Читать интересную книгу Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых - Василий Звягинцев

…Когда Тарханов появился в боевом расчете отряда «Печенег–3», к нему отнеслись несколько скептически.

Ну, тридцатилетний капитан, пришедший, согласно информации, из строевых частей, никому не известный и явно не сдававший сверхтрудного экзамена на право носить шоколадного цвета берет с золоченым орлом, держащим в когтях меч. Куда ему становиться в один строй с профессионалами, надевшими такие береты в двадцать три — двадцать пять лет.

Имеется у него Георгиевский крест, так и ветер ему в парус, мало ли кто и за что получает высокие ордена. А здесь парни, не отмеченные пока ничем, кроме денежных премий и именных часов, но зато знающие свое дело так, как никому и не снилось. Но раз начальство зачем–то сочло нужным направить его в отряд — кто будет спорить? Удержится — молодец, нет — скатертью дорога.

Такого отношения к себе и ждал Сергей, поскольку службу знал насквозь, с первого дня собственного юнкерства, начавшегося в семнадцать лет, и до сего числа.

И знал, как на подобное реагировать. Прежде всего — не комплексовать и не высовываться, терпеливо выжидать случая, когда сможешь сделать и показать нечто, на что окружающие заведомо не способны.

А пацанов этих, вообразивших о себе бог знает что, он с удовольствием сводил бы хоть в один двухнедельный рейд по настоящим горам Большого Кавказа, а потом посмотрел, что из каждого в итоге выйдет.

Но здесь ведь Москва пока еще. Может, в городе иные критерии.

В конце февраля, получив увольнительную, Тарханов отправился в город. В основном — просто погулять по улицам, возможно, сходить в какой–нибудь театр. С Владой. Отношения у них вроде и выстраивались какие–то, а вроде и нет. По всем признакам, он ей как бы и нравился, но чем–то, похоже, не удовлетворял. Неразговорчивостью, что ли?

Рестораны, увы, пока что исключались, он еще не достиг в отряде такого авторитета, чтобы позволить себе являться на тренировку наутро после выпивки.

Поэтому, перед тем как зайти к Владе, он решил опять наведаться на почту. Прошло уже полтора месяца. Кто знает, куда, под каким именем забросила судьба Вадима, но мог же он за это время хоть на краткий срок оказаться в Москве?

Протянул в окошечко пресловутую купюру и с некоторым удивлением получил из рук барышни узкий розоватый конверт.

Все как уговорились. Напечатано на машинке: «Предъявителю банкноты №… Хранить бессрочно».

Обеспечивающие выполнение этого условия почтовые марки высоких номиналов.

Сергей небрежно сунул конверт в карман, наметанным взглядом окинул операционный зал. Вроде все спокойно.

Прошел в угол зала, спустился под лестницу. В кабинке туалета прочитал письмо. Всего–то три фразы.

«Привет. Слышал о твоей смерти, но отчего–то не поверил. Позвони». И номер телефона.

Позвонил он ближе к ночи, из телефонной кабинки на Ярославском вокзале. Трубку с той стороны сняли почти сразу. Будто ждали.

— Слушаю вас…

Тарханов никогда не говорил с Вадимом по городскому телефону, только по рации, и не мог понять, он это отвечает или же нет. И как следует обратиться, если телефон вдруг прослушивается. Нью–йоркская история его многому научила.

Сказал первое, что пришло в голову:

— Старые рубли вы коллекционируете?

Пауза. Теперь Ляхов соображает, что и как сказать.

Конспираторы…

— Именно. Хотелось бы посмотреть.

— Хоть сейчас.

— Где?

А вправду, где. Он же не знает, в каком месте находится Вадим.

— Книжный магазин на Тверской, рядом с Елисеевским. Отдел филателии. Через полчаса. Успеете?

— Договорились.

Людей в магазине, несмотря на позднее время, было достаточно, чтобы не бросаться в глаза. Тарханов листал толстые каталоги, искоса поглядывая на входную дверь.

Ляхов появился с опозданием на пять минут. В пределе допустимого. Одет он был в штатское пальто и меховую шапку, но Сергей узнал его сразу.

Поставил книгу на полку, проходя мимо, коротко бросил: «Иди за мной».

Свернул в Козицкий переулок, на его середине, в тени нависающего балкона, остановился.

За Ляховым никто не шел.

— Ну, здорово. Рад тебя видеть.

— Ты все–таки жив. Отлично. Не зря я не поверил Чекменеву. Ну и как ты теперь?

— Пойдем куда–нибудь. Чего посреди улицы торчать…

— Пошли. Я тут одно местечко знаю.

Пока спускались к Большой Дмитровке, почти не разговаривали.

Сергей не знал, нарушают ли они с Ляховым какие–нибудь правила. Вроде бы встречаться им никто не запрещал. Просто не подумали их «крестные отцы» о том, что соратники сумеют разыскать друг друга. Да и не разведчики же нелегалы они, просто люди, укрывающиеся от мести террористов. Вполне свободные в своих поступках.

Вадим, очевидно, думал о том же самом.

— Может, познакомимся все же? — предложил, наконец, Ляхов. — Ты теперь кто?

— Арсений Неверов. Служу по специальности, числюсь за Корниловской дивизией. Ты?

— По–прежнему Вадим, но Половцев. Обучаюсь в дипакадемии.

— Нормально.

— …А ты что, по–прежнему кого–то опасаешься? — спросил Ляхов, когда они уже вышли в сквер на пересечении Дмитровки со Страстным бульваром. — Вот тут, за углом, у меня на примете одно заведение есть, в самый раз, по–моему.

— Я теперь всю жизнь кого–то опасаться буду, и не только по той причине, что ты имеешь в виду.

Войдя в притопленную ниже уровня тротуара дверь, они оказались на подобии балкона, с которого прижатый к стене крутой чугунный трап вел в зал, разделенный пополам сводчатой аркой. Наверное, когда–то здесь были купеческие лабазы.

Окна в кабачке отсутствовали, но воздух был свежим, вентиляция вполне приличная.

Под потолком мигали цветные лампы, оставляя столики в полумраке, но с любого из них входная дверь с ярко освещенной площадкой была как на ладони.

— Хорошее место подыскал, — сообщил Тарханов, оглядывая все помещение и присутствующих. Нельзя сказать, чтобы их вид вызывал доверие. Скорее наоборот, самыми приличными здесь были забежавшие перекусить ночные таксисты, а прочая публика в лучшем случае напоминала сотрудничающих с ними сутенеров, продавцов и скупщиков краденого. — Сам старался? Или навел кто?

— Приятель один показал. Как раз примерно на подобный случай. Я здесь уже более–менее свой, а если совсем чужой появится, его запросто отсекут.

— Хороший ты парень, Вадим, — умилился Тарханов, но развивать свою мысль не стал. Зато встреча со старым боевым товарищем вдруг пробудила в нем сентиментальные чувства, которые сразу прогнали предыдущие, сугубо рациональные.

Ну и бог с ними, с завтрашними тренировками, что ж теперь, с боевым товарищем и рюмку выпить нельзя? Вполне можно, если немного, да и капитана Кедрова с его верным начштаба пора потихоньку начинать на место ставить.

Смешно сказать, но, увидев Ляхова, Тарханов ощутил, что он не один теперь на этом свете. Доктор великолепно прикрывал его фланги тогда, прикроет и сейчас. Хотя, казалось бы…

— Закажи что–нибудь пожевать и выпить, если ты здесь свой, и рассказывай, наконец. Прямо от Хайфы и до сего момента.

Ляхов рассказал.

— Да, парень, как тебе раньше везло, так и сейчас везет. Чины при тебе, живешь в тепле и покое, и с дамским полом все в порядке.

Ляхов уловил в голосе товарища не то чтобы насмешку, а скорее нечто вроде зависти.

— А у тебя как?

— Ну, послушай теперь ты. — Тарханов тоже рассказал почти все, только про девушку Владу на всякий случай умолчал. Ни к чему о ней сейчас вспоминать.

— И что делать будем? — спросил Ляхов, наливая в рюмки еще по пятьдесят грамм самой лучшей здесь водки.

— Прежде всего — жить, как жили. Но свой интерес соблюдать. Что бы там ни выходило, а надеяться, кроме как друг на друга, нам не на кого. Сдается мне, что все остальные имеют нас в виду только использовать. Не знаю уж, в каких целях, но обязательно. Зачем бы мы им в другом случае нужны? Князь ладно, я его не видел, но если говоришь, что приличным человеком показался, — верю. А все остальные…

Они почти машинально посматривали на лестничную площадку, поскольку любой подозрительный человек, появившийся там, не мог остаться незамеченным, и времени оставалось достаточно, чтобы уйти черным ходом через кухню и коридоры в многочисленные проходные дворы и переулки Петровки.

Однако все случилось с точностью до наоборот.

Вначале донесся невнятный шум из глубины подсобок, потом крики и топот совсем рядом, и, наконец, несколько человек с пистолетами в руках ворвались в зал.

— Всем сидеть! Руки на стол! Не двигаться! Городская полиция. Сыскное управление!

Ляхов недоуменно взглянул на капитана, рука его непроизвольно дернулась в сторону бокового кармана.

— Сиди спокойно, — прошипел Тарханов и с туманной улыбкой прилично пьяного человека начал наливать Вадиму и себе из графинчика.