проезжающие машины желто-оранжевыми волнами. Я сидел и дышал глубоко, отпуская напряжение сегодняшнего тяжелого дня в целом и прошедшего часа