Читать интересную книгу Бюрократия, Запланированный хаос, Антикапиталистическая ментальность - Людвиг Мизес

Литература при капитализме Рынок литературной продукции КАПИТАЛИЗМ дает многим возможность проявить инициативу. В то время как сословное общество предписывает каждому неизменный определенный круг занятий и не потерпит отклонения от традиционных норм поведения, капитализм поощряет новатора. Прибыль будет наградой тому, кто сумел успешно преодолеть рутинные способы выполнения своих задач, а убыток -- наказанием тому, кто инертно повторяет устаревшие методы. Индивидууму дается возможность показать, что он умеет делать лучше других. Однако свобода индивидуума ограничена. Она является порождением рыночной демократии и, стало быть, зависит от того, как оценит достижения индивидуума всемогущий потребитель. На рынке ценится не то, что выполнено хорошо, но только то, что признано выполненным хорошо, причем признано достаточным числом покупателей. Если потенциальные покупатели по каким-либо причинам не оценили продукцию по достоинству, то сколь высокого качества она бы ни была, все заботы и расходы придется считать напрасными. Капитализм по своей сути -- это система массового производства для удовлетворения потребностей масс. Товары льются на простого человека словно из рога изобилия. Капитализм поднял средний уровень жизни на недостижимую прежде высоту. Он позволил миллионам людей пользоваться благами, которые несколько поколений тому назад были доступны только немногочисленной элите. Наглядный пример -- развитие широкого рынка для всех видов литературы. Литература -- в самом широком смысле -- товар, потребляемый миллионами. Они читают газеты, журналы, книги, слушают радио, составляют театральную публику. Писатели, режиссеры, актеры, нравящиеся публике, имеют приличные доходы. В рамках общественного разделения труда при капитализме возникло новое подразделение -- литераторы, то есть люди, живущие литературным трудом. Эти писатели продают свои услуги или плоды своего труда на рынке точно так же, как это делают другие специалисты. Благодаря лишь одному умению писать они прочно интегрированы общей системой рыночного общества. В докапиталистический период писательство было неприбыльным делом. Заработать на жизнь могли кузнецы и сапожники, но не писатели. Писательство было свободным искусством, увлечением, а не профессией, благородным занятием богатых людей, королей, грандов, государственных мужей, аристократов и других джентльменов с независимым доходом. В свободное время писали епископы и монахи, преподаватели университетов и военные. Человек, не имеющий средств, но испытывающий неодолимую потребность писать, должен был прежде обеспечить себе источник дохода и лишь потом браться за перо. Так, Спиноза шлифовал линзы. [Спиноза Бенедикт (Барух) (1632--1677) -- известный философ. Унаследовав от отца купеческое дело, он вследствие преследований за свои убеждения со стороны религиозной общины Амстердама оказался без средств к существованию и вынужден был зарабатывать на жизнь шлифовкой оптических стекол.] Оба Милля, сын и отец, работали в лондонском офисе Ост-Индской Компании. [Милль Джеймс (1773--1836) -- английский философ, экономист и историк. Происходивший из семьи сапожника, он стал пастором, но, по убеждениям, отказался от сана и был вынужден в 1819 г. поступить на службу в Ост-Индскую Компанию, занимавшуюся к тому времени не столько торговлей, сколько управлением английскими владениями в Индии. Там же с 1823 до ликвидации Компании в 1858 г. служил его сын, Джон Стюарт Милль (1806--1873) -- известный экономист, философ и общественный деятель.] Но большинство неимущих писателей существовали благодаря щедрости богатых покровителей искусства и науки. Короли и принцы соперничали друг с другом в том, кто щедрее одарит поэта и писателя. Двор был прибежищем литературы. Установлено, что система покровительства предоставляла писателям полную свободу самовыражения. Покровители не навязывали своим подопечным собственную философию, свои вкусы или эстетические взгляды. Они даже часто защищали их от преследования церковных властей. Наконец, если писателя изгоняли из одного места, у него всегда оставалась возможность найти приют при дворе монарха, соперничающего с его бывшим патроном. Однако положение философов, историков, поэтов, вынужденных передвигаться от одного двора к другому и зависящих целиком от милости тирана, было не очень приятным. Либералы с самого начала приветствовали развитие рынка литературной продукции как неотъемлемую часть процесса, который освободит человека от опеки королей и аристократов. Отныне, думали они, решающим будет мнение образованных людей. Перспективы казались весьма радужными. Казалось, что вот-вот наступит новый расцвет. Успех на книжном рынке ОДНАКО и здесь все оказалось не столь уж безоблачным. Литература -- это не конформизм, это всегда несогласие с общепринятым. Писатели, которые повторяют лишь то, что одобряют и ожидают услышать все, никому не нужны. Ценится только новатор, бунтарь, глашатай еще неведомых истин, человек, отрицающий традиционные нормы и стремящийся заменить прежние ценности и идеи новыми. Уже только поэтому он настроен против авторитарности и против правительства, непримиримо противопоставлен большинству современников. И именно его книги большая часть публики не покупает. Что бы ни говорили о Марксе или Ницше, нельзя отрицать, что посмертный успех их работ был небывалым. Однако они оба умерли бы от голода, если бы не имели других источников дохода, кроме гонорара. [Сам Маркс иронически замечал, что доходы от издания "Капитала" не покроют даже затрат на сигары, выкуренные им при работе над книгой. Для Маркса систематическим источником доходов были денежные субсидии, предоставляемые Энгельсом. Ницше был профессором Базельского Университета.] Бунтарю и новатору не приходится мечтать о сбыте своих книг на обычном рынке. Королем на книжном рынке является беллетрист, пишущий для масс. Было бы ошибкой утверждать, что покупатель неизменно предпочитает плохие книги хорошим. Он не особенно разборчив и, следовательно, готов проглотить иногда и хорошую книгу. Безусловно, большая часть романов и пьес, печатаемых сегодня, это просто чтиво. Да и чего еще можно ожидать, если каждый год пишутся тысячи томов? И все же наш век тоже можно было бы со временем назвать веком расцвета литературы, если бы хоть одна из тысячи издаваемых книг смогла сравниться по качеству с великими произведениями прошлого. Многие критики обвиняют капитализм в упадке литературы. Скорее им следует пенять на свое неумение отличать белое от черного. Да и могут ли они считать себя более проницательными, чем, скажем, их предшественники сто лет назад? Сегодня, к примеру, критики очень высоко отзываются о Стендале. Но в 1842 году он умер, так и оставшись неизвестным и непонятым современниками. Капитализм сумел сделать массы достаточно состоятельными, чтобы они могли покупать книги и журналы. Но он не вправе требовать от них утонченности вкуса, какой обладал Меценат и подобные ему. [Меценат Гай Цильний (около 70 гг. до н. э.) -- приближенный римского императора Августа. Прославился как просвещенный покровитель Вергилия, Горация и других деятелей литературы и искусства, что сделало его имя нарицательным.] В том, что обычный человек не способен оценить необычную книгу, капитализм не виноват. Заметки о детективных историях ВЕК, в котором радикальное антикапиталистическое движение достигло невиданной, казалось бы, силы, породил новый литературный жанр, -- детектив. Поколение англичан, которое своими голосами привело лейбористов к власти, восхищалось такими авторами, как Эдгар Уоллес. [Уоллес Эдгар Ричард (1875--1932) -- один из наиболее плодовитых английских мастеров детективной литературы, автор свыше 150 романов и 300 рассказов, многих пьес и киносценариев.] Один из известных британских писателей социалистов Дж. Коул [Коул Джордж Дуглас (1889--1959) -английский историк, экономист и социолог, теоретик лейбористского социализма] не менее известен как автор детективов. Последовательный марксист назвал бы детектив -- быть может, вкупе с голливудскими лентами, комиксами и стриптизом -- художественной надстройкой эпохи профсоюзов и социализации. Многие историки, социологи и психологи пытались объяснить популярность этого странного жанра. Наиболее глубокие исследования принадлежат проф. В. О. Эйделотту. Он совершенно справедливо утверждает, что историческая ценность детективов в том, что они описывают мечты наяву и, таким образом, очень много говорят о людях, увлекающихся этим жанром. Верна и его мысль о том, что читатель отождествляет себя с детективом, а значит, как бы делает его продолжением своего Я <см. Willam О. Aydelotte, The Detective Story as a Historical Sourse (The Yale Review, 1949, Vol. XXXIX, pp. 76--93)>. Допустим, что читатель -- это индивидуум, не сумевший осуществить то, к чему его побуждало честолюбие и поэтому человек разочарованный. Как уже говорилось, он сможет утешиться, обвинив несправедливость капиталистической системы. Он потерпел поражение, потому что был честен и законопослушен. Его более удачливые соперники выдвинулись благодаря своей бесчестности, они прибегли к грязным махинациям, которые он, сознательный и непогрешимый, даже не мог бы вообразить. Если бы только люди знали, как бесчестны эти зазнавшиеся выскочки! К несчастью, их преступления скрыты, и сами они пользуются незаслуженной репутацией. Но день расплаты придет! Он, наш неудачник, сам сорвет с них маску и разоблачит все их грязные дела. Обычный ход событий в детективе следующий: человек, считающийся респектабельным и, казалось бы, неспособным на неприглядный поступок, совершает страшное преступление. Он вне подозрений. Но проницательного сыщика не проведешь. Тот все знает о подобных волках в овечьей шкуре. Он собирает улики против истинного виновника. Благодаря ему, правое дело, в конечном счете, торжествует. Разоблачение негодяя, выдающего себя за респектабельного гражданина, часто с подспудной антибуржуазной направленностью, являлось темой произведений и более высокого литературного уровня: например, у Г. Ибсена в "Столпах общества". [В драме "Столпы общества" (1877) норвежского драматурга Генриха Ибсена (1828--1906), обошедшей сцены многих стран мира, всеми почитаемый как гражданин и семьянин крупный делец оказывается мошенником, лжецом, ни перед чем не останавливающимся во имя своего благополучия.] Детектив снижает сюжет и вводит в него опошленный образ самодовольного сыщика, который находит удовольствие в том, что унижает человека, которого все считали безупречным гражданином. Побудительный мотив действий сыщика -- подсознательная ненависть к удачливому "буржуа". Его коллегами-конкурентами выступают следователи из государственной полиции. Они все слишком неповоротливы и самовлюблены, чтобы решить задачку. Часто даже подразумевается, что они невольно симпатизируют виновнику. Детектив успешно преодолевает препятствия, которые ставит на его пути их нерасторопность. Его торжество -- это поражение властей, принадлежащих к слою буржуазии и имеющих своими ставленниками нерадивых полицейских. Вот почему детективы столь популярны у людей, страдающих от неудовлетворенного честолюбия (есть, конечно, и читатели другого сорта). Их тайная мечта -- взять реванш над своим более удачливым соперником. Они мечтают дождаться, когда "на руках преступника защелкнутся наручники и полицейские уведут его". Это удовольствие доставляет читателю кульминация истории, в которой он отождествляет себя самого с детективом, а своего более удачливого соперника -с разоблаченным преступником. <Показательна также необычайная популярность так называемых разоблачительных журналов, самое последнее изобретение американской прессы. Эти журналы целиком посвящены выявлению тайных пороков и неблаговидных проступков высокопоставленных лиц, особенно миллионеров и знаменитостей экрана. По данным "Ньюсвик" (11 июля 1955), один из этих журналов определил количество проданных за сентябрь 1955 г. экземпляров в 33 миллионов. Не подлежит сомнению, что средний человек с удовольствием читает о подлинных иди вымышленных грехах тех, кто выше его в социальной иерархии.> Свобода прессы СВОБОДА прессы -- одна из основных черт нации свободных граждан. Она относится к главным пунктам в политической программе классического либерализма. Никому еще не удавалось выдвинуть убедительные возражения против выводов, сформулированных в двух ставших классическими трудах -- Джона Мильтона "Ареопагитика" (1644) и Джона Стюарта Милля "О свободе" (1859): вольная печать -- живая кровь литературы. [Мильтон Джон (1608--1674) -- английский поэт и публицист. "Ареопагитика" -- его остро полемическое по форме выступление в защиту свободы печати.] Свободная пресса может существовать только при условии частного контроля над средствами производства- При социалистическом укладе, где все издания находятся в руках правительства, о свободной прессе не может быть и речи. Только правительство решает, кто имеет право писать и что должно издаваться. По сравнению с тем положением, которое наблюдается сейчас в Советской России, даже царская Россия покажется страной свободной прессы. Публично расправляясь с неугодными книгами, нацисты воплощали в жизнь одну из идей великого теоретика социализма Кабе <см. Cabet, Voyage en Icarie, Paris, 1848, p. 12>. [Кобе Этьен (1788--1856) -- французский социалист-утопист. Свои представления о коммунистическом обществе он изложил в социальной утопии "Путешествия в Икарию" (первое издание -- 1840 г.). В ней, в частности, говорится, что при коммунизме книги издает и распределяет среди народа исключительно государство. Естественно, утверждает Кабе, что печатаются только книги, одобренные специальным комитетом. Существуют лишь государственные газеты и журналы, редакторы которых -- должностные лица республики. Эта система противопоставляется "лживой свободе" печати при буржуазном строе.] По мере продвижения к социализму писатели шаг за шагом теряют свободу. С каждым днем становится все труднее издать книгу или статью, неугодную правительству или влиятельной группировке. Правда, "еретики" пока еще не уничтожаются физически, и их книги в полном смысле слова не сжигаются Инквизицией. Не наблюдается возврата и к старой системе цензуры. Люди, взявшие на себя роль защитников прогресса, имеют в своем арсенале более надежное оружие. Их основной метод расправы -- бойкотирование авторов, редакторов, издателей, работников типографий, рекламы и даже читателей. Каждый может воздержаться от чтения книг, газет журналов, которые ему не нравятся, и посоветовать другим сделать то же самое. Но совсем другое дело, когда человеку угрожают серьезными репрессиями, если он не прекратит покровительствовать определенным изданиям или издателям. Во многих странах издатели газет и журналов живут в страхе перед возможностью бойкота со стороны профсоюзов. Поэтому они воздерживаются от открытого обсуждения определенных тем и молчаливо подчиняются диктату лидеров профсоюза <о системе бойкота, учрежденной католической церковью, см.: Р. Blanshard, American Freedom and Catholis Power, Boston, 1949, pp. 194--198>. Эти "рабочие" лидеры не потерпят насмешек в свой адрес, и в этом смысле они гораздо более обидчивы, чем члены императорских и королевских семей прошлого. Они шуток не поймут. Именно эта обидчивость делает "беззубыми" сатиру, комедию и музыкальную комедию официального театра, обрекает на бесплодие киноискусство. При ancien regime во Франции театры имели возможность ставить и пьесы Бомарше, высмеивающие аристократию, и бессмертную оперу Моцарта. [Бомарше Пьер Огюстен Карон (1732--1799) -- французский драматург. Имеются в виду его известные пьесы "Севильский цирюльник" и "Безумный день, или женитьба Фигаро". Следует отметить, что "Женитьбу Фигаро" Людовик XVI не разрешал к постановке в течение пяти лет. По мотивам "Женитьбы Фигаро" Вольфганг Амадей Моцарт (1756--1791) написал оперу "Свадьба Фигаро" (1786).] При Второй империи Оффенбах и Галеви в "Великой герцогине Герольштейнской" дали пародию на абсолютизм, милитаризм и придворную жизнь. [Оффенбах Жак (1819--1880) -- французский композитор и дирижер, выдающийся представитель жанра французской оперетты. Галеви Людовик (1834--1908) -- французский писатель, либретист. Им написано, в частности, в соавторстве с А. Мелъяком, либретто оперетты Оффенбаха "Великая герцогиня Герольштейнская" (1867).] Наполеон III собственной персоной и некоторые другие европейские монархи с удовольствием смотрели спектакли, представлявшие их в смешном виде. В Викторианской Англии [Викторианская Англия -- распространенное обозначение Великобритании периода пребывания на троне королевы Виктории (1837--1901)] цензор британских театров лорд Чемберлен не препятствовал постановке мюзиклов, высмеивающих все достопочтенные институты британской правительственной системы. И благородные лорды сидели в ложах, в то время как на сцене Граф Монтарарат пел: "Палата Пэров умом не блещет". В наше время не может даже быть и речи о том, чтобы пародировать на сцене власть предержащих. Недопустимо какое бы то ни было изображение профсоюзов, кооперативов, государственных предприятий, упоминание бюджетного дефицита и других особенностей государства всеобщего благоденствия. Профсоюзные лидеры и высшие чиновники -- это святая святых. Удел же комедии -- тот набор избитых тем, который делает столь пошлыми голливудские фарсы. Фанатизм литераторов ПРИ поверхностном взгляде на современную идеологию наблюдатель может не заметить, насколько фанатичны те, кто формирует общественное мнение, и насколько хитроумны махинации, заглушающие голос несогласных. До сих пор, по-видимому, нет единого мнения по поводу того, какие вопросы считать наиболее важными. Коммунисты, социалисты и интервенционисты, а также различные секты и школы этих партий борются друг с другом так остервенело, что внимание отвлекается от основных догм, по отношению к которым у них полное согласие. С другой стороны, те немногие независимые мыслители, которые отважились усомниться в этих догмах, по существу объявлены вне закона, и их идеи не доходят до читающей публики. Гигантская машина "прогрессивной" пропаганды и обработки сумела навязать свои запреты. На переднем плане сейчас нетерпимая к инакомыслию ортодоксия так называемых "неортодоксальных" школ. Неортодоксальный догматизм -- это противоречивая и путаная смесь несовместимых друг с другом учений. Это эклектика в худшем виде, набор постулатов из застарелых заблуждений и ошибочных толкований. В ней есть мысли, выхваченные у многих социалистических авторов: "утопистов" и "научных марксистов", немецкой исторической школы, фабианцев, американских инстуционалистов, французских синдикалистов и технократов. [Перечисляемые Л. Мизесом направления общественной мысли объединяет одно -- признание необходимости и эффективности централизованного регулирования экономики. Немецкая историческая школа -направление в политической экономии, возникшее в середине XIX в. в Германии. Ее представители отрицали общие для всех стран экономические законы, подменяли изучение экономических закономерностей исследованием истории народного хозяйства, особенно государственной хозяйственной политики. Фабианцы -английские социалисты, члены так называемого Фабианского общества, основанного в 1884 г. Большинство фабианцев склонялось к передаче собственности на средства производства муниципалитетам и введению государственного контроля над экономическими ресурсами. Институционализм -- возникшая в США в конце XIX в. экономическая школа, прокламировавшая государственное вмешательство в экономику как средство социального контроля, французский синдикализм -получившее довольно широкое распространение в начале XX в. течение в рабочем движении. Будучи разновидностью анархизма, синдикализм отрицает политическую борьбу и рассчитывает на переход частной собственности в руки синдикатов (профсоюзов) путем экономических стачек, саботажа и т. п. Технократы -идеологи постепенного перехода власти к инженерам и ученым, призванным организовать управление обществом на рациональных основаниях.] Она повторяет старые ошибки Годвина, Карлейля, Рескина, Бисмарка, Сореля, Веблена и многих менее известных людей. [Годвин Уильям (1756--1836) -- английский писатель, выдвинувший проект создания общества независимых работников, в котором осуществляется распределение по потребностям. Карлейль Томас (1795--1881) -английский историк и философ, критиковавший современное капиталистическое общество и противопоставлявший ему средневековье. Рескин Джон (1819--1900) -английский теоретик искусства и писатель. Выступая против капиталистического производства, идеализировал средневековую ремесленную организацию труда. Бисмарк Отто (1815--1898) -- рейхсканцлер Германской империи. Яростный противник социализма, он в то же время был инициатором социального законодательства. Сорель Жорж (1847--1922) -- французский социолог и философ, теоретик анархосиндикализма. Веблен Торнстейн (1857--1929) -- американский экономист и социолог, основоположник институционализма.] Общее для этих школ утверждение заключается в том, что бедность -- результат несовершенных общественных институтов. Первородный грех, лишивший человечество счастливой жизни в садах Эдема, -- это установление частной собственности. Капитализм на пользу только эгоистическим интересам наглых эксплуататоров. Он обрекает массы праведных людей на все большее обнищание и упадок. Чтобы сделать людей счастливыми, надо только обуздать алчных эксплуататоров с помощью всемогущего бога, имя которому -- Государства. На смену стимула "прибыль" должен придти стимул "служение". К счастью, считают подобные теоретики, никакие интриги и никакие репрессии со стороны защитников старых порядков не могут остановить реформу. Пришествие эпохи централизованного планирования неизбежно. Тогда будет всеобщее изобилие. Сторонники ускорения этого великого процесса преобразования называют себя "прогрессистами" именно потому, что убеждены, что борются за осуществление планов, реализация которых, с одной стороны, желательна сама по себе и, с другой, согласуется с непреложными законами исторического развития. Они полны презрения к реакционерам -- к тем, кто всеми силами, но тщетно пытается остановить процесс, именуемый прогрессом. Что касается догматической стороны, "прогрессисты" провозглашают определенный политический курс, который, по их утверждению, немедленно облегчит участь страдающих масс. Они рекомендуют среди прочего: расширение кредитов, увеличение денежных сумм, находящихся в обращении, принятие закона о минимальной заработной плате и его проведение в жизнь под надзором и давлением правительства или профсоюзов, контроль над товарными ценами и арендными платежами и другие интервенционистские меры. Однако экономисты доказали, что все эти стандартные меры не дадут ожидаемого эффекта. Результаты, даже с точки зрения самих ратующих за воплощение таких мер, будут еще более неудовлетворительными, чем прежнее состояние дел, изменить которое они были призваны. Следствием расширения кредитов будет возвращение экономических кризисов и периодов депрессии. Инфляция заставит подскочить цены на товары и услуги. Попытки добиться зарплаты более высокой, чем складывающаяся на свободном рынке, вызовут массовую безработицу на многие годы. Потолки цен повлекут за собой снижение поставок соответствующих товаров. Экономисты неоспоримо доказали все эти положения. Ни один псевдоэкономист из числа "прогрессистов" никогда не пытался их опровергнуть. Основное обвинение, выдвигаемое "прогрессистами" против капитализма, заключается в том, что ему якобы внутренне присущи повторяемость кризисов и спадов, массовая безработица. Легко доказать, что эти явления, напротив, являются следствием попыток регулировать капитализм и, тем самым, будто бы улучшить условия жизни простого человека. На этом завершим характеристику идеологии "прогрессистов". Будучи неспособными выдвинуть какие-либо обоснованные возражения против учений экономистов, "прогрессисты" пытаются утаить их от людей, особенно от интеллектуалов и студентов. Любое упоминание этих ересей строго запрещено. Их авторов шельмуют повсеместно, а студентов всячески отговаривают читать их "бред". Согласно догмам "прогрессистов", в обществе всегда есть группы, спорящие по поводу того, какая часть "национального дохода" принадлежит им. Имущий класс, то есть предприниматели и капиталисты, которых часто обозначают словом "управляющие", согласен уступить "труду" -- рабочим и служащим -- мизерную сумму, достаточную только для поддержания жизни. Труд, по вполне понятным причинам, недоволен скупостью "управляющих" и готов прислушаться к призывам радикалов, коммунистов, цель которых -- полная экспроприация "управляющих". Однако большинство трудившихся достаточно умеренно во взглядах, чтобы не впадать в крайний радикализм. Они отвергают коммунизм и готовы довольствоваться менее радикальными мерами, чем полная конфискация "незаработанного" дохода. Их цель -- умеренное решение планирование, создание государства всеобщего благоденствия, социализм. В этом споре интеллектуалы, которые якобы не принадлежат ни к тому, ни к другому лагерю, призваны выступать третейскими судьями. Профессора -- представители науки, и писатели -- представители литературы, должны избегать экстремизма обеих группировок: и тех, кто рекомендует капитализм, и тех, кто выступает за коммунизм. Их место -- в стане умеренных. Они должны выступать за планирование, за государство всеобщего благоденствия и социализм, и поддерживать любые меры, направленные на то, чтобы обуздать алчность "управляющих" и не дать им злоупотреблять своей экономической властью. Нет необходимости еще раз детально анализировать ошибки и противоречия, характерные для подобного стиля мышления. Достаточно выделить три основных заблуждения. Первое. Основной идеологический конфликт нашего времени -- это не борьба за распределение "национального дохода". Это и не спор двух классов, каждый из которых стремился бы присвоить себе как можно большую долю из общей суммы, подлежащей распределению. Он заключается в споре по поводу того, какая система экономической организации общества лучше. Вопрос в том, какая из двух систем, капитализм или социализм, обеспечивает более высокую продуктивность человеческого труда, направленного на улучшение жизни. Итак, может ли социализм считаться заменой капитализма и возможна ли в условиях социализма вообще какая-либо рациональная производственная деятельность, то есть деятельность, основанная на экономических расчетах. Фанатизм и догматизм социалистов проявляется в том, что они упрямо отказываются всерьез вникать в эти проблемы. У них давно сложилось убеждение, что капитализм -- худшее из зол, а социализм -- воплощение всего хорошего. Любая попытка проанализировать экономические проблемы социалистического строя рассматривается как "посягательство на святыню". Поскольку условия жизни на Западе пока еще не допускают физического уничтожения "святотатцев", как это делается в России, их попросту оскорбляют и очерняют, пытаясь скомпрометировать их мотивы, и просто бойкотируют. <Последние два утверждения не распространяются разве что на трех-четырех авторов-социалистов нашего времени, которые -- правда, несколько запоздало и без особого успеха -- начали изучать экономические проблемы социализма. В отношении всех других социалистов от самого зарождения социалистических учений до настоящего времени все сказанное справедливо.> Второе. Социализм и коммунизм с экономической точки зрения не различаются. Оба термина обозначают одну и ту же систему экономической организации общества, предполагающую общественный контроль над всеми средствами производства в отличие от системы частного управления ими, то есть капитализма. Оба термина, социализм и коммунизм, синонимичны. Документ, который все марксистские социалисты считают незыблемой основой своей веры, называется Коммунистическим манифестом. С другой стороны, официальное название коммунистической русской империи -- Союз Советских Социалистических Республик (СССР) <о попытке выявить различие между социализмом и коммунизмом см. Мизес "Запланированный хаос">. Антагонизм между сегодняшними социалистическими и коммунистическими партиями не распространяется на вопрос о конечной цели их политики. Он касается, главным образом, стремления русских диктаторов подчинить себе как можно больше стран и в первую очередь -- Соединенные Штаты Америки. Другой спорный вопрос, должен ли общественный контроль над производительными средствами устанавливаться конституционным путем или же насильственным свержением находящегося у власти правительства. Термины "плановое хозяйство" и "государство всеобщего благоденствия" означают на языке экономистов и политиков не что иное, как конечную цель социализма и коммунизма. [Согласно сформировавшейся в середине XX века в США концепции государства всеобщего благоденствия, современное государство располагает возможностями ликвидации пороков "старого" капитализма, устранения социальных противоречий и обеспечения общего благосостояния. Три основные признаки государства всеобщего благоденствия: регулирование частного предпринимательства, высокая доля государственной собственности и социальные гарантии трудящимся, предоставляемые государством.] Введение планового хозяйства означает замену планов отдельных граждан государственным планированием. Предприниматели и капиталисты будут лишены возможности использовать свой капитал по собственному усмотрению и вынуждены будут безоговорочно подстраиваться под планы центральных планирующих органов. Это равносильно передаче правительству контроля, осуществляемого предпринимателями и капиталистами. Следовательно, было бы серьезной ошибкой рассматривать социализм, плановое хозяйство, государство всеобщего благоденствия, как такое решение вопроса об экономической организации общества, которое можно было бы охарактеризовать как "менее абсолютное", "менее радикальное". Социализм и планирование не являются чем-то противоречащим коммунизму, вопреки распространенному мнению. Социалист более умерен, чем коммунист, разве что в том, что он не передает секретные документы своей страны русским агентам и не замышляет покушения на буржуа, настроенного против коммунизма. Это само по себе довольно существенное различие. Но оно никоим образом не распространяется на конечную цель политической деятельности. Третье. Капитализм и социализм -- это две различные модели общественной организации. Частный контроль над средствами производства и общественный контроль -- это понятия не только противоречащие друг другу, но и просто несовместимые. Такой экономической организации, как смешанная экономика, то есть экономика, находящаяся посредине между капитализмом и социализмом, не существует. Все сторонники так называемого промежуточного решения призывают не к компромиссу между капитализмом и социализмом, но к третьей модели, которая обладает своей спецификой и должна оцениваться по собственным заслугам. Эта третья система, -- интервенционизм, -- отнюдь не сочетает в себе, как утверждают ее пропагандисты, отдельные черты капитализма с чертами социализма. Она полностью отличается и от одного и от другого. Экономистов, утверждающих, что интервенционизм не достигает той цели, которую ставят перед собой его защитники, а только усугубляет положение -- не с точки зрения самих экономистов, а только с точки зрения сторонников интервенционизма, -- не следует считать упрямцами или экстремистами. Они просто объективно описывают неизбежные следствия интервенционизма. Когда Маркс и Энгельс в "Коммунистическом Манифесте" призывают к определенным интервенционистским мерам, они тем самым вовсе не имеют в виду компромисс между социализмом и капитализмом. Они рассматривают эти меры -- кстати, те же самые, что составляют сущность проводимых ныне Нового Курса и Справедливого Курса [Справедливый курс -- законодательная программа Трумэна (президента США с 1945 по 1952 г.) -- предусматривала, в частности, государственные меры по обеспечению полной занятости населения] -- как первые шаги на пути к установлению полного коммунизма. Они сами характеризовали эти меры как "экономически недостаточные и несостоятельные" и требовали их исполнения только потому, что те "в ходе движения перерастают самих себя, делают необходимыми дальнейшие атаки на старый общественный порядок и неизбежны как средство переворота во всем способе производства" ["Коммунистический манифест", Маркс К., Энгельс Ф., Соч., т. 4, с. 446]. Таким образом, социально-политическая философия "прогрессистов" -- это призыв к социализму и коммунизму. Романы и пьесы "социального звучания" ПУБЛИКА, увлеченная социалистическими идеями, требует социалистических ("социальных") романов и пьес. Авторы, сами пропитанные социалистическими веяниями, готовы выдать требуемый материал. Они описывают неудовлетворительные условия жизни, которые, как они подсказывают читателю, являются неизбежным следствием капитализма. Они описывают нужду и лишения, невежество, антисанитарные условия жизни и болезни эксплуатируемых классов, они бичуют вопиющую роскошь эксплуататорских классов, их тупость и моральное разложение. По их мнению, все что плохо и уродливо -- имеет отношение к буржуазии, все что хорошо и возвышенно -- к пролетариату. Писатели, которые берутся описывать жизнь прозябающих в нищете людей, делятся на две категории. Представители первой сами никогда не испытывали бедности: они родились и воспитывались в "буржуазном" окружении, либо в среде обеспеченных рабочих или крестьян; для них окружение, в котором действуют герои их пьес и романов, является чужим. Такие писатели должны, прежде чем приступить к творчеству, собрать сведения о жизни низов. И они приступают к исследованию. Но к предмету изучения они подходят, разумеется, предвзято. Они заранее знают, что обнаружат, ибо убеждены, что бедственное положение рабочих превосходит всякое воображение. Они закрывают глаза на все, чего не желают видеть, и обнаруживают только то, что подтверждает заранее сформированное представление. Они усвоили от социалистов, что капитализм -- это система, при которой массы неслыханно страдают, и, по мере развития капитализма и достижения им зрелости, нищают все больше и больше Романы и пьесы писателей этой категории задуманы как иллюстрация данного утверждения Маркса. Плохо не то, что писатели такого типа избрали своей темой изображение нищеты. Художник может проявить мастерство в трактовке любой темы. Вся беда в тенденциозном показе и искаженном толковании общественных условий. Такие писатели не способны понять, что ужасные условия, описываемые ими, это как раз следствие отсутствия капитализма, пережитки докапиталистического прошлого или результаты политики, препятствующей развитию капитализма. Они не хотят понять, что капитализм, породивший массовое производство для массового же потребления, -- это и есть система, по своей сути направленная, насколько это возможно, на ликвидацию нищеты. Изображая пролетария только в качестве производящей силы, они нигде не упоминают о том, что он является также основным потребителем как самих изготовляемых товаров, так и продуктов и сырья, обмениваемых на эти товары. Пристрастие этих писателей к живописанию отчаяния и бедствий превращается в вопиющее искажение правды, когда они пытаются доказать, что описываемые ими условия характерны для капитализма. Статистические данные о производстве и реализации изделий массового производства неоспоримо свидетельствуют, что рабочий отнюдь не прозябает в глубокой нищете. Выдающимся представителем школы "социальной" литературы был Э. Золя. Он дал образец, который использовали затем его менее одаренные последователи. По его мнению, искусство тесно связано с наукой: оно должно основываться на научном анализе и служить иллюстрацией научных изысканий. Основным достижением социальной науки, считал Золя, был вывод о том, что капитализм -- худшее из зол, а пришествие социализма в высшей степени желательна. Его романы "в подлинном смысле слова руководство по пропаганде социалистических идей" <см. Р. Martino in the "Encyclopedia of the Social Sciences", Vol. XV, p. 53>. Но и самого Золя, несмотря на его рвение в распространении социалистических идей и убе